Помимо своей чистой, без примеси, габсбургской крови, Рокко VI был избран за ум, терпимость, умение видеть за текущими событиями их истоки и последствия, а также благодаря тому, что настоящая Коллегия Избирателей (члены которой были также доверенными советниками и помощниками Императора) предпочитала совмещать свою работу с бизнес-ланчами. Действительно великий Император, доказывали они, должен знать, как обращаться с анчоусами.

Повестка дня сегодняшнего совещания была короткой, даже короче, чем обычно.

— Итак, начнем, — произнес Лорд Верховный Кардинал. — Я буду minestrone.[8] Фил, тебе insalata di mare Adriatica,[9] правильно? Тони сегодня высказался за рыбный суп, а Марио решил попробовать артишоки. Надеюсь, они сегодня свежие, Роза?

— Они всегда свежие, — отвечала сестра Императора. — Сколько лет вы, парни, ходите сюда? Я хоть раз подала вам несвежие артишоки?

Лорд Верховный Кардинал заверил ее, что это была всего лишь шутка.

— Второе, — продолжал он. — Мне телятина по-сардински, плюс два морских языка. Марио, что ты будешь, цыпленка по-мессински или телятину?

— Телятину, — решительно произнес Его Светлость Пфальцграф. — Цыпленка я и дома поем.

…Покончив с едой, допив свой кофе и воткнув в зубы зубочистки — у Рокко подавали деревянные, как положено, а не эту пластмассовую дрянь, которую вам нынче суют повсюду, — кабинет перешел к последнему пункту повестки дня. Сегодня была очередь Марио.

— У нас есть другие вопросы? — спросил он. Лорд Верховный Кардинал посмотрел на часы.

— Даже если и есть, — сказал он, — их придется отложить до следующего раза, потому что игра начинается через полчаса, а мне еще нужно зайти в аптеку. Что ж, в следующий вторник?

Остальные члены Коллегии подтвердили, что вторник их вполне устраивает.

И наконец, в соответствии с древней традицией Имперский Казначей вытащил из стакана четыре зубочистки и сломал одну из них, и они вытащили жребий, кому платить по счету.

— Спасибо, — осторожно произнес Штат. — Это весьма… гм…

Секретарша одарила его отстраненной улыбкой и вернулась к своему столу, оставив его в довольно смешанных чувствах. С одной стороны, было очень трогательно, что она помнила про его день рождения; с другой — он не мог не отметить с чувством глубокого разочарования, что выбранный ею подарок был еще более неопределимым, чем обычно. Когда он принимал очередное ее приношение за пресс-папье и оставлял лежать на своем столе, оно чаще всего оказывалось каким-нибудь экономичным кухонным приспособлением, и его присутствие в кабинете служило причиной несмываемой обиды. Если же, однако, он приносил его домой и засовывал в большую коробку, что специально для этой цели стояла в чулане под лестницей, тут-то оно непременно оказывалось пресс-папье, и в результате ему приходилось каждое утро самому варить себе кофе на протяжении последующих двух тысячелетий. Сплошные сложности.

— Мои поздравления, кэп! — это был Дензил из почтового отделения; в коричневом бумажном пакете в его руках отчетливо проступали контуры бутылки. Штат тепло улыбнулся ему. Он не пил, но по крайней мере он знал, что именно ему подарили, и мог приблизительно предположить, сколько это стоило. Это был подарок такого рода, какой настоятельно рекомендовали авторы «Социальных взаимодействий на рабочем месте». «Подарю ее мойщику окон на Солнцестояние», — решил он.

— Записка главе департамента, общие ассигнования, — сказал он в свой диктофон. — Касательно, двоеточие, Истина с прописной И, подчеркнуть, с новой строки. С озабоченностью отмечаю, запятая, что цены на необогащенную Красоту вновь поднялись, запятая, на этот раз более чем на шесть запятая сорок два процента, запятая, в то время как бюджетные ассигнования на исследования в этой области были урезаны на два запятая восемь процента, точка. Вследствие этого вынужден просить вас пересмотреть существующее соотношение Красота дробь Истина не позже первого числа следующего месяца, точка. Я бы предложил, запятая, чтобы до будущих распоряжений Красота была на шестьдесят шесть запятая шесть процентов Истиной, запятая, с соответствующей корректировкой обратного соотношения для Истины дробь Красоты, точка. Новый абзац, ряд точек. Директор Штата и тэ дэ. Благодарю. Конец записи.

Он положил пленку в лоток, откуда ее должна будет взять секретарша, и вздохнул. Все винили во всем его, а ведь на самом деле он ни в чем не был виноват. Ну да не стоит брать в голову, этому все равно ничем нельзя помочь. Ничему никогда нельзя помочь. Он порылся в папке «входящих» в безуспешных поисках чего-нибудь, с чем он мог бы справиться.

— Привет.

Штат поднял голову и увидел Гангера в его обычной позиции: половина с этой стороны двери, половина с той.

— С днем рождения, — сказал Гангер. — Я тут принес вам кое-что. Забавная вещица.

Он кинул через комнату маленький пакетик. Штат поймал его и, чувствуя себя несколько неловко, развернул.

— Спасибо, — произнес он после долгого и тщательного исследования. — Это действительно… э-э…

Гангер улыбнулся.

— Там внутри коробки есть листочек, — подсказал он, — в котором написано, что это такое.

— Ага.

Он отыскал упомянутый кусочек бумаги и развернул его.

«БЛАНК ПАПСКОЙ БУЛЛЫ, — гласил он. — ОТЛУЧИТЕ ОТ ЦЕРКВИ ЛЮБОГО ЧЕЛОВЕКА ПО ВАШЕМУ ВЫБОРУ!» Ниже следовали две колонки петитом с подробной инструкцией.

— Отпущение грехов у меня тоже есть, — сказал Гангер. — Если вам не нравится, можно поменять. Как там наш план?

— Ах да, — произнес Штат, бережно убирая коробку в верхний ящик стола. — Я много думал над этим.

— Я тоже.

— И вот что я решил, — продолжал Штат, слегка повышая голос. — Возможно, это несколько менее рискованно в настоящее время, несколько более прямолинейно-административно. Я вот что хочу сказать: мы же не собираемся ограничиваться тем, что будем давать ей улаживать кризисы, не так ли?

— Верно, — произнес Гангер, присаживаясь на краешек стола и беря в руки предполагаемое пресс-папье. — И что же вы собираетесь предпринять? Ха, у моего приятеля точно такая же! Они неплохо работают, если удается их настроить как следует.

— Так вот, — продолжал Штат, — я подумываю об Архиве.

Гангер посмотрел на него.

— Ох, да бросьте вы, — вот все, что он сказал. Остальное можно было легко прочесть по его лицу.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Штат. — Но мы ведь не хотим, чтобы у нее сложилось ложное впечатление, верно? Семьдесят процентов нашей работы — обычная, скучная бумажная рутина: сортировка документов, ответы на запросы, регистрация, предписания и тому подобное…

Он остановился. На лице Гангера, обычно довольно подвижном, застыло абсолютно непроницаемое выражение.

— Впрочем, может быть, вы и правы, — быстро проговорил Штат. — Мы можем бросить ее туда попозже. Что вы скажете о деловом визите в Землетрясения?

Гангер покачал головой.

— Нет, — произнес он, — это вы правы. Абсолютно. Нет-нет, не трудитесь вставать, я все устрою. Я дам вам знать сразу же.

Он встал, щелкнул каким-то переключателем на боку лже пресс-папье, который Штат почему-то проглядел, и вышел из кабинета. Не успел он закрыть за собой дверь, как в воздухе самопроизвольно возникли несколько тончайших розовых лепестков и начали медленно опускаться на ковер. Коснувшись его, они растаяли как снежинки.

— Архив, — вслух сказал Штат. — Архив.

Внезапно на боковой стороне подарка возник маленький красный огонек, затем вновь погас. Штат потратил следующие четверть часа, глядя на него, а потом осторожно накрыл ведомственным циркуляром.

— Архив, — произнес он опять. — Архив. Но почему?

— Это очень просто, надо только привыкнуть, — сказал Норман, инспектор. — Через несколько месяцев ты сама увидишь, что в нашей работе нет ничего сложного.