– До свидания, — оборвал никчемную беседу Глеб. Ему стало горько: "Уж не думают ли и обо мне так же, как об этом горе-ходоке?".

В самом деле, разного рода "странников" по дорогам попадалось немало, и народ этот был никак не уважаемый. Первая пятилетка! — каждому определено твердое место, каждая пара рук нужна.

"Постой, да имею ли я право в такое время совершать переход?" — думалось иногда Глебу. Понятия — пропаганда физкультуры, туризма, — в подобные минуты ему казались легковесными. Но думалось и другое. Советский спорт — это что, не пятилетка? Чем сегодняшний велосипедист хуже какого-то зарубежного "летучего голландца" — рекордсмена? Разве сегодня выносливость и выдержка выпали из повестки дня? Нет! А если и в спорте встречаются Поляковы, то они есть в любом деле. Он не тунеядец, не любитель легкой жизни, он красный командир, пропагандист физической культуры.

Кстати, чтобы закончить с Коляковым. В 1933–1934 годах в Усть-Камчатске снимался фильм "Девушка с Камчатки". В массовых съемках участвовали почти все жители этого рыбацкого селения. И вот однажды режиссер не мог собрать добровольцев на вечернюю съемку. В чем дело?

На стене клуба висела отпечатанная типографским способом афиша:

"Кругосветный пеший путешественник, 

лекция!"

Лекция состоялась на самом деле. Путешественник, высокий сухощавый мужчина, говорил очень корявым языком, но, судя по рассказу, он действительно много видел. Сюда, в Усть-Камчатск, прибыл, обогнув Охотское побережье. По его подсчетам, он прошел что-то 30.000 километров и намерен двигаться дальше.

Назавтра путешественника в селе уже не было. Глебу о нем рассказали через несколько лет, но фамилии не помнили. Вероятно, это и был Коляков.

***

В конце января показались гольцы Хамар-Дабана, восточной каменной ограды Байкала. Славное море, священный Байкал!..

Дорога от Улан-Удэ пошла через горы, вдоль реки Селенги. Травин решил не огибать озеро. От села Кабанска, вблизи которого железнодорожная магистраль сворачивает на юг, он двинул прямиком через Байкал.

Ледяной покров испещрен торосами — красноречивое свидетельство битвы Байкала с оковами зимы. Глеб прислонил к одной из ледяных надолб велосипед и сфотографировал эту картину. Как же, первые торосы…

Снега мало, оттого дорога лишь угадывается. Проехав километров двадцать, Глеб заметил впереди движущиеся точки и вскоре нагнал небольшой обоз.

– Здравствуйте, товарищи!

Возчики, одетые в тулупы и огромные дорожные валенки, ошалело уставились на велосипедиста, на его трусы, легкую куртку и обнаженную голову.

– Здравствуй, коли не шутишь, — ответил один за всех, теребя заиндевевшую бороду. — Откуда такой смелый?

– С Камчатки.

– ???

Ничто не могло заставить поверить рыбаков, что он добровольно отважился на этакое путешествие.

– Физкультура!.. Ведь так и здоровья лишиться можно, — сетовал старший. — приисков, поди, бежишь, пропился вдрызг?

И только паспорт-регистратор убедил случайных попутчиков, что рассказ — истина.

– Ну ладно, товарищи, прощайте, думаю сегодня выйти к железной дороге.

– К Листвянке? Да и мы туда. Вот рыбу везем. И зачем тебе в Ледовитый океан, не пойму, оставайся с нами рыбу ловить. Чем наше море хуже?

– Рассказывают, — ввязался в разговор второй возчик, — там, где Селенга в Байкал впадает, потайной ход в Ледовитый океан есть. Через него и нерпа сюда пришла.

– Брехня. Наше море само по себе, — обрезал старший.

– Мне пора, — торопился Глеб. — до к вечеру поспеть на ту сторону.

– Ишь ты, шустрый, сто верст в день? — мился старик. — ы постой-ка, — хлопая на ходу шубинками, он потрусил к саням.

– Никишка, дай-ко копченого омулька, — говорил он через минуту. — Тпру!.. Простимся, как надо. Раз уж ты такое лихое дело задумал — все заграницы побить, так ветер тебе в спину" — говорил старик, взволнованно тряся Глеба за руку. — А это, парень, возьми с собой для сугрева, — и бережно извлек — хи поллитровку водки. — Мы обойдемся, а тебе надо. Да и Баргузин, чуешь, поддувать начинает…

– За пожелание спасибо, а вина не надо. У меня зарок, — улыбнулся Глеб. — До Камчатки только воду, да и то два раза в сутки.

– И чего человек казнит себя? — покачал головой дед, все не отпуская руки путешественника. — Ну, раз зарок, то понятно. Прощай, друг. Дай бог, чтобы тебе пофартило…

Через десяток минут возы рыбаков снова казались точками на горизонте.

Других встреч на Байкале не было. Поздно вечером Глеб прибыл в Листвянку, деревянный поселок, раскинувшийся у подножья поросших лиственницей горных отрогов. На другом берегу Ангары, у истока которой приютилась Листвянка, виднелась станция Байкал.

В первый раз Травин увидел сибирское озеро-море год с небольшим назад из окна поезда "Москва-Владивосток". И не только увидел. На одной из прибрежных станций Глеб, несмотря на осеннюю пору, попробовал искупаться. Тогда на Байкале гуляли волны, он властно ревел и швырял чуть ли не под колеса острые языки пены. Когда Глеб кинулся в клокотавший накат прибоя, то испытал чувство охотника, встретившего могучего, дотоле неизвестного зверя: и любопытно, и жутковато, и хочется немедля помериться силами…

А сейчас Байкал послушно подставил свою, закованную в ледяной панцырь, грудь: мол, пользуйся мной как мостом. Глеб и воспользовался, прочертил через озеро тонкую ниточку велосипедного следа. Только все равно мало нового узнал он о "славном море"…

На ночлег спортсмен остановился на Байкальской озерной научной станции. Сотрудник ее — близорукий толстяк, был влюблен в свое озеро.

– Наша станция очень молода, — рассказывал он вечером за чаем. — Открылась только в прошлом году. Теперь музей создадим… Байкал заслуживает собственного научно-исследовательского института. Озеро-загадка. Амплитуда споров о его прошлом колеблется так: одни говорят — озеру семьдесят миллионов лет, а другие — двести миллионов… Пять тысяч видов животных и рыб, причем, многие обнаружены только в Байкале и больше нигде. В общем — самое глубокое в мире, самое богатое живыми организмами, самое чистое, самое загадочное…

– А что это за причалы с арками на берегу? — спросил Глеб.

– Это тоже байкальская эпопея. До того, как были сооружены туннели, транссибирская магистраль прерывалась в Листвянке. Поезда отсюда перевозились на другую сторону на пароме, или правильнее, на ледоколе с рельсовыми путями. Два с половиной часа — и поезд на той стороне, на станции Танхой. Но ледокол во время войны сгорел, а береговые сооружения стоят, вроде памятника…

– Слушайте, а как бы вы посмотрели на такое: объехать на велосипеде весь бассейн вашего озера. Здорово?

– Еще бы! — научный работник от волнения снял очки и начал покусывать дужки. — Еще бы. Триста рек в него впадают и только одна вытекает — Ангара. И озеро, ничего, справляется с такой бухгалтерией, балансирует… Так, как вы сказали, объехать весь бассейн и со всеми реками, очевидно? Чудесно… Только на это не хватит жизни.

***

Если развернуть белоснежную ленту зимней дороги от Иркутска до Красноярска, вьющуюся бесчисленными петлями по обеим сторонам железнодорожной магистрали и еще раз обвитую лентой сплошной тайги, а затем прокрутить ее через киноаппарат, то увидим довольно однообразные кадры — тайга…

Передо мной старые потертые негативы фотоаппарата "Кодак". Снимки делал сам путешественник. На них заломы и мари, непроходимые чащи. А вот вид тайги с вершины горы — бескрайнее море, зеленое и зимой, дышащее морозным здоровьем и солнцем.