– Вас, батенька, на два века хватит. Благословляю во славу русского спорта. Как говорится, ни пуха, ни пера!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

ИТАК, запомним дату — 21 ноября 1929 года. Заполярный город Мурманск.

Немногим более года потребовалось Травину, чтобы пройти сорок пять тысяч километров вдоль сухопутных границ Родины, трактами и караванными тропами, степными шляхами и болотными гатями; пробиться по бездорожью через озерный Северо-Запад и Лапландию. И вот теперь предстоял новый бросок по необъятным просторам Арктики, по мало изученному краю.

В самом деле. На географических картах тех лет не всегда увидишь даже столь привычное теперь название "Северный Ледовитый океан", некоторые ученые склонны были именовать его Полярным морем, считая этот гигантский бассейн частью Атлантического океана. Известный этнограф В. Г. Богораз, основываясь на общности культур народов круговой арктической области, не прочь называть его Арктическим Средиземным морем. Море, носящее славную фамилию русских исследователей Арктики Харитона и Дмитрия Лаптевых, называли иногда именем Норденшельда. Границы нынешнего Восточно-Сибирского моря обычно отодвигались до Аляски. Вовсе нет Чукотского моря…

Острова?.. Неуверенным пунктиром намечена даже Северная Земля! Только в 1932 году будет опубликована ее первая карта, составленная советским полярным исследователем Г. А. Ушаковым. До сороковых годов будут искать легендарную землю Санникова, в существование которой горячо верил академик Владимир Афанасьевич Обручев. Это он писал: "Земля Санникова существует и ждет своего отважного исследователя, который первым вступит на ее почву и поднимет на земле флаг, будем надеяться, советский".

Радиостанции имелись лишь на Югорском шаре, Вайгаче, в поселке Морресале на полуострове Ямал и на Диксоне А далее, до Уэлена, на всем огромном пространстве Северо-Восточной Азии — ничего. Только через два года пройдет в одну навигацию сквозным рейсом этот путь ледокольный пароход "Сибиряков".

Но если береговая арктическая полоса все же была описана довольно точно, то карты материкового Заполярья мало чем отличались от карт, составленных еще Великой Сибирской экспедицией XVIII века. Всего пару лет прошло с тех пор, как геолог С. В. Обручев-младший открыл в Якутии одну из величайших горных цепей, назвав ее хребтом Черского. Так плохо в те годы знали северный край. И по нему-то предстояло двигаться в одиночку велосипедисту Травину.

Как бы то ни было, Глеб радовался повороту на восток. То, к чему он так готовился, началось. Ничто не омрачало его настроения: велосипед служил исправно, здоровье отличное. А там, на Камчатке, ждала удивительная девушка, сказавшая тогда в Петропавловске, на пирсе:

– Когда тебе будет особенно трудно, ты обязательно думай о нас, о твоих петропавловских товарищах, обо мне. Мы все будем тебя очень ждать.

Ждет! Горячей волной прошла по сердцу радость. Хорошо спешить, когда тебя ждут!..

Зима в Мурманске много теплее сибирской. Да и полярная ночь, начавшаяся с ноября, далека от того, что он представлял по многочисленным описаниям — серые туманные сумерки, а в полдень и вовсе светло. Только сполохи северного сияния удивляют своей необычностью.

Внимательно изучив карту Кольского полуострова, посоветовавшись со старожилами, Глеб решил двинуться на Архангельск по берегу.

…Вот и скрылись за спиной огни Мурманска, мигнул в последний раз луч маяка. Так буднично начался полярный маршрут спортсмена. Подогретый Гольфстримом, океан дышал сыростью, без устали катил в неведомую даль свинцовые волны. Льды, чувствовавшие себя в этом краю в гостях даже зимой, жались в устьях речушек. Снег на самом берегу тоже не держится — убит прибойной волной, смыт частыми моросями, сдут ветрами. Сугробы только в тундре, в заветренных местах, в расщелинах, а рядом-голый обледенелый гранит. "Вело-пеше-пробег", — чертыхался про себя Глеб, слезая с машины через каждые сто-двести метров, чтобы обойти очередное препятствие.

Пустынно. Тресковый сезон кончился, рыбацкие станы, с соляными складами, бараками, пристанями и небольшими рыбозаводами пустовали.

Прибрежные скалы, высокие и обрывистые, постепенно снижались, кое-где выходя в море срезанными мысами или отмелями. Чем дальше на восток, тем дорога легче. Пологий берег Беломорского горла в некоторых местах так слит со льдом, что отличить, где море, где суша, можно по торосам. До восточной стороны горла каких-то четыре десятка километров… И как всегда, неожиданное "но". Торосистый припай, нарастающий постепенно с обоих берегов, еще не сошелся — в середине пролива зияли трещины и полыньи. Прежде чем сделать очередной шаг, приходилось прощупывать снег и осторожно перебираться по качающимся под ногами льдинам…

Но как ни труден путь, а через пятнадцать дней велосипед Травина уже катил по заснеженной набережной Архангельска. Город начался лесопильным заводом, штабелями леса, раскинувшимися на десятки километров вдоль Северной Двины. Параллельно реке тянулись улицы, пересеченные множеством коротких переулков. Планировка ленинградская, только дома в большинстве деревянные, из северной сосны.

По улице Павлина Виноградова — главной городской магистрали — звенели трамваи. "Смотри-ка, наоборот ходят", — удивился Глеб левостороннему, на английский манер, движению транспорта.

У здания крайисполкома бряцал на лире полуголый мраморный мужчина, слегка задрапированный в римскую тогу. "Михаил Васильевич Ломоносов, — прочел Травин на постаменте. — Вот каким вас спортсменом изобразили, Михаил Васильевич, закаляетесь?".

В исполкоме заинтересовались оригинальным путешественником. И не только заинтересовались. Понимая, с чем он столкнется, оказали необходимое содействие. Это традиционная черта города отважных поморов — встречать и провожать полярных следопытов. Если бы стольких он встретил, скольких проводил в полярные льды…

Травина снабдили легкой и вместе с тем очень теплой меховой одеждой, выдали новые карты, пополнили запас шоколада. В сумке-мастерской прибавилась инструмента. В удачу похода мало кто верил, но желали ее все…

Нет, не оставались люди безучастными к смелому спорт смену, пославшему вызов северной природе. И в этой дружеской поддержке он черпал уверенность, столь необходимую перед свершением всякого серьезного и опасного дела.

Камчатский областной совет физкультуры и спорта вручил спортсмену личный вымпел

Первая задача — пробраться на Печору была осуществлена за три недели. На этом участке зарегистрировано четыре пункта: Холмогоры, Пинега, Лешуконское и, наконец Усть-Цильма на Печоре (27.XII).

От Архангельска двигаться было сравнительно просто — почтовая дорога, которую по старой памяти еще называли "Столичной": болотистые места замощены бревнами, мосты, насыпи… Часто попадаются большие села, плотно застроенные высокими домами, с непременной площадью в центре и с пашнями за околицей. Через леса, в которых лиственница перемежалась с сосновыми борами, пробита просека. Здесь же тянулась телеграфная линия.

Но вот позади крутые берега Мезени. Дорога еще есть, но ее тоненькая ниточка то и дело рвется проталинами, разливами невидимых под снеговой шубой болотистых речек и речонок, заторами льдин, взломанных напором ключей. Все мельче и реже селения, все дремучее лес. Пройдя низины, просека стала подниматься — начались отроги Тиманского хребта, водораздела бассейнов Мезени и Печоры. Глебу приходится часто слезать с велосипеда, взбираясь по крутым подъемам, обходя обрывы. В одном распадке он наткнулся на заимку. На берегу озера, окруженного лесом, стояло несколько строений. Большой двухэтажный дом, срубленный из толстых, почерневших от времени и сырости бревен, с высоким крыльцом, украшен флюгером, резным карнизом и наличниками.