В апреле 87-го года они переехали. Для Труды началась новая жизнь. Больше никаких соседей, все раздражающие факторы исключены. И с нею был Бен — сын, которого Труда так сильно желала. Парень в свои четырнадцать лет крепкий, как дуб. Ребенок, который хохоча катался по земле, когда мать его щекотала. Ребенок, который вечером терся щекой о ее плечо. Ребенок, один-два раза в неделю убегавший во второй половине дня на двор Лесслеров. Он часто тащил туда под мышкой ящик, подаренный ему Тони и Иллой фон Бург в пестрое воскресенье. Он не мог считать до трех, но показывал своей маленькой сестре и Бритте Лесслер, как нужно просовывать различные деревянные фигурки в подходящие им по форме отверстия.

Вечером, после очередного мирно прошедшего дня, Антония не раз повторяла Паулю: «Это лучшая идея, когда-либо приходившая мне в голову. Я должна была сделать это гораздо раньше, пока все с ним не зашло так далеко. И пусть хоть кто-нибудь попробует сказать, что Бен злой. Он — овца, нужно только по-дружески с ним обращаться».

Антония радовалась вместе с ними, когда в мае 87-го года исполнилась давнишняя мечта Труды и Якоба. Честно говоря, причиной послужил не только случайно меткий выстрел, которым Якоб сбил птицу. Все было тщательно обдумано и оговорено. Король стрелков. Речь шла не только о праздновании, необходимо было оплатить все, что обошлось бы недешево. Но они экономили каждую копейку и при строительстве дома во многом себя ограничили.

Большей частью это была заслуга Труды. Она отказалась от современной стандартной меблированной кухни и новой спальни. Довольствовалась старым гарнитуром для гостиной. Следила, чтобы деньги не летели на ветер, и заботилась о том, чтобы Бен не оставался без дела. За каждый расцветший куст чертополоха, за каждый найденный и принесенный с поля черепок она его обнимала: «Я так рада, что ты подумал обо мне. Ты — мой хороший Бен, мой самый лучший».

У него краснели уши от похвалы, на следующее утро он снова убегал, чтобы найти и принести новые сокровища для матери. Порой его охватывала тоска, и тогда он бежал ко двору Лесслеров, дикими прыжками, словно козел, скакал по двору с Таней или Бриттой на спине, играл с ними в прятки или просто дурачился.

В то время как Труда заказывала платье королевы, в котором собиралась выступить на балу стрелков, он с колотящимся сердцем лежал рядом с кроватью Антонии и с нетерпением ждал, когда чей-нибудь детский голосок вскрикнет: «Я нашла его!»

В то время как Труда обдумывала, взять ей сына проехаться с ней в открытой карете или лучше оставить его на время прохождения процессии у Антонии, он осваивал воронку. Копаясь среди груды обломков, Бен нашел маленький комок грязи, оказавшийся драгоценностью после того, как он повертел его несколько минут в руках и потер о штаны. Найденное кольцо мать Рихарда Крессманна получила при помолвке. Но он не понимал ценности находки, его привлек только блеск вещицы. За это заслужил самую большую похвалу.

Труда отложила кольцо в сторону и при случае отдала его Рихарду Крессманну. У Рихарда увлажнились глаза. И Труда решила, что позволит Бену проехать по деревне в открытой карете, сняла с него мерки и на следующий день заказала праздничный костюм.

А в одну из пятниц в августе 87-го года во второй половине дня Андреас Лесслер встретился у пролеска с Сабиной Вильмрод. Сабина, на год старше старшего сына Пауля, единственная дочь небедного отца и уже гордая обладательница малолитражного автомобиля, выбрала для обратного пути дорогу мимо нового двора Шлёссеров и дальше через деревню, в то время как Андреас неторопливо возвращался домой по проселочной дороге, мимо воронки.

Проезжая по деревне, Сабина Вильмрод отметила про себя изрядное количество людей на улице, явно взволнованных каким-то событием. Навстречу ей двигалась патрульная машина. По мегафону раздавалось обращение к населению с просьбой помочь в розыске пятнадцатилетней Урсулы Мон. Полиция давала описание девушки и обращала внимание на то, что речь идет о больном беспомощном существе, которое не в состоянии даже назвать свое имя и фамилию. Того, кто заметит девушку, просили ее задержать и немедленно известить семью Мон, проживающую на Лерхенвек, или позвонить в полицейский участок Лоберга.

Позже Тея Крессманн сообщила, что фрау Мон после нескольких неприятных инцидентов не разрешала больше бегать дочери без присмотра по деревне, а в середине дня взяла ее с собой на прием к врачу. На время обследования она оставила девушку, игравшую с головоломкой, в приемной. И ни один из присутствующих людей не задержал Урсулу, когда она вскоре после того, как мать зашла в кабинет врача, покинула приемную.

Молодая дама, работающая в приемной, как раз звонила и не обращала внимания на покидающих помещение людей. Несколько позже двое прохожих сообщили, что видели Урсулу, сидевшую в расстегнутой блузке на скамье на рыночной площади. Куда девушка отправилась потом, разговаривал ли с ней кто-нибудь, садилась ли она в машину, — никто не знал.

Когда Андреас Лесслер достиг воронки, было начало девятого, и поиск Урсулы Мон продолжался уже несколько часов. Андреас заметил между грудой обломков склонившуюся фигуру. Он полез вниз во впадину, собираясь отвести Бена домой. Подойдя ближе, он увидел, что Бен возится над бездыханным телом девушки.

Объятый ужасом Андреас бросился прочь и через десять минут, запыхавшись от бега, достиг родительского двора. Он хотел броситься в дом к Антонии, но перед дверью неожиданно угодил в руки отца. Заметно заикаясь от шока, он пролепетал о том, что увидел в воронке:

— Там Бен. С девушкой. Она голая. Мне показалось, что она мертва.

Как несколько позже установил Пауль, Урсула Мон была жива, однако вся в крови. На голом теле было наклеено около дюжины листов всевозможных растений. Осторожно сняв один из них, Пауль обнаружил под ним рану. При беглом осмотре Пауль насчитал около пятнадцати колотых и резаных ран. На самом деле их было даже больше.

Пульс был еще осязаем, дыхание хоть и слабое, но ритмичное. Экстренных мер по спасению жизни не требовалось. К тому же при таком множестве кровоточащих ран Пауль и не осмелился бы их проводить.

Рядом с Урсулой Мон сидел Бен. В руке пучок зелени. Чуть дальше в траве валялась складная лопатка. Внимательно посмотрев на дрожащие пальцы Пауля, он указал на одну из резаных ран.

— Больно, — заметил Бен.

— Да, — подтвердил Пауль охрипшим голосом, поднялся и огляделся вокруг. Предметов одежды нигде не было видно. Примерно в десяти метрах он заметил кучу земли, рядом свежевырытую неглубокую яму, по длине соответствующую росту человека.

На какой-то момент Пауль страдальчески закрыл глаза, потом, взглянув на валяющуюся на земле складную лопатку, указал на неглубокую яму и спросил:

— Ты вырыл яму?

Бен никогда не говорил «да» или «нет». Когда его о чем-нибудь спрашивали, он только кивал или качал головой. Но уже много лет тому назад Пауль, как и Труда, сам пришел к выводу, что ответ Бена не зависел от поставленного вопроса, а в основном от тона, которым его задавали. Пауль постарался задать вопрос ровным голосом. В ответ никакой реакции. Бен только поднял руку с пучком зелени, прикоснулся к трем наклеенным листам и сказал:

— Прекрасно делает.

— Встань, — потребовал Пауль. — У тебя есть нож?

Бен поднялся и покачал головой.

— Руки прочь, — сказал он и приглушенным голосом добавил: — Сволочь.

Пауль кивнул. «Овца, если только с ним по-дружески обращаться» — так говорила Антония. А если враждебно? Пауль подумал о девушках, за которыми Бен бегал по деревне, обзывал и потом размахивал ножом перед глазами. Он с ужасом посмотрел на окровавленное тело, потом перевел взгляд на лопату, на яму и снова повернулся к Бену. Ему тяжело далось перейти на манеру изъяснения Бена. Но таким образом он надеялся получить хоть мало-мальски вразумительный ответ.

— Ты трогал ее? Ты сделал сволочи больно?

Бен снова покачал головой, как посчитал Пауль, довольно убедительно и энергично. Затем он издал низкое ворчание, похожее на рокот мотора, и мигнул обоими глазами, подражая кошачьим повадкам.