По всей видимости, Бен свернул маленькой Аннете шею, иначе ребенок защищался бы против грубой хватки, кричал и дрыгал ногами, думала Герта. Ничего подобного не происходило. И когда Бен положил тело в траву, ребенок оставался неподвижным.

Бен внимательно огляделся вокруг, обнаружил сидевшую у окна Герту и поднял руку, как будто собираясь ей помахать. Но в руке у него был нож. Герта Франкен видела, как он наносит удары, снова и снова. Видела, как он рвет в клочья платьице с безжизненного тела, видела, как он лег на ребенка. И даже бесстыжие движения, которые он делал бедрами.

Когда и где он все это видел, не подлежало сомнению: в ночь убийства в ее саду. Там же он и подхватил новые слова. В ту ночь Герта Франкен слышала, как убийца точно так же тяжело запыхтел, когда девушка пнула его по чувствительному месту. «Сволочь проклятая, погоди! Сейчас ты у меня остынешь! Будет ой как холодно!»

Затем Бен встал, удостоверился, что Герта по-прежнему сидит на своем месте, взял за ноги предполагаемый труп, потащил его к открытой шахте и бросил туда.

Когда через два часа с ужином пришла Хильда Петцхольд, оцепеневшая Герта Франкен так и сидела у окна своей каморки. Хильда поднялась по лестнице и, почуяв неладное, замерла в дверях.

— Герта, тебе плохо?

— Он зарезал ребенка, — глухим голосом выговорила Герта.

Хильда Петцхольд сразу не поняла, что она имеет в виду.

— Девчушку Лесслер, — с убедительностью сказала Герта. — Бен зарезал ее и бросил в шахту. Так же, как тот парень в последнее воскресенье сделал с Марией.

— Ты с ума сошла, — сказала Хильда Петцхольд. — С Марией все в порядке, никто ей ничего плохого не делал.

— Но я видела, — настаивала Герта Франкен.

Только во вторник о розысках, не ограничившихся воронкой и пролеском, было упомянуто в прессе. О ходе расследования с плохо скрываемым упреком рассказывал компетентный журналист местной газеты, не получивший почти никакой информации и не имевший толком понятия о деле.

Полицейскому ведомству, а именно главному отделению, находившемуся в Лоберге, удалось наконец разыскать обоих молодых мужчин, к которым Марлена Йенсен села в машину. В статье говорилось, что арестом Клауса П. и Эдди М. полицейские обязаны исключительно бдительности молодого Дитера К. Подразумевался Дитер Клой. При других обстоятельствах его «рискованная операция», как выразилась пресса, могла вызвать только усмешку.

Унижение, доставленное ему Клаусом и Эдди на глазах у Марлены, не давало Дитеру покоя. Как много лет тому назад, не получив Марию, Бруно поклялся Паулю Лесслеру, Хайнцу Люкке и Эриху Йенсену в жестокой мести, так и Дитер не хотел допускать, чтобы его соперники легко отделались. Так как отец запретил ему, пока на лице не пройдет синяк, открыто появляться в общественных местах, Дитер каждый вечер устраивал засаду на автостоянке при «da саро». По будням дискотека тоже была открыта. И в субботу его терпение было наконец вознаграждено.

Вечером, как ни в чем не бывало, Клаус и Эдди прибыли в «da саро». На этот раз они решили попытать счастья с Каролой Юнгер, пятнадцатилетней девушкой из района новостроек на Лерхенвек. Карола вскоре после часа ночи тоже села на заднее сиденье машины рядом с Эдди. Клаус уселся за руль и направил машину на проселочную дорогу, по которой, если у бунгало Люкки не сворачивать налево, можно добраться до двора Лесслеров. Клаус свернул. И Дитеру Клою не оставалось ничего другого, как с выключенными фарами последовать за ними.

Приблизившись к огороженному колючей проволокой яблоневому саду, машина остановилась. Дитер также остановился на безопасном расстоянии, немного не доехав до бунгало Люкки. Теперь ему снова пришлось запастись терпением. Карола Юнгер ничего не имела против, чтобы развлечься с Эдди на заднем сиденье. Но когда Клаус тоже перелез назад, ублажать двоих парней ей показалось слишком. После короткой яростной борьбы Карола обнаружила себя на проселочной дороге. Сумка, куртка и другие предметы одежды полетели ей вслед, машина с Клаусом и Эдди быстро умчалась.

Дитер Клой подобрал растерянную девушку и отвез ее в полицейский участок города Лоберга. Там, с особой настойчивостью напирая на факт исчезновения Марлены Йенсен, он рассказал полицейским о своих наблюдениях в прошлый уик-энд. Дежурный полицейский проинформировал руководителя ведомства. По номерным знакам автомашины установили адрес Эдди — машина была записана на его имя.

Ни у кого не возникло даже мысли спросить Дитера Клоя, почему он не запомнил номерные знаки, когда Марлена садилась в ту же машину. А также поставить в известность прокуратуру и настоять на том, чтобы уголовная полиция заинтересовалась наконец местонахождением Марлены Йенсен. Несмотря на тревожные обстоятельства исчезновения девушки, руководителю ведомства дружба с Эрихом Йенсеном казалась важнее служебного долга, а Эрих любой ценой хотел избежать скандала.

В шесть утра Эдди вытащили из кровати, чуть позже вместе с Клаусом он уже сидел на допросе. Вначале оба молодых человека все отрицали, утверждая, что с Марленой Йенсен они перекинулись только парой слов. После очной ставки и показаний свидетеля парни стали утверждать, что отвезли Марлену домой. И высадили, но только не перед родительской квартирой, а на краю деревни. Она сама настояла на этом, боясь, что отец заметит ее ночную вылазку.

Пока проходил допрос, один из полицейских обыскал машину Эдди и обнаружил многочисленные, защемленные между сиденьем и спинкой волосы, длинные и белокурые, как у Марлены Йенсен. Кроме того, на полу салона он нашел две вырванные звездообразные заклепки. А руководитель ведомства знал от Марии Йенсен, что подобные заклепки были на джинсах ее дочери.

Такие улики, как волосы и заклепки, а также угроза предоставить продолжение допроса Эриху Йенсену произвели необходимое действие. Клаус и Эдди признались, что собирались предпринять с Марлен то же, что и с Каролой Юнгер. И так же, как Кароле, позволили Марлене выйти. Слишком мягкое высказывание: полуголую Каролу они просто вышвырнули из машины.

Клаус заверил полицейских, что они так поступали всегда, если девушки отказывались участвовать в развлечениях втроем. В доказательство своих слов он привел несколько фамилий. В воскресенье никого даже не вызвали для проверки показаний обвиняемых, на то оно и воскресенье. Только в понедельник приступили к опросу упомянутых Клаусом девушек. Некоторые подтвердили показания Клауса. Некоторые вообще отказались давать какую-либо информацию.

С семнадцатилетней Свеньей Краль полицейским поговорить не удалось. Родители с июля не имели о дочери никаких известий. И ни один из них не дал себе труда сообщить об исчезновении Свеньи в полицию. Они и теперь считали излишним писать по этому поводу заявление.

Отчим Свеньи был безработным и пил, в семье росли еще трое детишек — младшие сестры и брат Свеньи, с которыми ей приходилось делить комнату. Мать, работая в нескольких местах уборщицей, умудрялась держать семью на плаву и давно уже подозревала, что Свенья увлекается наркотиками. Дело в том, что дочь неоднократно посягала на жалкую зарплату матери. Родители полагали, что девушка сбежала в Кельн. Полиция согласилась с их мнением. В прессе имя Свеньи Краль не упоминалось.

Когда Якоб прибыл вечером с работы, он нашел газету на кухонном столе. Труды дома не было. Якоб внимательно прочитал статью и почувствовал, как будто тяжелый груз навалился на его плечи. Если показания обоих задержанных соответствуют фактам…

Ночью на проселочной дороге возможность случайной встречи невелика. Если только не предположить, что кто-нибудь сидит в засаде. Но ни один человек в здравом уме не стал бы там прятаться. Мужчина с трезвой головой, страстно жаждущий молодую девушку, нашел бы другое решение для удовлетворения своих желаний. Ночью только один человек, с разумом комара, мог залечь в кукурузу. И не в ожидании девушки. А только потому, что рассчитывал на доброе слово и плитку шоколада от друга Люкки.