В яблоневом саду слишком опасно. Самым идеальным местом представлялся ему сад Герты Франкен. В рост человека заросли травы, в середине старая груша и чудовищно разросшиеся одичавшие кусты малины, — здесь невозможно ничего испортить. И было бы странно, если бы это место не удалось сделать привлекательным для Бена. К тому же он непосредственно на глазах у Герты будет заниматься безобидными вещами, и, вероятно, старуха расскажет другим о его занятиях.

Несколько дней Якоб обдумывал, как все обустроить. В ходе исследования он даже влез на старую грушу, и там ему в голову пришла идея построить убежище на ветвях дерева. С высоты грушевого дерева открывался великолепный вид. На три стороны света простирались поля корнеплодов, пшеницы, картофеля и полосы ржи. В ясные дни на западе можно было разглядеть верхушку колокольни кирхи в Лоберге. Даже в пасмурные дни ее призрачный контур, словно указующий палец, устремлялся в небо. На востоке виднелся лес. На юго-востоке, за полями, явственно проглядывалась воронка с развалинами бывшего двора Крессманнов.

Если находиться в саду, огромной воронки не было видно, но сидящему на дереве ее край хорошо виделся на фоне полей. Более чем богатое предложение для острых глаз Бена. И в своем перепутанном мозгу он мог бы придумать себе новые цели, оправдывающие его прогулки.

Неожиданно для себя Якоб быстро договорился с Гертой Франкен. От своего сада престарелой соседке не нужно было ничего. И прежде она ничего не имела против, когда Труда собирала здесь малину, кроме разве что нескольких стаканов желе для себя. Бен не слишком обременял ее, и потому Герта была готова за маленькую ежемесячную сумму предоставить сад в полное распоряжение Якоба. При условии, что тот будет держать рот на замке, чтобы социальное ведомство не надумало сократить скудную прибавку к ее жалкой пенсии.

Уже на следующий день Якоб начал готовить для сына место, удалив самые рослые сорняки, окружавшие грушу. Подрезал кусты малины, чтобы Бен не поцарапался. В общих чертах Якоб обрисовал Труде свой план и наказал несколько дней держать Бена подальше от сада.

Несколько вечеров подряд Якоб таскал на себе доски, молоток и гвозди в кармане брюк и наконец укрепил на груше платформу. Управившись, встал на середину, принялся раскачивать и пружинить платформу, сначала на коленях, потом решился на несколько прыжков, пока не убедился, что пол выдержит сына несколько лет. Стены Якоб тоже частично соорудил из досок, частично из гофрированного металлического листа, которым покрыл и крышу.

Когда после окончания работ Якоб вечером привел сюда Труду, у нее на глазах выступили слезы умиления. Вначале она некоторое время просто безмолвно стояла на месте. Затем скользнула по Якобу благодарным взглядом, ухватилась обеими руками за веревочную лестницу, которую муж собственноручно сплел и закрепил на одной из самых надежных ветвей. Труда вскарабкалась и с большим животом с трудом протиснулась через лаз, опустилась на корточки и стала смотреть через узкие смотровые щели, которые Якоб оставил между стенами и крышей. Якоб услышал только ее голос: «Да, прекрасно сделано. Отсюда он сможет увидеть все, а его не будет видно никому».

Чтобы сделать новое место для Бена более привлекательным, Труда придумала еще кое-что. В сарае валялся старый оцинкованный резервуар-поилка для скота. Вместе с Якобом Труда притащила его к груше и установила между обрезанными кустами малины на защищенном от ветра месте. Якоб наполовину закопал резервуар в землю. Труда притащила несколько ведер воды и вылила в емкость, чтобы Бен понял, какую радость можно извлечь из подобного сооружения.

Когда на следующее утро она привела сюда сына, он как громом пораженный, с полуоткрытым ртом замер на месте, пристально глядя вверх на ветви широко распахнутыми от удивления глазами. Затем подбежал к резервуару, принялся прыгать и скакать, не в силах остановиться.

В то лето убежище на груше стало для всех благословением. Ежедневно спозаранку Бен выбегал из дома, и даже обедом его невозможно было завлечь обратно. При изнуряющей жаре он залезал в резервуар, обеими горстями поливал воду себе на голову и затылок. Если было прохладно, лежал в убежище на ветвях дерева, рассматривая через прорези местность. Или занимался тем, что на свой лад наводил порядок в саду Герты Франкен. Крапиву, чертополох и дикий овес он упорядочивал наподобие грядок в огороде Труды.

Теперь Бена больше не тянуло на рыночную площадь, в кафе Рюттгерс, к школе или детским площадкам в районе новостроек на Лерхенвек. Никто больше не приходил к Шлёссерам, чтобы пожаловаться на него. На время Бен потерял интерес даже к куклам Аниты.

Труда перевела дух, почувствовав что-то вроде покоя и даже некоторую радость, когда думала о еще не рожденном существе. Иногда она даже позволяла себе час отдыха во второй половине дня. Затем шла взглянуть на сына и убедиться, что он мирно играл в резервуаре, сидел в убежище на ветвях деревьев или пересаживал чертополох. Иногда она сообщала ему, хотя он, вероятно, и не понимал, что сейчас пойдет навестить Антонию и скоро вернется. Затем неторопливо прогуливалась триста метров до двора Лесслеров.

Женщины разговаривали о том, что происходило в деревне. Не слишком много событий, если не принимать во внимание первые месяцы 81-го года. Крессманн устроил Игорю такое пышное погребение, что некоторые задавались вопросом, не вообразил ли себе Рихард, что хоронит последнего русского царя.

После похорон Рихард не просыхал три недели. Затем до его ушей дошло, что его подозревают в смерти невесты Хайнца Люкки. Половине деревни Рихард пригрозил подать на них в суд за клевету, а свой «мерседес» дать на освидетельствование полиции. Конечно, невозможно было установить, по какой стороне дороги он ехал. Двенадцатилетняя дочь погибшей, выйдя наконец из комы, не смогла вспомнить никаких подробностей происшедшей аварии.

В мае Рихарду все же пришлось лишиться водительских прав. Втихаря поговаривали, что причиной стало более трех промилле содержания алкоголя в крови. Граничило с чудом, что, несмотря на такое состояние, он целым и невредимым добрался до дома. Говорили, что полиция поймала его только перед дверью дома… Что подкараулили его и схватили по анонимному доносу. Некоторые предполагали, что доносчиком был Хайнц Люкка. Но невозможно было ничего доказать. Например, Тони фон Бург тоже был бы не против, чтобы Рихарда отстранили от вождения автомобилем. Отныне к трактиру Рупольда Рихарда постоянно подвозила Тея.

Похороны Вернера Рупольда прошли тихо и мирно. Трактир перешел к двоюродному брату умершего. Нового хозяина звали Вольфгангом, и он, по единодушному мнению Якоба и Пауля, был приятным и энергичным мужчиной.

Хайнц Люкка после гибели из-за несчастного случая невесты лишился и овчарки. Пса пришлось усыпить, после того как он разорвал персидского кота и владелец животного выпустил в него целый заряд дроби.

Мария Йенсен по-прежнему, завидев беременную женщину, не в силах справиться с подступающими слезами, каждый раз спешно покидала аптеку. Эрих опасался, что из-за столь сильных переживаний по поводу выкидыша в ноябре жена может впасть в депрессию, к тому же Антония теперь ожидала уже четвертого ребенка. Предусмотрительный Эрих послал Марию на двухнедельный курс лечения.

У Иллы фон Бург гинеколог в груди обнаружил узел. В те дни, когда Илла лежала в больнице, Тони неоднократно повторял в трактире Рупольда, что, если опухоль окажется злокачественной, он последует за женой. К счастью, скоро выяснилось, что новообразование было доброкачественным.

Однако с большей охотой Труда делилась с Антонией собственными планами и желаниями. Она от всей души надеялась, что Якоб получит наконец здорового сына. И наконец-то станет королем стрелков. Не в этом году. Сейчас Труда, с ее раздавшимся телом, едва ли сможет сыграть роль представительной королевы. Но на следующий год или еще через один, когда появится ребенок и самое трудное будет позади. И если Бен будет вести себя и дальше так же мирно и спокойно. Этот час, проведенный с Антонией, вознаграждал Труду за множество забот и трудностей, выпавших на ее долю. К сожалению, относительный покой продолжался недолго.