Ему доводилось слышать об этом, но лишь на уровне передаваемых шепотом слухов, мрачных и неясных, часто безосновательных и пустых. Называлось это все «перезапись». Когда-то военные пользовались данной технологией, чтобы вносить изменения и дополнения в сведения, уже заложенные в их ОЗУ. В отличие от органического мозга его внутричерепное оперативное запоминающее устройство не было столь разборчиво и могло принять все, что для него приготовят. Цель того, что с ним делают, это исказить восприятие реальности, уничтожить барьеры сознания, отделяющие правду от лжи. Если процесс «перезаписи» затянется, то он либо забудет все и воспримет их память, либо окончательно и бесповоротно спятит. Безрадостная перспектива…
Дэв чувствовал, что уже сейчас с памятью не все в порядке. Он помнил, как его доставили сюда, на некую военную базу неподалеку от Библа, как ему казалось. Он помнил, что сразу же после возвращения в Винчестер, его вытащили из страйдера и одели на голову какое-то устройство, напоминающее коммус, и подключили его ко всем трем разъемам.
После этого все и началось: реальность путалась, смещалась… Дьявольское приспособление, закрепленное на затылке, они называли «канринин», что, как он знал, означает «контролер». Оно применялось для того, чтобы, действуя через цефлинк, подавить его волю, сделать уступчивым, податливым, согласным со всем тем, что внушат тюремщики, неспособным ни говорить, ни действовать, ни думать по-своему. Дальше Дэв помнил лишь отдельные фрагменты: посадка в вагон в Винчестере… пробел… поездка в каком-то транспорте и, наконец, вот эта камера.
Затем начались допросы.
К несчастью, он помнил их также фрагментарно. Они делали с ним что-то, что дознаватель бодро называл «обработка». Дэв не знал, чему он обязан провалами в памяти – то ли своим мучителям, пытающимся каким-то образом исказить его ощущение времени и реальности, то ли защитной реакции мозга, отключающего сознание в минуты опасности.
Но и то, что сохранилось в памяти, до сих пор вызывало дрожь и желание спрятаться. Он помнил, что лежал обнаженный на каком-то столе со связанными руками и ногами. Помнил блеск скальпелей, пронзительный режущий звук какого-то инструмента, напоминающего паяльную лампу. Помнил, что кричал, кричал, кричал до тех пор, пока не посадил горло и мог только хрипеть. Он помнил, что пытался «вырубиться», забыться, но поток энергии, струящийся через разъемы в мозг, не позволял этого.
В конце концов, они отступили, позволив ему провалиться в забытье, а потом очнуться в камере, дрожа в холодном поту, с памятью боли, которая была страшнее самой боли. Он лежал неподвижно, боясь взглянуть на свое тело, боясь того, что может увидеть, но потом все же набрался смелости и опустил глаза, осматривая руки, ноги, пальцы, гениталии. Провел дрожащей рукой по лицу, коснулся ушей, носа, языка, губ…
Все на месте. Волнение улеглось, страх отступил, укрывшись где-то в глубине сознания, готовый в любой момент снова наброситься на него. Дэв хотел встать, но почувствовал, что такое усилие пока ему недоступно.
Итак, это был сон. Но какой реальный!
Что же случилось? Было ли все, что он видел, искусственно вложено в его память? Было ли все, что он испытал, рождено некоей компьютерной системой, подобной той, что манипулирует ВИР-драмами? Или же он пережил действительные страдания какого-то безвестного бедняги, чьи воспоминания были «закачаны» ему с определенной целью?
Во время одного из сеансов он вдруг обнаружил, что душа его парит под потолком лаборатории, взирая на корчащееся под скальпелями мучителей собственное тело, и решил, что наконец-то полностью потерял рассудок. Однако через какое-то время снова проснулся в камере, целый и невредимый, смутно припоминая, кто он такой и что делал раньше… до того, как…
Насколько Дэв мог судить, было три или четыре сеанса «обработки». Потом… потом снова Танис. При мысли об этом его снова затрясло и чуть не вырвало. Так откуда эти образы? Кое-что в расположении приборной панели и подаче информации на экран дисплея казалось ему незнакомым, напоминая одну из имперских моделей страйдера, «Танто» или, может быть, «Тачи». Дэв никогда не управлял имперским страйдером, а потому и все эти жуткие образы-воспоминания должны были придти из памяти японской машины.
Или все же из «Призрака»? Он никак не мог вспомнить. Картины разрушения города и уничтожения людей постоянно сменялись, прерываясь вопросами и репликами истязателей.
– Ты предатель, Камерон. Как и твой отец.
– Мой отец герой!
– Твой отец взорвал небесный лифт на Лунг Ши во время эвакуации. На его совести гибель полумиллиона жителей планеты.
– Ксенофобы уже поднимались по лифту. На синхроорбите были миллионы людей. Если бы не он, они все погибли бы.
– Никакой опасности не было. Он уничтожил небесный лифт и обрек на смерть тех, кто остался на планете. А ты истребил население Таниса.
– Нет!
Чему верить? Он не знал, но все больше убеждался, что эти ублюдки побеждают, берут верх над ним, и именно это причиняло самую сильную боль.
Ему не сообщили, чего от него хотят, не задавали других вопросов, кроме тех, целью которых было вывести его из равновесия, усомниться в своих действиях и даже мыслях.
– Зачем ты это сделал?
– Нет, нет. Это ложь!
– Лжешь ты. Мы-то знаем, что ты это сделал. Ты убил всех этих людей. Зачем ты лжешь нам?
Дэв проверил время. Они допрашивали его уже 26 часов. Он знал, что это будет продолжаться до тех пор, пока он не сломается, пока не скажет то, чего они хотят. Ну уж нет, для этого им придется еще попотеть. Добровольно он не даст им ничего.
Власти Гегемонии усилили гарнизон на Эриду. Охранявшие его солдаты были из Широнских Центуриан, знаменитого полка, собранного и обученного в системе Альфа-Центавра. Дэв решил, что они, должно быть, прибыли лишь несколько дней назад, ведь находясь в Винчестере он ничего о них не слышал.
Происшедшее в Танисе сильно обеспокоило Гегемонию. Дэв не очень-то винил власти, понимая, почему они стремятся свалить все на него. Сейчас его интересовало только одно: сколько человек пережили трагедию Таниса, и смогут ли они донести правду о ней жителям планеты. Меньше всего ему хотелось числиться виновником гибели, да что там, убийцей тысячи восьмисот человек!
Босые ноги ощутили слабую вибрацию пола. Он устало закрыл глаза. Возможно, еще один искусственный сон, виртуальная реальность, закачанная в его мозг, чтобы еще сильнее сместить границы между реальным и нереальным. Думаешь, что сидишь в этой унылой камере, а на самом деле…
Его снова охватила дрожь, хотелось кричать: «ПрекратитеПрекратите!» Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и снова открыл их. Похоже, в комнате ничего не изменилось. Те же три метра в высоту, четыре в длину, два в ширину, мрачные шероховатые стены, на потолке небольшой источник флуоресцентного света. И больше ничего, кроме водостока в полу и поднимающейся двери в одной из стен. Койка – тоже ничего необычного – металлический каркас с голым матрацем, пахнущим аммиаком и еще чем-то застоялым, неопределенным.
Туман в голове немного рассеялся, и Дэв понял, что слышал какие-то звуки… как будто кто-то вскрикнул. Топот ног… Что-то упало…
Снова видения? Точнее, слуховые галлюцинации. Глухой глубинный звук стал громче, он заметил, как затанцевали пылинки у потолка в лучах света. Так что же это? Землетрясение? Он мигнул, потом потер глаза.
Здание покачнулось, пол ушел из-под ног, и Дэв упал, больно ударившись спиной. Стена напротив вдруг треснула от пола до потолка, в образовавшуюся щель хлынули пыль, песок и какой-то мусор. В лицо ударил ветер, и Дэв понял, что купол разгерметизирован, и брешь, должно бить, велика, так как воздух уходил со свистом. Он инстинктивно задержал дыхание, но тут же выдохнул, зная, что это бессмысленно.
В памяти всплыли картины погибающих от удушья людей: выпученные глаза, разинутые рты, судорожно хватающие воздух, мертвенно-синие губы… и Дэв, доведенный до предела непрекращающимися кошмарами, не выдержал, закричал от ужаса. Он вскарабкался на койку, замолотил кулаками в стену.