Здесь Кристиан впервые проявил свои организаторские способности, достав из рюкзака многостраничный перечень содержимого огромной ноши каждого носильщика.

— Каждое утро, — сообщил он им, — я собираюсь галочкой отмечать все, что распаковывалось накануне, чтобы избежать вероятности «случайной» потери или повреждения.

Носильщики, не выразившие ни малейшего негодования по поводу слов Кристиана, казалось, находились под глубоким впечатлением, так же как когда увидели, что он чистит зубы нитью после обеда (действо, которое он неукоснительно исполнял три раза в день, как узнала Клер). Наблюдая за этим обрядом очищения, Джек заметил, что подозревает Кристиана в тайном американском происхождении.

— Только янки так убеждены в моральном превосходстве крепких зубов.

— Чистоплотность сродни благочестию, — сказал лепча, друг Клер, ковыряясь в собственных зубах истертой веточкой.

Д. Р. Дамсанг, как и многие носильщики, носил дешевые кеды, а на других были те легкие тряпичные теннисные туфли, которые Клер помнила еще по детскому саду. Джек заявил, что всем им в Калимпонге выдали ботинки.

— Наверняка уже давным-давно продали.

— Тебя это не беспокоит?

— Это их дело. Я видел, как шерпы забирались на Эверест в пластиковых сандалиях.

Клер, уверенная, что такая нагруженная компания не останется незамеченной, уже начала приучать себя к мысли об аресте и пожизненном заключении (перед глазами стояли заголовки: «Как и ожидалось, еще один неизвестный потомок семьи Флитвуд исчезает бесследно»), когда из леса появился гурт овец, который погоняли четверо мужчин, путешествовавших с группой.

— Издали мы вполне сойдем за пастухов, — произнес Джек.

— Волки в овечьей шкуре, — добавил Бен.

Впрочем, Клер странным образом успокоилась, обнаружив, что повторяет путь Магды, которая использовала овец в качестве вьючных животных, пересекая Тибет в 1880-х по заброшенным, открытым всем ветрам тропам, слишком каменистым для яков.

Присоединившись к стаду, Клер и Бен шли позади западных членов группы, а местные носильщики вскоре очутились далеко впереди, несмотря на свою плохую обувь и тяжелую ношу, которую они крепили с помощью кожаных лент, повязанных вокруг головы. Не так она представляла себе эту экспедицию, эту изгибающуюся гусеницу, резко разделившуюся на восток и запад, и Джек, замедливший свои крупные шаги, чтобы поравняться с ней на пути в лес, похоже, прочел ее мысли.

— Ты думала, мы во всем будем походить на отряд паломников? — спросил он насмешливо.

— Что ж, а разве мы не паломники? — возразил Бен, присоединяясь к ним.

— Безусловно, — бросил Джек. — Отряд паломников, нагруженный такими вещами, как спальные мешки, термобелье, арктические палатки, все, что нужно для высушивания семян и образцов гербария и забора проб почвы, в том числе внушительная коллекция пластиковых пакетов «Зиплок», которых хватит на целый супермаркет в Калифорнии, новейшее записывающее, фотографическое и лазерное оборудование, не считая гравола,[51] антибиотиков, противопедикулезных шампуней, фильтров для очистки воды и упаковок шприцов для подкожных инъекций. Все атрибуты цивилизованного путешествия, по мнению Кристиана. Естественно, их несут носильщики. У нашего предводителя душа викторианского исследователя, Джозефа Хукера, воплотившегося в двадцатом веке: он один, но никогда не одинок.

— Ну, пока он не обернется Скоттом в Антарктике, я ничего не имею против, — отозвался Бен.

Джек засмеялся.

— С нами все будет в порядке, Бен. Кристиан жадно поглощает дневники Эрнеста Шеклтона, с тех пор как я рассказал ему, что в программы американских предпринимательских школ теперь ввели изучение полярных путешествий, чтобы усвоить организаторские способности Шеклтона.

— Как там раньше говорили? Если хочешь добраться до Южного полюса, иди со Скоттом. Если хочешь вернуться домой, отправляйся с Шеклтоном.

Разговор мужчин перешел на трехмесячное исследование Хукером Сиккима в 1848-м, когда он путешествовал с партией из пятидесяти шести человек.

— Пятидесяти шести! — воскликнула Клер, и Джек ухмыльнулся.

— Семеро несли его палатку, инструменты и личное снаряжение, — сказал он. — Еще семеро отвечали за бумаги для высушивания растений, плюс по носильщику для каждого старшины, четверо мужчин для того, чтобы нести одни только боеприпасы, собиратели растений из лепча, восемь мускулистых непальских телохранителей и четырнадцать носильщиков из Бутана, не считая охотников на птиц и зверей и обученных чучельников. Утешайся тем, что по сравнению с командой Хукера наша группа из тридцати человек довольна невелика.

— Только потому, что мы сменили пар на микрочипы, — возразил Бен. — Нас угнетает бремя империи другого толка.

Джек бросил быстрый взгляд на тератолога, раскрасневшегося и покрытого обильным потом.

— Не требуется ли нам немного буддийского просветления, а, Бен? Я напомню тебе об этом, когда мы подойдем к первому высокогорному перевалу. Лед не бережет босые ноги.

Клер признавала, как рада она была не тащить свою улучшенную рентгеновскую камеру: она одна весила пятнадцать фунтов, не считая всевозможных штативов и специальных камер, объективов и фотографических принадлежностей, которые девушка взяла с собой. Как и остальные уроженцы Запада, она несла в своем рюкзаке только самое необходимое вместе с парой-тройкой некоторых предметов роскоши (новой реестровой книгой, а также тщательной подборкой дневников Магды). Джек запасся табаком на несколько месяцев; в рюкзаке Ника лежали его собственные высокочувствительные звукозаписывающие приборы и камеры; Бен, помимо прочих эзотерических текстов, взял с собой тибетскую «Книгу мертвых», «Снежного барса» Маттисена и огромное количество шоколадных мини-батончиков «Херши»; а Кристиан, в дополнение к запискам Шеклтона, имел портативную электробритву, зубную нить, пасту для чувствительных зубов и целый набор предметов гигиены от «Бутс» для борьбы с азиатской склонностью к неряшливости и распущенности, которую считал заразительной.

Вспомнив о молекуле хлорофилла, вдохновившей эту экспедицию, Клер, шагая, развлекалась тем, что приписывала по атому каждому из пяти белых. Была ли она сама хрупким атомом магния в сердце молекулы? Или это Ник, с его искусственной рукой? Прежде чем вступить в темную глубь леса, она бросила последний взгляд на далекий Калимпонг, растянувшийся, как ожерелье, вокруг шеи своей горы, и задумалась, какого рода усилия нужно приложить, чтобы кольцо и цепочка молекулы «Ксанаду» распались. Северные горы, дорога и город на глазах исчезали за грядой пушистых облаков, и Клер понадобилось все ее мужество, чтобы пойти вперед по тропинке.

Несколько часов они карабкались вверх сквозь густой смешанный лес хвойных деревьев и рододендронов, обходя все открытые пастбища, чтобы их не увидели. Поначалу елизаветинское кружево папоротников распускалось на стволах высоко над их головами, но потом, по мере того как отряд все больше и больше набирал высоту, Клер обнаружила, что находится на одном уровне с верхушками деревьев, росших под острым углом к тропинке. Необозримые дубы, нарядившиеся в висячие бархатные накидки из мха, тянули ветви, подобно великанам, готовым обнять своих партнеров по танцу. Вот они, духи этого леса, думала она, время от времени оглядываясь через плечо, и вспоминала слова Магды: «К сентябрю этот бесформенный саван, который месяцами укутывая безжизненный мир, уносит ветром, и тогда под ним обнажается живая переродившаяся зелень». Этот бесформенный саван, шептала про себя Клер, задаваясь вопросом, всегда ли перерождение было таким изнурительным.

Начав до темноты короткий крутой подъем, она спотыкалась и скользила по обомшелым камням; к тому времени, как она добралась до маленькой поляны, где носильщики уже поставили палатки, ее ноги гудели от усталости. В какой точке они достигли Бутана, пересекли границу между одной стороной закона и другой, она не знала и не интересовалась.