Только так, а не иначе надо ко всему этому относиться, убеждала себя Доркас. В конце концов, она не утратила способности здраво рассуждать, и она постарается больше не давать Фернанде повода для сомнений, что она хорошая мать для Бет.

Ее пальцы забегали по клавишам машинки, внимание сосредоточилось на записях Фернанды. Но в потаенных уголках сознания какие-то голоса продолжали что-то нашептывать, обвинять, метаться в поисках истины, не давая успокоиться разгоряченному воображению. Вечная неуверенность в себе, будь она проклята!

Вечером за ужином никто не обмолвился ни словом о случившемся. Фернанда осталась необычайно довольна и воодушевлена первой встречей с официальными представителями. С греками было легко поладить, Ферн была уверена, что они сработаются.

Они вернулись в гостиницу в пол-одиннадцатого, и Доркас прямиком направилась к себе. Бет крепко спала, было темно, лишь узкая полоска света пробивалась из-под двери, ведущей к Ванде. Доркас заглянула, чтобы известить о своем появлении. Ванда сидела на стуле, положив руки на колени, уставившись пустыми глазами в пространство. Она вздрогнула, почувствовав чье-то присутствие, и мрачно пожелала Доркас спокойной ночи. Доркас поспешно закрыла за собой дверь, подавив в себе желание запереть ее на ключ.

Включив свет, она ненадолго задержалась возле кроватки Бет, глядя на спящую дочь. Крохотная ручка выпросталась из-под одеяла, и когда Доркас наклонилась, чтобы ее укрыть, ее обдало детским сонным теплом. Другая рука была подложена под щеку, губы были слегка приоткрыты. Доркас опустилась на колени рядом с кроваткой, любовно разглядывая нежную детскую мордашку со спутанными завитками волос на лбу. Она так хотела, чтобы Бет ни в чем не нуждалась, она столько хотела сделать для своего ребенка. Доркас не имела права на неудачи. Никто — ни Фернанда, ни кто-либо другой — не могли дать Бет больше, чем родная мать. Но для полноценной отдачи Доркас должна была обладать мудростью, уравновешенностью, а главное, способностью не терять голову и здраво рассуждать. Ради Бет она должна стать такой. И она станет.

Доркас переоделась в ночную сорочку, выключила свет и подошла к балконной двери. На небе уже сиял месяц. Черный силуэт Анатолийских гор четко вырисовывался на фоне ночного неба. Лунный свет нежно золотил Эгейское море, водная гладь едва уловимо колыхалась в неровном мерцании. Пролетая над крышами домов, что-то невнятно нашептывал ветер, и его шепот сливался с неумолчным рокотом моря, играющим с прибрежными камушками.

Где-то поблизости раздались голоса. Туристский сезон еще не начался, поэтому в гостинице оставалось полно пустующих мест. Гостиница находилась на тихой жилой улочке, по которой редко проезжали машины. Среди деревьев раскачивались фонари, то пропадая в листве, то вновь освещая ночную тишину. Где-то вдалеке чей-то голос грустно и протяжно выводил песню одинокого сердца. В мелодии угадывались восточные мотивы — результат четырехсотлетнего пребывания здесь турков.

Доркас слегка поежилась и шагнула в комнату, умышленно оставив дверь неплотно прикрытой. Мел на перилах ровным счетом ничего не значил, и пора доказать всем, что она в состоянии отличать глупый вымысел от правды. Доркас блаженно вытянулась под одеялом, чувствуя, как на нее нисходит долгожданный покой. Незаметно для себя она уснула.

Доркас не поняла, что ее разбудило. Возможно, высоко поднявшийся месяц, ярко осветивший комнату. Узкая полоска света превратилась в широкую лунную дорожку, пересекавшую пол. Доркас с бьющимся сердцем подскочила в кровати, с ужасом глядя на залитую тревожным лунным светом комнату. Спокойствие моментально улетучилось.

Доркас уставилась на двойные балконные двери. Она оставила небольшую щель, а теперь двери были распахнуты чуть ли не настежь. Открытая половинка двери загораживала от нее сам балкон, но Доркас зато могла видеть вытянутую тень. Тень лежала на полу и удивительным образом напоминала человеческую фигуру.

Доркас в смертельном страхе негромко вскрикнула, на балконе что-то метнулось. Тень исчезла, освещенная поверхность пола вновь обрела лунно-девственную белизну. Замирая при мысли о том, не случилось ли чего-нибудь с Бет, Доркас выскользнула из постели и босиком бросилась к балкону. За дверью никого не оказалось, но Доркас не осмелилась выйти наружу. Она с грохотом захлопнула двери, пытаясь справиться непослушными пальцами с щеколдой. Потом она, не разбирая дороги, без стука ворвалась к Ванде. Услышав свое имя, Ванда в ту же секунду села на кровати и щелкнула выключателем. Она выглядела ни капельки не заспанной, когда встала с постели. Схватив свой фланелевый халат, Ванда накинула его на голые плечи Доркас.

«В чем дело, мадам? Что случилось?»

Стуча от страха зубами, Доркас попыталась объяснить: «Т-там кт-т-то-то забрался на б-балкон. По-м-м-оему, м-мужчина. Он открыл мою дверь. Он хотел войти, но я проснулась и спугнула его».

В нерешительности Ванду упрекнуть было нельзя.

Одним прыжком она оказалась у своего балкона и выскочила за дверь: «Никого нет. Вам, наверное, что-то приснилось».

Доркас не удостоила ее ответом.

«Оставайтесь с Бет», — приказала она и выбежала в коридор. На балконе кто-то побывал. И этот кто-то — ее враг.

Коридор был пуст. Доркас подошла к двери Джонни и постучала. На стук вышел сонный Джонни Орион. Прерывающимся шепотом Доркас объяснила, в чем дело. Он в точности повторил действия Ванды, выскочив на балкон. Приблизившись к окну Фернанды, он негромко позвал ее. Она сразу отозвалась и несколько секунд спустя уже была у Ванды. Мисс Фаррар успела надеть струящуюся накидку из голубого нейлона поверх пеньюара. Лицо лоснилось от крема, голову облегала шелковистая сетка для волос.

Как всегда, Фернанда поражала своей неукротимой энергией. Она немедленно взяла ситуацию под контроль, отдавая распоряжения и изредка задавая вопросы. После беглого осмотра комнаты Доркас, где рядом с кроваткой спящей Бет возвышалась высокая фигура Ванды в ночной рубашке до пят, Фернанда знаком показала Доркас, чтобы та посидела у Ванды. Рядом с Ферн топтался Джонни в пижаме, босиком, с интересом наблюдая за происходящим.

«Расскажи мне, что тебе привиделось», — попросила Фернанда.

«На балконе кто-то стоял, — упрямо повторила Доркас. — Я не могу сказать наверняка, но мне показалось, что это мужчина».

«Что значит, не знаешь наверняка? Ты видела этого человека? Тогда почему ты не можешь нам сказать, как он выглядел?»

«Я видела тень, — не сдавалась Доркас. — Я оставила дверь чуть-чуть приоткрытой. А когда я проснулась, дверь была распахнута настежь. А поперек комнаты тянулась чья-то тень».

Фернанда и Джонни обменялись долгим взглядом. Потом Фернанда подошла к балкону и слегка приоткрыла двери. Через пару секунд порыв ветра распахнул их настежь.

«Там была чья-то тень. — Голос Доркас задрожал от негодования и обиды. — Я видела ее своими глазами, уж не знаю, что это было. Кто-то хотел забраться внутрь».

Фернанда вздохнула: «Если там кто-то был, то куда же он мог подеваться? Ты же видишь, там никого нет».

«Он мог скрыться через любую другую комнату. Наверняка здесь много пустующих. Не исключено, что он и сейчас прячется в какой-нибудь из них».

«Прикажешь позвать портье и проверить все комнаты, в которых есть балкон? — с раздражением осведомилась Фернанда. — Мы и так уже, наверное, перебудили половину жильцов. Можно, конечно, поднять на ноги и другую половину…»

Доркас перевела взгляд на Джонни и увидела в его глазах нескрываемую жалость. Он уже не раздражался, а просто жалел, что было несравненно хуже. Ей никто не верил. Ни Джонни Орион, ни Фернанда, ни Ванда Петрус. Укор висел в воздухе, можно было подойти и потрогать его. Тоже самое было в клинике, куда упрятал ее Джино. Единственный способ успокоить их подозрения — это притвориться, что признаешь их правоту. Притвориться, что реальность вовсе не реальность, что близкие и важные для нее вещи ничего не значат. Но ведь oнa на Родосе. Это же Греция. Она собиралась начать здесь новую жизнь. Ей нельзя поддаваться чужому неверию, подстраиваться, иначе все пойдет насмарку.