— А он, насколько я разумею, — сказала Летти, стараясь казаться веселее, чем на самом деле, — не святой — ни мало, ни хорошо известный.

— Для кого как, — ответил Джефф. — «Объединенные ирландцы» почитают его полубогом.

— Лорд Эдуард умер от ранений, которые получил в ходе восстания в девяносто восьмом, — произнесла Джейн.

— Стало быть, он тоже мученик, — задумчиво произнесла Летти. Голова у нее шла кругом от мыслей о шпионах, революционерах и всякого рода святых.

Эти люди были так же далеки и загадочны, как изображения атлетов на греческих урнах или тайны турецкого гарема, и казались героями из книжки, о которых читаешь в спокойном уединении кабинета, но с которыми никогда не сталкиваешься. Тем не менее по странной прихоти судьбы Летти очутилась среди них, как Кортес — на открытом полуострове Калифорния.

— Но какое отношение, — спросила она, чувствуя себя страдальцем, пробирающимся по южноамериканским болотам, — имеет гроб, пусть даже гроб мученика, к тому, чем заняты мятежники теперь? — Ей вдруг пришла страшная мысль, а перед глазами возникли образы средневековых монахов, что несут в жутковатой торжественности тела святых. — Не намерены же они устроить близ костей товарища место сбора?

— Она сразу пришлась мне по вкусу, — произнесла мисс Гвен, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Нет, все не столь мрачно, — сказал лорд Пинчингдейл, кривя губы в подобии улыбки. Летти вдруг захотелось, чтобы он улыбнулся по-настоящему. Ее охватила странная радость от того, что она высказала свое предположение. — Но идея ваша неплоха — место подошло бы им как нельзя лучше. Очень было бы символично.

— Днем они бы там не показывались, верно? — спросила Летти. Всякое упоминание о шпионах неизменно наводило ее на мысли о плащах, масках и закрытых фонарях. Ей казалось, встречаться куда умнее при свете дня, под видом обычных людей, не шляться, где не положено, по ночам, однако шпионы — во всяком случае, по словам газет с картинками, — по-видимому, не умели рассуждать благоразумно.

— Нет, скорее сходились бы днем, нежели ночью, — ответил Джефф. — Но мы не надеемся застать там целое собрание. А обеспокоены вот чем: некие набожные странники возложили на гроб лорда Эдуарда необычное приношение.

— Бумагу, — пояснила Джейн. — Которая больше годится живым, нежели почившим.

— Полагаете, могилу используют как… — Летти задумалась, какие подобрать слова. — Как революционную почтовую контору?

— Весьма подходящее название. Мы с тетушкой Эрнестиной, — голос Джейн вдруг повысился на пол-октавы, голова кокетливо склонилась в сторону мисс Гвен, а правильные черты лица померкли из-за жеманной улыбки, — как раз обсуждали, не съездить ли нам в чудесную церковь Вербурги. У тетушки Эрнестины есть ряд серьезных вопросов к викарию, верно я говорю, тетя Эрни?

Спина мисс Гвен напряглась, становясь прямой, точно спица зонтика.

— Я отказываюсь откликаться на это мерзкое имя.

Джейн взглянула на Летти, хлопая ресницами:

— Правда, она самая милая из всех тетушек Эрни?

— У вас получается куда лучше, когда вы в парике, — спокойно заметил Джефф.

— Согласна, — без обиды ответила Джейн, поднимая и встряхивая светлые кудри. — Раз так, пойду и снова превращусь в Джилли. Тетя Эрни?

Вопрос прозвучал почти как указ. Подобно кошке, которую гонят с подушек, мисс Гвен величаво поднялась со стула, говоря всем своим видом: «Я и сама собиралась».

Встала и Летти.

— О нет! — воскликнула Джейн. — Пожалуйста, сидите. Мы тотчас вернемся.

— Но…

— А пока вас развлечет Джеффри. Не правда ли, Джеффри?

— Не в моих правилах огорчать столь милых дам.

Мисс Гвен фыркнула и пошла прочь из комнаты, походя на кого угодно, но отнюдь не на милую даму.

— Я немного другое имела в виду, — весело сказала Джейн и вышла в облаке колышущихся кружевных оборок.

Лорд Пинчингдейл, сложив руки на груди, провожал ее взглядом, пока из виду не скрылась последняя рюшка.

— Надо понимать, Джейн не слишком-то хитрым способом пытается заставить нас заключить перемирие.

Летти и поныне не могла даже мысленно называть его просто по имени — очевидно, потому, что он сам не давал ей такого права. В ушах до сих пор звучало приятное контральто Джейн, то, как она выговаривала это слово, звук за звуком, точно гончар, что обрабатывает кусок глины, пока тот не станет круглым и гладким. Джеффри.

Повернув голову, лорд Пинчингдейл вопросительно изогнул бровь.

— По-моему, начать разговор должно вам.

Летти брякнула первое, что пришло на ум:

— А маска у вас есть?

— Нет. — Лорд Пинчингдейл странно на нее посмотрел. — И вам не советую ею обзаводиться. Маска больше притягивает внимание, нежели отвлекает.

— Я так и подумала, — печально призналась Летти. Конечно, если уж он был благороден, отличался и здравомыслием. А ей хотелось отыскать в нем изъян, тогда было бы не столь мучительно размышлять о собственном неопределенном положении.

— Вы разочарованы?

— Нет. Маски меня всегда только смешили.

Летти сознавала, что несет вздор, и понимала, почему лорд Пинчингдейл так на нее смотрит, однако до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что сидит в убежище шпионов, да еще столь необыкновенном. Послеполуденное солнце играло лучами на поблескивавшей поверхности деревянного стола и на старомодных картинках, что оживляли фарфор. На фоне безоблачного умиротворения шпионаж казался не более вероятным, чем визит в этот дом самого короля. Небольшая бело-зеленая комната больше подходила для веселых семейных завтраков, для болтовни о лентах и покупках, нежели для бесед о мучениках и тайниках.

Если бы не медальон…

Летти поймала на себе взгляд лорда Пинчингдейла и без видимой причины покраснела.

— Я доставляю вам море неприятностей, верно?

— Все зависит от вас, — спокойно произнес лорд Пинчингдейл.

В таком тоне мог ответить король человеку, уличенному в воровстве и осужденному, однако зачисленному в армию: «На время примиряемся, но не поверю я, что ты больше не станешь красть серебро».

— Простите меня, — от всей души сказала Летти. Она и впрямь сожалела, что приехала в Ирландию, что попыталась предотвратить побег Мэри и что уехала из Хартфордшира. Сожалела, сожалела и снова сожалела.

Увы, легче от этого не делалось.

— Я никому не хотела мешать.

— Вне всякого сомнения.

Летти вздрогнула, услышав в его голосе иронию.

— Право, я не желала… — Она запнулась.

Джефф старался не показывать, что ему противна сценка оскорбленной невинности, которую, он знал, сейчас разыграет перед ним Летти. Где, черт возьми, запропастилась Джейн? В пустом коридоре царили тишь да предвечерняя дремота. Отвлечься от гнусной лжи было не на что.

— Итак, вы не желали?.. — произнес он, наблюдая, как Летти хмуро смотрит на ковер, будто извилистые линии узора пытались оплести ей язык.

Ему показалось, его голос прозвучал весьма ровно, но Летти вдруг вскинула голову и взглянула прямо на него.

— Вы отказываетесь верить во все, что бы я ни сказала, верно?

Не ожидав такого поворота, Джефф лишь шевельнул в ответ бровыо.

— Я так и подумала, — продолжала она. — А знаете, что во всем этом самое ужасное?

— Нет, — честно ответил Джефф. Ужасного в их истории было хоть отбавляй.

— Я бы гоже вам не поверила, — со зловещим удовольствием заявила Летти. — История вышла нелепейшая. Как греческая трагедия.

Джефф ничего не понял.

— Держу пари, вы премило поболтали! — Джейн влетела, полностью превратившись в Джилли: кудряшки прыгали, оборки колыхались. — Страсть как не люблю, когда кто-то недоволен или сердится.

— По-моему, вы слишком увлекаетесь игрой, — заметил вскользь Джефф, силясь понять, к чему Летти вспомнила греческую трагедию, и надеясь, что ей не взбрело в голову выколоть глаза — ему или себе.

— Вы, — Джейн указала на него расшитым бусинами ридикюлем, — просто вредина, как моя драгоценная тетушка Эрни.