— Какой толк оглядываться назад? Это не помогает.

— Дорогая мисс… Прошу прощения, миссис Олсдейл, вы слишком прагматичны. Находчивости вам не занимать, но недостает героизма.

— По-вашему, это героизм? Когда по прошествии времени приукрашаешь свои не слишком достойные поступки?

— Не слишком достойные? — спросил лорд Вон. — Вспомните Одиссея. Он хитер, изворотлив, вступает в связь с множеством женщин… и при этом герой!

Перечень характеристик против воли напомнил о человеке, живущем ныне, от которого не отделаешься, просто закрыв книгу. Раздумья о его грехах не могли спасти от скучного праздника. Различить голос в шумном гомоне было невозможно, но Летти чувствовала присутствие мужа спиной, точно прицепившуюся колючку.

— Одиссея таким придумали, — рассеянно возразила она.

— Дорогая моя, — протяжно произнес лорд Вой, — неужто вы полагаете, будто все это чистой воды выдумка?

— Хотите сказать, что и сам Гомер был?.. Гм… — Щеки Летти стали как винноцветное Гомерово море.

Лорд Вон, добившись того, чего желал, вопросительно повел бровью:

— Вам, надо думать, больше по вкусу благонравная Пенелопа?

Перед глазами Летти возникли ткущая Пенелопа и Одиссей, развлекающийся с чародейкой. Цирцея, потряхивая серебристо-золотыми кудрями, манит его взмахами веера. Одиссей был подлецом, и не стоило его ждать. А Пенелопа лучше бы не отталкивала женихов, а встала во главе Итаки и правила без Одиссея.

— Выбирать мне особенно не из чего, верно я понимаю? — сказала Летти, морщась. — Надо отдать предпочтение либо распутнику, либо глупой женщине, которая его ждет?

— Терпеливая Гризельда вам, надо понимать, тоже не по вкусу?

Терпеливая Гризельда всегда казалась Летти неисправимой простофилей.

— Терпением, — произнесла она учительским тоном, — надо вознаграждать только тех, кого ждать стоит.

Лорд Пинчингдейл определенно был немногим достойнее Одиссея, раз, куда бы ни явился, тотчас находил с кем развлечься. Что оставалось Летти? Уехать назад в Лондон? Вернуться в светское общество с его злорадными шепотками? Или тайно добраться до Хартфордшира, к своей узкой детской кроватке и тихому саду? Ни одна, ни другая идея не сулили ничего особенно приятного.

Может, именно поэтому не изменяли себе Пенелопа и Терпеливая Гризельда? Не из всепоглощающей любви, а потому что им было не из чего выбирать?

Лорд Вон будто прочел мысли Летти.

— Я пришел к выводу, что ждать в этой жизни стоит очень немногого, миссис Олсдейл. — Лицо его приняло циничное выражение. Летти впервые увидела впадины на щеках и складки но углам рта. — Потому-то умные берут все, что могут, а дураки лишь мечтают.

— Если следовать вашим правилам, в конце концов останешься с тем, что куда хуже прежнего, — сказала Летти, пытаясь поточнее вспомнить, о чем только что размышляла. — Что в этом хорошего?

— Все-таки хоть с чем-то да останешься. Аскетизм нынче не в моде. — Лорд Вон ленивым движением руки обвел помпезно украшенную комнату и разряженных гостей.

Рука внезапно застыла, прямо перед юношей, что приблизился к ним, шаркая по ковру сапогами. В отличие от ухоженного лорда Вона незнакомец был неряшливого вида и с нечесаными волосами. Вместо галстука, которые теперь замысловато повязывали, на шее молодого человека, словно у рабочего, светлел простой кусок материи, заправленный под шнуровку потрепанной рубашки.

Несмотря на весьма неприглядный вид незнакомца, Летти, устав разговаривать один на один с лордом Воном, почувствовала невероятное облегчение. От тонких острот и необходимости на них отвечать уже болела голова.

— А-а, миссис Олсдейл, у меня для вас сюрприз. — По тону, каким лорд Вон произнес последнее слово, Летти тотчас поняла, что сюрприз будет не из приятных, и взглянула с состраданием на растрепанного юношу, а тот покраснел и уставился на ковер с узором в виде виноградных лоз.

«Лорд Вон, — подумала Летти, — как никто умеет испортить настроение».

Вон подождал, давая жертвам помучиться, и невозмутимо продолжил:

— Позвольте вам представить моего кузена Августа Ормонда. Мы зовем его Октавиан. Правда, императором ему становиться пока рановато, — прибавил он насмешливо.

— Наверное, ужасно тяжко быть в семье самым младшим, — мягко сказала Летти, стараясь заглянуть юноше в глаза. Тот же, едва живой от смущения, продолжал смотреть в пол, неприглядно выпятив губы.

— Боюсь, в подобном сочувствии Август не нуждается. На вид он молод, но грешен, как старик.

— Наружность редко соответствует натуре, — ответила Летти, вспоминая, как ее муж прикидывался любителем поэзии, философии и воздержанной жизни, глядя на которого, она и подумать не могла, что он пустится в любовные приключения через считанные дни после свадьбы.

Вон пристально взглянул в монокль на ее отрешенное лицо:

— Вы правда так считаете, миссис Олсдейл? Позволю себе не согласиться. Впрочем, — прибавил он с едва заметной улыбочкой, — так действительно бывает — в тех случаях, когда намеренно идешь на обман.

— Когда обманываешь других или себя? — спросила Летти с горечыо.

— Любопытный вопрос. Я имею в виду щеголей, которые пытаются доказать себе, что они щеголеватее, чем на самом деле. Красавиц, что красотой не блещут. Вдов…

Летти вся сжалась под траурным платьем, когда лорд Вон вдруг многозначительно замолчал. Он приятно улыбнулся и наклонил голову, указывая на вдовий наряд собеседницы:

— Впрочем, не в моих правилах ставить под сомнение чужие добродетели и горести.

Гамлет, беседуя с Офелией, употребил слово «добродетель» столь же двусмысленно. Прежде чем свести ее с ума. «Подходящую же лорд Вон выбрал минуту», — негодуя, подумала Летти.

— Советуете мне податься в монашки?

Вон повел бровями.

— Как можно, сударыня?! Я ведь и сам бесстрастен, но добродетелен.

— А безумен, держу пари, только при норд-норд-весте, — пробормотала Летти.

— Ай-ай-ай, миссис Олсдейл! Отвечать не своими фразами не предусмотрено правилами.

— Незнала, что мы беседуем по правилам, — выпалила Летти.

Глаза Вона блеснули серебром.

— Всегда и везде есть какие-то правила, миссис Олсдейл. Оттого еще забавнее их нарушать.

— Тем, кто остается убирать осколки, не до забав, — послышался из-за левого плеча Летти чей-то голос.

Она дернулась от неожиданности, столкнувшись с человеком, который неслышно подошел сзади. Его рукав случайно коснулся ее руки между краем перчатки и рукавом, и Летти охватила дрожь — всю, с головы до пят. Тонкий аромат лавровишневого одеколона, которым пропиталась материя его сюртука, пробудил волнующие воспоминания.

Летти уставилась на собственные руки в перчатках, не желая признаваться, что это она. Кольцо Пинчингдейлов бросилось ей прямо в глаза — грубо обработанная поверхность изумруда, казалось, не отражает, а поглощает свет. Зловещий подарок на нежеланную свадьбу.

— А-а, Пинчингдейл! — поприветствовал подошедшего Вон. — Какая неожиданная… встреча!

— Вон. — Лорд Пинчингдейл ответил почти незаметным кивком и сделал шаг вперед, становясь между Воном и Летти. — Что привело вас сюда в эту пору?

Вон лениво поднес к глазу монокль.

— Хотел бы задать вам тот же вопрос, дорогой Пинчингдейл. Не клнцу человеку светскому проводить лето в Дублине. Кому-нибудь, верно, уже подумалось, вы от чего-то сбежали. Ну или от кого-то.

Лорд Пинчингдейл бросил на Летти недобрый взгляд. Довольная хотя бы тем, что монокль Вона направлен теперь не на нее, она лишь молча качнула головой. Вон этого не заметил, но увидел, что отразилось в глазах Пинчингдейла.

— О, куда подевались мои хорошие манеры? Вы знакомы с очаровательной миссис Олсдейл?

Лорд Пинчингдейл чуть наклонил голову и взял руку Летти. Она почувствовала сквозь лайку перчаток, как его пальцы быстро и многозначительно сжали ее запястье.

Как будто в том была необходимость!

— Знакомы, но совсем мало, — произнес лорд Пинчингдейл.

«Совершенно верно, — подумала Летти. — Если не принимать в расчет такого пустяка, как брачные узы, можно сказать, мы друг другу чужие».