Андрей пожал плечом, возразил крайне неуверенно:
— Ну почему же 'не любил'? Я тебя и сейчас люблю…
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! — вскинулась Виктория. — Я говорю не о дружеской симпатии, которую ты, возможно, и испытываешь ко мне. Я говорю именно о любви — уж теперь-то ты знаешь, что это такое! И теперь, прекрасно понимая, что никогда меня не любил, ты тем не менее находишь возможным требовать от меня близости. Потураев, это подлость! Подлость и неуважение ко мне как к женщине! Да, я много лет любила тебя и сейчас еще не уверена, что рассталась с этим болезненным состоянием. Но не кажется ли тебе, что это кощунство: сначала признаваться мне в своей любви к Маринке, а потом от меня же требовать секса, причем в тот момент, когда она находится в твоей квартире! Ты вообще соображаешь или как?!!
После недолгого раздумья Потураев ответил:
— Прости, я, кажется, был неправ. Я действительно последнее время хреново соображаю в присутствии женщин. А с тех пор как Маринка появилась в моем доме, стало только еще хуже. Я теперь ни на минуту не могу забыть о… Ну ты сама понимаешь. Мне страшно подсчитать срок собственного воздержания. А если еще учесть, что с Любкой я не получал ровным счетом никакого удовольствия… А тут целый день: Маринка, Маринка, Маринка…
— Так, ну ёлки-палки, Андрюша! Я тебе поражаюсь! Почему бы с подобными намеками тебе не обратиться к ней? Почему бы тебе не форсировать события? Ведь именно для этого ты ее и пригласил. Потураев, блин, я совершенно разучилась тебя понимать! Что с тобой происходит?!
— Что, что?! — возмутился Андрей. — Ты же сама поставила диагноз! Я ее люблю, вот что! И боюсь оттолкнуть от себя неловким словом. Я боюсь обидеть ее, оскорбить ее чувства, понимаешь?! Она ведь замужняя женщина, а я вот так, с бухты-барахты, начну к ней приставать. Она возьмет и бросит меня к чертовой матери, и я больше никогда в жизни ее не увижу! Потому и делаю вид, что она для меня — всего лишь домработница. И не могу этого вынести, понимаешь?! Хочу ее до потери сознания, хочу усадить ее на колени и… До умопомрачения хочу!!! Но боюсь потерять… Она ведь замужем…
Из всей его тирады Виктория опять услышала только фразу о Маринкином замужестве.
— А я, я, по-твоему, не замужем? Маринка у тебя — святая, к ней приставать с непристойными просьбами — кощунство. А ко мне, значит, приставать можно?!!
— Господи, Вика, — устало отмахнулся Потураев. — Я тебе только что объяснил…
— Что, ну что ты мне объяснил?! Что она замужем?! Можно подумать, ты раньше этого не предполагал! И я тоже замужем!
Потураев твердо взглянул ей в глаза:
— Да, Вика, ты тоже замужем. Но тебя я не люблю, потому и могу говорить с тобой откровенно на любые темы. Вернее, люблю, но люблю только как друга, и ты сама это прекрасно знаешь. А ее я люблю по-другому. По-настоящему. Ты же сама мне это объяснила, чего же ты теперь устраиваешь истерику?
Неожиданно для самой себя Виктория расплакалась. Глупо, совершенно бессмысленно, даже позорно вот так плакать при нем, ведь он не достоин ни единой ее слезинки! Умом понимала, а успокоиться не могла. Слезы текли беспрерывно, Вика уже начала всхлипывать вслух, подозревая, что у нее начинается самая настоящая истерика. Кажется, это понял даже бесчувственный Потураев. Подъехал к ней вплотную, взял ее лицо в свои ладони, поднял до уровня собственных глаз:
— Не смей. Слышишь, не смей! Ты же меня потом возненавидишь за эти слезы. Прости меня, я виноват. Я полный идиот, я понимаю, как тебе больно. Я не имел права пользоваться твоей любовью, я не имел права требовать от тебя чего-то. Я эгоист и полный идиот. Но и ты ведь знала, что я люблю ее, а не тебя. Почему это именно сегодня стало для тебя откровением? Ты всегда будешь моим самым близким другом, но только другом. Обещаю — я никогда больше не допущу в твой адрес грязных намеков, никогда! Но и ты обещай мне, что забудешь о том, что когда-то любила меня. И не любовь то была, не любовь. Ты просто вбила в свою хорошенькую головку кучу глупостей, как и я, — вот и вся разгадка. Я бежал от своей любви, а ты бежала к своей. Ты просто искала свою любовь и ошибочно приняла за нее меня, потому что твой Чернышев в то время был занят бизнесом. Тебе с ним безумно повезло, ты ведь и сама это прекрасно понимаешь. Я никогда не стал бы тебе таким замечательным мужем, как он, я бы только всю жизнь мотал тебе нервы. Прекрати, слышишь, прекрати! Ты самая счастливая женщина на свете, только по собственной дурости категорически отказываешься это понять. А ты представь, что в один ужасный день твой Чернышев вдруг исчезнет. Не дай бог, конечно, но ты только представь. И что тогда? Подумай и ответь мне: что ты почувствуешь? Только честно, и не надо отвечать с ходу, сначала хорошенько подумай. Станешь ли ты счастливее, если Чернышев вдруг исчезнет из твоей жизни?
Викины слезы высохли в одно мгновение, лишь истерические всхлипывания еще напоминали о них. Вика испуганно посмотрела на Потураева, сначала медленно, потом энергичнее закачала головой из стороны в сторону:
— Нет… Нет… Господи, что ты такое говоришь?!! Нет! Нет! Нет!!!
Потураев удовлетворенно кивнул:
— Ну вот, я именно это и хотел от тебя услышать. Теперь-то ты поняла, как он тебе дорог? Викуля, милая, ты считала себя мудрой женщиной, а на самом деле оказалась такой же дурочкой, как и я. Только я много лет пытался убедить себя, что не люблю Маринку, а ты с легкостью убедила себя когда-то, что именно я и есть твоя вторая половинка. Мне ты очень легко доказала, как я был неправ, а свою неправоту видеть категорически отказывалась. Теперь-то со мной согласишься? Ты была одинока, мы сблизились с тобой на почве бизнеса, сдружились, и ты вбила в свою очаровательную головку всякие глупости. А на самом деле мы пользовались друг другом сугубо в эгоистических целях. На том этапе они себя замечательно оправдывали, но тот этап давным-давно закончился, а ты до сих пор боишься посмотреть правде в глаза. Вот подумай: если я исчезну из твоей жизни, что ты почувствуешь? Только честно и предельно откровенно, как и я перед тобой.
Вика старательно пыталась представить себе такую ситуацию. А что ее, собственно, представлять? Вот она, эта ситуации, в самом что ни на есть реальном воплощении. Потураев, которого она много лет считала едва ли не своей собственностью, оказывается, на самом деле никогда ей не принадлежал. И теперь он уже фактически не рядом, а вне пределов досягаемости: он уже давно, по крайней мере чувствами, находится в объятиях другой женщины. Обидно? Безусловно! Больно? Да! Только больно, скорее, не сердцу, а собственному эго. А что она почувствует, уйди вдруг от нее Чернышев? Ведь он не чурбан, как Потураев, ведь запросто может почувствовать, что она не слишком им дорожит. И что тогда? Ей станет легче, потому что уже не надо будет отвлекаться от мыслей о любимом Андрюшеньке?!
Глупости какие! Валерка… Вроде и без него прекрасно жила, а окажись вдруг снова без него — пропадет. Сжалось не только сердце, но отчего-то вдруг стало больно внизу горла, как будто кто-то перевязал суровой нитью все сосуды. Валерка… Вот тот обычный парень, за которого она когда-то ухватилась, как за спасательный круг, лишь бы выйти замуж назло подлецу Потураеву, как-то совершенно незаметно занял в ее жизни такую важную позицию, отвоевал для себя такой огромный кусок пространства в ее душе, что вынь его оттуда и душа скукожится, как сдувшийся воздушный шарик, и стенки ее слипнутся, и уже никогда и ничего не сможет их разлепить для того, чтобы вновь заполнить душу. Валерка… А Андрюшенька?! Их с Валеркой Андрюшенька?! Что будет с ним? Господи, да о чем же она думала все эти годы?! Почему же она такая глупая, Господи?! Валерка!!!
И, словно проснувшись после летаргического сна, Виктория увидела все четко и ясно. Улыбнулась безмятежно:
— Если ты исчезнешь из моей жизни? Я почувствую облегчение.
Потураев просиял:
— Ну вот видишь!!! Господи, Викуля, милая моя, родная, самая драгоценная на свете! Теперь-то ты понимаешь, что мы с тобой — только друзья? И что нет в этом абсолютно ничего для тебя оскорбительного?! Просто мы с тобой два дурака, два полных идиота, которые чуть было не разминулись со своим счастьем. Я украл у себя и у Маринки десять лет несказанного счастья, ты у вас с Чернышевым — два с хвостиком или уже три — сколько вы уже вместе? Ты понимаешь, что мы натворили? Нам нужно срочно все исправлять! Кто знает, сколько лет нам отпущено в этой жизни? Я уже едва не отправился на тот свет однажды, может, Бог просто сжалился надо мною и дал мне вторую попытку? А мы воруем у самих себя счастье…
