Однако дело сделано, прошлого не воротишь. Любаша нынче — замужняя дама, теперь она не Литовченко, а Потураева. Как оказалось, приятного в этом статусе крайне мало. Ну что ж, раз нельзя наслаждаться жизнью в физическом понимании слова, нужно хватать все остальное. А физическое наслаждение придется поискать где-нибудь в другом месте. А впрочем, зачем его искать? Сереженька-то Бочаров, исключительный самец, вот он, рядом, лишь пальчиком помани. Только рад будет, что замуж она пошла не за него — ему же удобнее: 'танцевать' даму будет он, а расплачиваться за 'танцы' — законный супруг. Чем плохо?

И потекла семейная жизнь. Люба, к сожалению своему, не могла упрекнуть Потураева в пренебрежении супружескими обязанностями — пусть нечасто, но долг свой тот исправно выполнял. Впрочем, 'исправно' — слишком сильно сказано. Он словно бы отбывал заслуженное наказание, отрабатывал налог в казну государства — так же жиденько и так же неохотно. В остальном же супружеская жизнь четы Потураевых больше походила на существование подросших, но не особо еще научившихся жить самостоятельно детей, брата и сестры, в одночасье потерявших родителей и живущих ныне под одной крышей сугубо воспоминаниями о счастливом детстве. Потураев дома появлялся лишь поздно вечером, даже в выходные непременно находил причины не сидеть дома, так сказать, в кругу семьи. А Любашу такое положение вещей вполне устраивало.

С учительством в школе было покончено. Правда, в какую-нибудь крутую фирму устроиться не удалось — нынче времена блата, к великому Любиному сожалению, канули в Лету, и любимый папенька Георгий Владимирович из всемогущего директора горпищеторга, единовластно ведающего распределением съедобного дефицита, превратился в рядового функционера. Правда, кое-где ему еще удавалось выезжать на старых связях, как, например, тогда, когда 'откосил' драгоценную дочурку от отработки диплома в тмутаракани, но в основном от Георгия Владимировича Любаше нынче было мало проку. Казалось бы — неужели так сложно было папеньке пристроить ее в теплое местечко с очень приятной зарплатой и еще более приятными перспективами, а вот поди ж ты, не расстарался ради любимой-то дочери. Ну да ничего, Люба и сама смогла сменить надоевшую до оскомины работу. Правда, от преподавания уйти не удалось, но если и учить, то хотя бы не школьников. Теперь она преподавала английский язык в университете. Зарплата, конечно, можно сказать, зряшная, да ведь не ради зарплаты она туда устроилась: как ни крути, а со студента можно поиметь гораздо более существенные суммы в виде достойного довеска к официальной зарплате, нежели с ученика рядовой средней школы.

Да и что ни говори, а работать с молодежью куда как приятнее, чем с сопливыми малолетками. К тому же никто уже не поймает на горяченьком с Сережей Бочаровым в школьном подвале или каморке при спортзале — нынче-то они не коллеги, нынче они просто любовники. Ну а найти место для любовных утех — что может быть проще в наше прагматичное время? Во-первых, запросто можно снять квартиру для романтических свиданий. Во-вторых, салон машины, считай, та же квартирка, только очень малогабаритная. Ну да им с Бочаровым много места и не надо… А в-третьих, зачем платить немалые деньги за съемную квартиру, зачем ютиться в тесном и неуютном салоне собственного авто, подаренного папенькой на свадьбу, если запросто можно для свиданий использовать их с Потураевым квартиру, их супружеское ложе? Насколько выгоднее во всех отношениях. Пусть с Любашиной стороны это не слишком-то корректно, вроде как осквернение того самого брачного ложа, но должно же на нем происходить хоть что-нибудь интересное?!

Постепенно шок от новобрачной ночи рассеивался. Потихоньку-помаленьку жизнь входила в колею. Нельзя сказать, что сама колея Потураева вполне устраивала. Но, как локомотив, загнанный волею диспетчера на вспомогательный путь, вынужден был как-то приспосабливаться к новому существованию. Обиднее всего то, что тем непутевым диспетчером оказался сам Андрей. Да, получается, сам, своею бестолковой головой, загнал себя в тупик. И страшнее всего было то, что исправить ошибку не было никакой возможности.

Казалось бы, убедился в собственной неправоте — признай ошибку и постарайся ее исправить. Разведись, и проблема будет решена — чего уж проще. Пожалуй, так бы он и сделал, так и поступил бы, не медля ни минуты, не будь Любаша дочерью Литовченко. Дело в том, что с самого раннего возраста, буквально сколько помнил себя, столько Андрей знал и Литовченко. Дядя Жора и тетя Катя воспринимались им не иначе как ближайшие родственники. То есть он с самого раннего возраста знал, что кровными родственниками Литовченки Потураевым не приходятся, но на самом деле они являются куда более близкими людьми, чем самые настоящие родственники. Родню, и без того немногочисленную, Андрюша привык видеть пару раз в год — на днях рождения отца и матери. То есть на самом деле родственники вроде как не принимали реального участия в жизни семьи Потураевых. Зато всегда, и в радости и в горе, рядом были Литовченки.

Вместе с Андрюшиными родителями они радовались успехам и удачам, вместе искали выход из сложных обстоятельств, в которые периодически попадали то Потураевы, то Литовченки. Родители дружили, что называется, не на жизнь, а на смерть, в том смысле, что дружба это была настоящая, такая, ради которой люди готовы горы свернуть, и не только горы, а даже шеи противникам, посмевшим нарушить спокойное течение жизни лучших друзей. И с самого раннего детства Андрюша знал — случись беда, единственный адрес, по которому нужно обращаться за помощью, не дядя Аристарх, брат отца, и не дядя Семен, дядька по материнской линии, а только дядя Жора Литовченко. Только он придет на помощь в трудную минуту, только он костьми ляжет ради того, чтобы помочь любому из семьи Потураевых выбраться из сложного положения. И, женись Андрюша столь же неудачно на ком-то другом, на любой абстрактной девице, дядя Жора первым пришел бы на помощь, настаивая на разводе, отстаивая интересы сына ближайших друзей с помощью нанятого адвоката, принял бы его проблему, как свою собственную.

Но в данном случае наступал конфликт интересов. Дядя Жора, отличный мужик и просто очень грамотный и разумный человек, при всем своем желании не сможет принять сторону Андрея, какие бы теплые чувства ни испытывал к нему. В данном случае он будет печься лишь об интересах собственной горячо любимой дочери, Любаши. И Андрюша автоматически из дорогого зятя, да что там, фактически родного сына, превратится во врага народа. А Андрею этого уж очень не хотелось. Не то чтобы опасался заиметь столь сильного врага, просто даже теперь, познав весьма сомнительные прелести семейной жизни с Любашей, не хотел огорчать людей, которых привык любить с самого детства. Наверное, это глупо, но Андрей считал весьма разумным в данных обстоятельствах промолчать, стерпеть. И по всему выходило, что терпеть ему доведется долго. Очень долго. Вернее, всю жизнь.

А дабы терпеть было легче, Андрей старался по возможности меньше думать о неприятностях. Да и что там думать? К его величайшему сожалению, в сложившихся не самым лучшим для него образом обстоятельствах ему даже некого было обвинять, кроме самого себя. Никто ведь его не заставлял жениться на Любаше, родители даже на это не намекали, не говоря уже о самой Любе. Та вообще не ведала о его многолетних планах насчет ее персоны. И уж никак не Любаша навязывалась к нему в жены, он сам назойливо предлагал себя, стоило лишь на ее горизонте возникнуть представителю мужского пола. Так что лишний раз думать об ошибке, анализировать прошлое в поисках истока, приведшего к столь печальным последствиям, было очень неприятно, пожалуй, гораздо более неприятно, нежели сама супружеская жизнь под одной крышей с Любашей. Ладно — женился так женился, обратного хода нет. Исправить ничего нельзя, а раз так, надо расслабиться и попытаться получить хоть какое-то удовольствие.