Какие бы преступления ни совершало наше правительство над народом, Петербургская Дума либо молчала, либо поддерживала бюрократию. Она никогда не возвышала своего голоса в защиту прав народа против насильнической политики самодержавия.

Когда началась русско-японская война, все честные граждане видели и понимали, что эта война не нужна народу, что она ведется в интересах небольшой шайки дельцов и чиновников. Каждый месяц войны уносил десятки миллионов, каждое сражение похищало десятки тысяч жизней. В самом аду не могли бы выдумать худшего истязания для нашей несчастной родины, чем война с Японией. Это видели все, кроме тех, кому невыгодно было видеть.

Городская дума считается представительницей интересов городского населения; гласных называют "отцами города". Что же должна была бы сделать дума, если б она действительно стала за интересы населения? Как только война началась, и даже до начала войны, когда уже видно было, что война надвигается, дума должна была заявить правительству, что война не нужна народу, и что правительство не смеет против воли всей страны начинать войну.

Если б все городские думы и все земства сделали бы такое заявление смело и открыто, правительство не решилось бы, да и не в состоянии было бы вести целых два года войну, в которой оно похоронило несколько сот тысяч молодых людей и два миллиарда народных денег и, в конце концов, заключило позорный для себя мир. Если б заграничные банкиры узнали, что весь народ, и в том числе богатые классы, против войны, они не рискнули бы давать правительству взаймы огромные денежные суммы. А без займов война была бы невозможна.

Но думы и земства не осмелились выступить против безумной и преступной манчжурской бойни. Наоборот, одна дума за другой, одно земство за другим выражали свои «патриотические» чувства и поддерживали виновников войны. "Не пощадим ни жизни, ни достояний", писали думские и земские «отцы», прекрасно зная, что никто их жизни не возьмет, что погибать придется русскому солдату. Мало этого: Петербургская дума на нужды войны пожертвовала полтора миллиона народных денег. Население негодовало, но ничего не могло поделать: патриотические трактирщики и подрядчики нагло запустили руку в кассу, вынули оттуда полтора миллиона и бросили в хищную пасть бюрократии.

Преступления городских дум, особенно столичных, против интересов, нужд и потребностей населения бесчисленны.

Больше года, как по всей стране кипит открытая война народа за свободу и счастье. Особенно энергично ведется борьба в городах, а из всех городов горячее всего — в столицах. Городские думы считаются представительницами и защитницами городского населения. Что же сделали думы в теперешней политической борьбе, чтоб оправдать свое имя? Ничего! Думы бездействовали и чаще всего позорно молчали, когда на городских улицах лилась народная кровь.

Девятого января в Петербурге правительство по заранее обдуманному плану убивало на улицах безоружный рабочий народ. Что сделала дума? Если б она стояла на страже интересов населения, она не только должна была бы решительно выступить против замышлявшейся на глазах у всех бойни, — нет, этого мало, она должна была в полном составе, во главе с городским головой, стать впереди народных масс и встретить грудью первые пули. Так поступили бы честные защитники граждан, действительные представители народа. А Петербургская дума? Она позорно устранилась. В то время как на улицах совершалось одно из самых страшных злодеяний в истории, дума просто умыла руки, как сделал Пилат, когда распинали Христа. А потом, когда неопознанные и несосчитанные трупы были зарыты в общих могилах, когда с улиц были соскоблены кровавые следы, дума бросила в рабочие кварталы подачку в 25 тысяч рублей… Та самая дума, которая 1 1/2 миллиона добровольно бросила на безумную войну!

Последствия войны и революции страшной тяжестью ложатся на все бедные классы, но больше всего приходится выносить рабочим. Многие заводы и фабрики закрываются, армия безработных растет со дня на день, голод и болезни совершают в рабочих кварталах свое страшное дело… Что же предприняли наши думы, и в частности Петербургская, для борьбы с безработицей и голодом? Ничего, ни одной сколько-нибудь серьезной меры. А между тем, с бедствием такого огромного размера можно бороться не жалкими подачками, а широкими и смелыми мерами общественно-хозяйственного характера. Но на какую инициативу способна наша плутократическая дума?

За последний год, весь заполненный суровой борьбой народа с его вековыми угнетателями, не раз сознательные рабочие и честные друзья народа из других классов обращались в думы с указанием на необходимость для городского населения иметь собственную вооруженную охрану (городскую милицию). Да разве и без этих указаний думы сами не видели, что население совершенно беззащитно и отдано во власть черных сотен в мундирах и без мундиров? Разве не ясно, что полиция служит против народа? Разве не очевидно, что бессознательные войска это — топор в руках правительственного насилия и безумия? Разве не видели мы, как ошалелый генерал (Трепов. Ред.) писал в столице: "патронов не жалеть!", как будто речь шла о нашествии татар, а не о родном народе, который вскормил и вспоил этого ошалелого генерала? Разве не видели мы десятки раз, как по распоряжению полоумных офицеров убивали невинных людей, старцев, грудных детей, поджигали дома, обращали в пепел и развалины целые губернии и города? Что же делали земства и думы? Ничего! пальцем о палец не ударили! Петербургский Совет Рабочих Депутатов посылал в октябре депутацию в городскую думу и призывал ее стать на сторону народа и поддержать его борьбу^*. Депутация указала думе на то, что правительство не останавливается ни перед чем; что никакой безопасности в стране нет; что в городе хозяйничают черные сотни и полиция; что теперь никто не может ручаться за свой завтрашний день; что население может надеяться только на себя; что необходимо создать большую вооруженную охрану; что рабочие массами готовы вступить в такую охрану для защиты жизни, неприкосновенности, свободы и чести всех граждан; что рабочие требуют оружия. Депутация требовала, чтобы дума ассигновала необходимые средства на организацию и вооружение милиции. Что же ответила Петербургская дума? Она и ухом не повела. У нас слишком много забот по расхищению городской кассы, — есть ли у нее время охранять жизнь и честь населения?

Когда в Москве Дубасов^* разрушал город артиллерией, когда семеновцы, закрыв глаза, палили вдоль улиц, в окна, в двери, по балконам, во дворцы, когда весь мир дрожал от ужаса и негодования, — что в это время делала Московская дума?

Первые три дня она даже не собиралась. "Отцы города" боялись, что какая-нибудь шальная пуля может прекратить их драгоценную жизнь, и сидели дома, в то время как неприятельская армия разрушала город. Комендант крепости, не принявший необходимых мер защиты крепости от неприятеля, подлежит по закону смертной казни. А дума решительно ничего не сделала, чтоб обезопасить население от военной орды, она устранилась, как бы говоря: "Делайте, что хотите, только меня не трогайте!" Мало того: московский городской голова, г. Гучков, не только одобрял неистовые зверства Дубасова, но и состоял при нем добровольным лакеем во все время разрушения Москвы. Какой же каре подлежит Московская городская дума?

В среде городских гласных есть люди разных политических направлений и оттенков: есть прямые черносотенцы, которые открыто радуются пролитой народной крови и не желают лучшего правительства, чем Трепов, — это господа из так называемой монархической партии; немногим отличаются от них члены торгово-промышленной партии и партии правового порядка. Есть среди думцев консерваторы, которые готовы поддержать графа Витте и тогда, когда он расстреливает народ, и особенно тогда, когда он проявляет склонность вступить в выгодную торгово-политическую сделку с промышленниками и финансистами; они знают, что "граф — наш и нас не выдаст". Недаром городские думы и биржи так радостно приветствовали его, когда он взял в свои руки конституционный кнут; эти думцы принадлежат к так называемому союзу 17 октября. Есть среди гласных и либералы, члены партии конституционалистов-демократов или, в просторечии, «кадеты». Эти умеют недурно говорить о благе народа, но, когда нужно решительно действовать, либеральные гласные трусливо молчат и идут в хвосте за думскими реакционерами. Нередко, впрочем, сами гласные-либералы орудуют так, что их нельзя отличить от черносотенцев. Во время войны, когда от Петербургской думы отправлялась в Зимний Дворец депутация, чтобы заявить о готовности столицы бороться с Японией до конца, в этой лживой депутации участвовали старейшие петербургские либералы г.г. Стасюлевич и Арсеньев^*. Когда народные деньги тратились на поддержку преступной военной авантюры, либералы не осмеливались протестовать и голосовали вместе с черносотенными гласными.