8.7.4. «Завершая церемонию подписания, Ельцин сказал, что отныне «Договор об общественном согласии» стал «реальностью российской жизни», — написал это Кронид Любарский и добавил. — Боюсь, что желаемое здесь выдается за действительное».[433]

Позже в книге о Зюганове авторы отметили: «Об общественном договоре политические силы забыли чуть ли не сразу после его подписания. Заявления некоторых историков о том, что договор обеспечил спокойное внутриполитическое развитие страны в течение двух лет, явно ошибочны».[434] Скандалы и разборки последовали сразу же после подписания, не говоря уже о «первой чеченской войне».

Еженедельник «Новое время» (никогда не отличающийся симпатиями к красно-коричневым) сразу после подписания договора предсказал: «Скорее всего уже в близком будущем страсти по договору будут забыты, как будет благополучно забыт и сам договор. Об этом уже сейчас ясно свидетельствует реакция общества на торжественное событие: по результатам опросов общественного мнения сразу после подписания договора более 52 процентов опрошенных относились к нему безразлично или даже не имели собственного мнения.

Такая реакция понятна. «Договор об общественном согласии» может стать «реальностью жизни» лишь тогда, когда он фиксирует тенденции, действительно вызревшие в обществе. Указывает на то, что общество устало от конфронтации. Но усталость еще не есть согласие. Что «так жить нельзя» — согласны все, но единства о том, как же все-таки нужно жить, еще, к сожалению, не наступило».[435]

Критики договора оказались правы. Уже через несколько месяцев разразилась «первая чеченская война» (пункты 10.1. — 10.6. настоящей книги). Договор не сыграл той роли, которую ему хотели бы придать его авторы. И был забыт вскоре после подписания. Оказалось вот такая судьба ждала «судьбоносный» договор. Ни он первый, ни он последний. Договор не стоил и той бумаги, на которой был напечатан. Даже подписи известных людей не помогли. Мечтать надо было более реалистично и жизнь знать лучше.

Есть такое библейское выражение: глас вопиющего в пустыне. Означает оно призыв к чему-нибудь, который остался без внимания.

8.7.4. Хотя разумные мысли о возможности реализации общественного согласия высказывались уже тогда. «Именно национальная идея, — писала «Российская газета», — может стать неформальным стержнем общественного согласия. В самое ближайшее время такое направление интеллектуальных и духовных поисков россиян должно стать приоритетным в силу целого ряда обстоятельств: духовного и идейного вакуума посткоммунистической эпохи; практически полной беззащитности сознания значительной части россиян перед мощным напором западных ценностных установок; возможных попыток в странах ближнего зарубежья аналогичных национальных идей — тюркской и т. д.; усугубляющего чувства национальной неполноценности при сопоставлении российских реалий с жизнью развитых стран».[436]

Не стало оно приоритетным, и не потому, что Россия не хотела этого, а потому, что власть вообще не хотела или еще не могла понять этой достаточно простой и банальной истины.

Валентин Зорькин указывал в апреле 1994 года: «Сегодня к гражданскому миру, к общенациональному согласию и примирению призывают все. Беда, однако, заключается в том, что каждый вкладывает в эти благозвучные призывы собственное содержание, зачастую лукавое, двусмысленное и далеко не бескорыстное. Между тем очевидно, что для достижения согласия необходима общенациональная мировоззренческая основа, на которой сошлись бы, наконец, даже наиболее радикальные и непримиримые соперники и противники.

Такой основой сегодня может стать только идеология возрождения Великой России как процветающей и цивилизованной, свободной и ответственной мировой державы, сочетающей свои самобытные исторические особенности со всем тем ценным и передовым, чего сумело достигнуть современное человечество. Хватить сводить счеты! Пора, наконец, поставить на первое место интересы Отечества, а не партийные, сословные или иные корыстные интересы».[437]

Давно пора, но выпущенные из ящика Пандоры вражда, зависть и прочие неотъемлемые качества борцов за власть и капитал любой ценой, туда загнать уже не просто. Очень не просто. Стоит только показать как при помощи этих качеств один достиг нужной цели, как десятки других, расталкивая локтями друг друга и мечтая заменить счастливчика, ринуться тем же самым путем. Перманентная борьбы всех против всех — страшная вещь.

Сталин провел многолетнюю кровавую чистку аппарата прежде чем навел порядок после такого же хаоса, возникшего в результате так называемой Великой Октябрьской социалистической революции. Это не считая титанических усилий по идеологической обработке в духе преданности коммунизму, что стало тогда своеобразной общенациональной идеей. Но и после этого он вынужден был в года тяжкого испытания Великой отечественной войны призвать на помощь российский патриотизм и православие.

8.7.5. «Мы живем в многонациональном государстве. Это качество — фактор его мощи, а не слабости, не дезинтеграции…

На фоне межнациональной вражды, от которой не свободны даже самые развитый страны мира, СССР являет собой пример действительно уникальный в истории человеческой цивилизации».[438] Эти слова были написаны в книге М.С. Горбачева, которую издали в 1988 году. 300 тысяч экземпляров книги, наполненной демагогией и глупостями, если не циничной ложью.

Никогда многонациональность не является фактором мощи, потенциально это фактор возможной дезинтеграции. Хотя в зависимости от конкретных условий (мудрости высшего руководства страны, отлаженности системы управления, продуманности государственного устройства, экономического благополучия страны и прочего) эта опасность может быть сведена до минимума, а народы, проживающие в государстве, действительно жить в мире и дружбе, используя преимущества существования большого и сильного государства.

Одной из проблем, с которыми столкнулась после августа 1991 года новая Россия стала национальная проблема и ее частность — проблема российского федерализма. Сказанная в угаре политической борьбы фраза о возможности забрать столько суверенитета, сколько влезет, запомнилась региональным князьям из бывших автономных советских социалистических республик, которых в ходе того же угара превратили в просто республики.

Второй раз в самом конце XX века наша страна столкнулась с тем, что ее верховные правители, в интересах борьбы со своими политическими конкурентами, начинали заигрывать с национальными образованиями внутри страны. Первым пошел на это Горбачев. Привычный к кабинетным интригам, он думал за счет поддержки союзных (прежде всего среднеазиатских) и автономных республик (прежде всего в Российской Федерации) победить политических противников, которые сконцентрировались преимущественно в Москве. Опасная игра. Дав лидерам республик вкусить самовольной власти, он дезинтегрировал страну и не получил от республик реальной поддержки в политической борьбе. В конечном итоге, все они его предали.

После ухода от власти Горбачева в декабре 1991 года, эта головная боль досталась Ельцину, который в 1992–1993 годах был вынужден также как и его предшественник львиную долю сил тратить на политическую борьбу в Москве, и вынужден был поэтому меньше внимания уделять проблемам федерализма страны. Плюс, в начале 1992 года он еще некоторое время инстинктивно пытался удержать союзные республики в рамках какого-то государственного образования, некоего Союза.