— Это она так пишет или вы так вольно переводите?
— Но даже когда реи украсились купцами, вздёрнутыми на дыбу, чтобы они смогли облегчить душу, рассказав о своих грехах, — даже тогда чёрный монах не забывал ставить на марсы вперёдсмотрящих с приказом высматривать «Минерву».
— Поэтому и дали сигнальный выстрел?
— Еретики взбунтовались. Они выстрелили в надежде получить помощь. Произошло сражение — чёрного монаха загнали в трюм…
— Где он устроил поджог — аутодафе для всего корабля.
— Когда Елизавета де Обрегон очнулась на «Минерве», первым, кого она увидела, был тот самый чёрный монах, смотревший ей прямо в лицо. Опий и хитрые речи убедили её, что пожар на галеоне произошёл случайно, а теперь на «Минерве» они в плену у еретиков, которые убьют монаха, если узнают, что он иезуит, а потом надругаются над её честью. Поэтому она исполняла роль, которую указывал ей монах. Но в Мехико, страдая без опия, Елизавета вышла из-под влияния монаха, и начались кошмары. Она решила, что это не кошмары, а подлинные воспоминания, и что все действия чёрного монаха — часть единого плана, как-то связанного с золотом Соломона, похищенным у бывшего вице-короля.
— И написала письмо, чтобы нас предупредить? Очень благородно с её стороны, — задумчиво проговорил Джек. — Но я не представляю, какое ей до нас дело.
— Она была из семьи маранов, — отвечал де Жекс. — Еврейка.
— Я обратил внимание, что вы сказали «была».
— Она лежит в общей могиле на окраине Мехико. Тамошние инквизиторы, продажные ханжи, обошлись с ней чересчур мягко. Она умерла в тюрьме от какой-то заразы. Но я ещё сожгу её изображение на великом аутодафе в Сент-Джеймском парке. И ты там будешь, Джек, — сам подожжёшь костёр и будешь молиться по чёткам, пока он горит.
— Если вы сумеете устроить аутодафе в Вестминстере, то буду, — пообещал Джек.
Поначалу Джек думал, что всех на «Минерве» перебьют или отправят на галеры. Однако шли дни, и становилось ясно, что здесь останутся только Джек и Вреж. «Минерва», её экипаж, ван Крюйк, Даппа, Джимми и Дэнни могли отправляться на все четыре стороны, хотя и без золота. Джеку хотелось видеть причину в своей добровольной сдаче, но позже он заподозрил, что дело в их пайщице — курфюрстине Софии Ганноверской. Какой-то высокопоставленный француз, затеявший всё это нападение — герцог д'Аркашон или сам Луй, — решил оказать ей профессиональную любезность.
После того, как на корабле не осталось ни грана золота или серебра, команда дождалась прилива и начала выбрасывать за борт балласт, чтобы попробовать сняться с рифа. Джек наблюдал за операцией со стены замка, куда его иногда выпускали прогуляться (в обнимку с ядром и под охраной). Через некоторое время к нему подошёл де Жекс, сказав вместо приветствия:
— Напоминаю тебе, что самоубийство — смертный грех.
Реплика изумила Джека своей несвоевременностью, но тут он проследил взгляд де Жекса от замшелых зубцов на сотни футов внизу туда, где волны разбивались об отвесные скалы, и рассмеялся.
— Я полагаю, что какой-нибудь д'Аркашон явится сюда, чтобы предать меня медленной смерти. Неужели вы думаете, что я избавлю его от необходимости совершить столь приятное путешествие?
— Возможно, ты захочешь избежать пыток.
— О нет, Эдуард, я вдохновляюсь вашим примером.
— Ты про Инквизицию в Мехико?
— Мне вот интересно: инквизитор знал, что вы тоже иезуит? Делал вам поблажки?
— Если бы он делал мне поблажки, вы с Мойше об этом догадались бы — не стали бы мне верить. Нет, я обманывал инквизитора так же, как и вас.
— Это самая чудная история, какую я слышал за всё кругосветное путешествие.
— Не такая она и странная, если знать больше, — отвечал де Жекс. — Вопреки тому, что ты думаешь, я не считаю себя святым. У меня есть тайны столь тёмные, что я сам их не ведаю! Я думал, может быть, инквизитор под пыткой вытянет из меня то, чего я не узнал молитвой и размышлениями.
— Ещё чуднее. Мне больше по вкусу первая версия.
— На самом деле всё не так ужасно, как вечно твердят евреи. Есть много способов сделать пытки более мучительными. Когда в Лондоне будет восстановлена Святая официя, я введу некоторые усовершенствования — нам придётся быстро расправляться с множеством еретиков, и бессистемный мексиканский метод тут не годится.
— Я не думал о самоубийстве, когда выходил сюда, — задумчиво произнёс Джек, — но вы ловко подвели меня к этой мысли.
Он просунул голову между зубцами и перегнулся через стену, пытаясь определить, какими могут быть последние мгновения его жизни.
— Жаль, что сейчас прилив — я ударюсь о воду, а не о скалы.
— Жаль, что нам поручено передать тебя в целости и сохранности, — сказал де Жекс, глядя на Джека почти любовно. — Хотел бы я применить к тебе то, что узнал в Мехико, здесь и сейчас, дабы узнать в точности, что вы сделали с Соломоновым золотом.
— А, вот чего вам надо! Мы привезли его в Сурат, потратив лишь немного на необходимые расходы в Мокке и Бандаре, и там его отняла у нас королева Коттаккал. Если вам нужно именно это золото, отправляйтесь в Малабар!
Эдуард де Жекс погрозил Джеку пальцем.
— От мсье Исфахняна я знаю, что подлинная история куда сложнее. Он провёл несколько лет на севере Индии, сражаясь на стороне каких-то магометан…
— Только потому, что не выдержал проверку на сообразительность.
— …и к его возвращению еврей уже втёрся в доверие к королеве идолопоклонников. Существенная часть золота была вложена в строительство корабля. Куда оно пошло?
— Вы сами сказали, что его вложили в строительство корабля!
Говоря, Джек естественно повернулся к упомянутому кораблю.
От «Минервы» их отделяло мили две, но в прозрачном арктическом воздухе она казалась куда ближе. Осадка её была чрезвычайно мала, что неудивительно — последние полчаса корпус скрывали облака брызг от камней, которые команда выкатывала в орудийные порты. Волны начали раскачивать корабль, мало-помалу сдвигая его с рифа. Наконец вдалеке грянуло «Ура!» и прозвучал пушечный салют. Треугольники и трапеции парусов начали разворачиваться на мачтах.
— Гляньте, как ровно она идёт даже при такой осадке, — заметил Джек.
— Ты пытаешься уйти от вопроса, — сказал де Жекс.
— Ничуть, — отвечал Джек, но де Жекс продолжал настаивать.
— По словам Врежа, дерево и рабочие руки в Индии не стоят практически ничего. Он смотрел расходные книги и говорит, что большей части золота не хватает. Я могу что угодно думать о догматической стороне его веры, но нимало не сомневаюсь в его бухгалтерских способностях.
— Вреж почти восемь лет изводил нас этим самым вопросом, — отвечал Джек. — Когда давеча он спрыгнул за борт, первым моим чувством — ещё до того, как я понял, что он нас предал, — была радость. Радость, что мне никогда больше не говорить с ним на эту тему. И вот теперь вы подхватили эстафету.
— Вреж поделился со мною своими подозрениями. Он говорит, что вы всякий раз отделывались расплывчатыми фразами вроде: «Не подмажешь — не поедешь» или что-то в таком роде.
— Мы теперь все старые моряки и предпочитаем флотские термины, — сказал Джек. — Вместо того чтобы говорить о колёсах, которые надо смазать, мы думаем о корабельном корпусе, который обрастает ракушками, замедляющими ход судна, и о том, что он должен быть гладким.
— Так или иначе, я заключаю, что золото ушло на подкуп какого-нибудь могольского или маратхского князька?
— Можете заключать что угодно, всё равно золота вам не достать. — Джек смотрел, как «Минерва» устремилась вперёд с ветром на левом траверзе. Один за другим реи разворачивались, паруса переставали дрожать. Корабль накренился, набирая скорость. Однако де Жекс встал между Джеком и «Минервой».
— Твой корабль свободен, да только ты не на нём. Не забывай, ты в моей власти, — сказал иезуит, глядя ему прямо в лицо.
— Мне казалось, я во власти вашего короля, — возразил Джек и по лицу де Жекса понял, что его дерзкая догадка верна.