Мысли его устремлялись к обширным территориям, отмеченным на голландских картах к югу и востоку от Филиппин: Новой Гвинее, предполагаемому Южному континенту, Земле ван Димена и цепочке островов, называемых Соломоновыми, в неизведанной части Тихого океана.

Енох стоял на верхней палубе, ожидая, когда его вещи погрузят в шлюпку. Как часто в минуты безделья, он вытащил из кармана дорожного плаща приспособление, похожее на катушку, хотя и довольно странную: торцы у неё были большие и круглые, а место, куда наматывать бечёвку, — совсем короткое. Енох отмотал несколько дюймов бечёвки и продел палец в петлю на её конце, потом отпустил катушку. Под её весом бечёвка начала разматываться — сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее — пока не размоталась совсем и катушка не остановилась над самой палубой. Тут Енох легонько дёрнул, и катушка начала взбираться обратно.

Джек взглянул на голландский корабль, который отделяли от них несколько морских саженей воды. Человек десять матросов глазели на чудо, изумлённо раскрыв рот.

— С такого расстояния они бечёвки не видят, — заметил Джек. — Им кажется, будто это какое-то колдовство.

— Любая достаточно развитая технология неотличима от йо-йо, — отвечал Енох.

— Таким и воробья не убьёшь, — сказал Джек. — Мне больше нравится исходный вариант, с вращающимися ножами.

— Он хорош для охоты в филиппинских джунглях, но в кармане его носить несподручно.

— И куда вы с йо-йо направляетесь? — спросил Джек.

— Говорят, аборигены Земли Арнема тоже делают метательные орудия, которые возвращаются к бросавшему, но без бечёвки и вообще без какой-либо физической связки.

— Не может быть!

— Как я сказал: «Всякая достаточно развитая техно…»

— Я не глухой. Итак, Земля Арнема. А потом?

Енох глянул, как идёт погрузка, и, убедившись, что у него есть ещё минута-две, поведал следующее:

— Как ты знаешь, для успеха нынешнего предприятия нам требовалось подкупить некоторых испанских чиновников и капитанов — задача сама по себе вполне выполнимая. Однако вспомни, сколько часов мы потратили, угощая их, улещивая и выслушивая от них бесконечные морские байки. Впрочем, одна меня заинтересовала. Её поведал некий Альфонсо, первый помощник с галеона, отправившегося из Манилы в Акапулько несколько лет назад. Как обычно, они попытались подняться в более высокие широты, чтобы с пассатом добраться до Калифорнии, но налетевшая буря почти неделю гнала их к югу. Когда они наконец смогли взять высоту Солнца, то поняли, что пересекли экватор и находятся в нескольких градусах к югу от него. Вода смыла всю землю, которой была обложена печь на камбузе, и они не могли развести огонь, не спалив корабль. По счастью, они увидели цепочку островов, населённых людьми, с виду напоминавшими африканцев. Бросив якорь у одного островка, моряки набрали пресной воды и песка, чтобы обложить печь, затем продолжили путь. Прибыв в Акапулько полгода спустя, они обнаружили под печкой золотые слитки — очевидно, песок был золотоносный, и от жара металл выплавился. Нет надобности говорить, что вице-король в Мехико…

— Тот самый?

Енох кивнул.

— Тот самый, у которого вы похитили золото. Выслушав доклад о чуде, он без промедления отправил эскадру под командованием адмирала Обрегона искать острова на этой широте.

— Уж не Соломоновы ли, часом?

— Как тебе известно, Джек, давно предполагалось, что Соломон — создатель Иерусалимского храма, первый алхимик и предмет фанатичных изысканий Исаака Ньютона на протяжении многих лет — перед смертью покинул Израиль, отправился на восток и основал государство на каких-то островах. Легенда гласит, что страна эта была сказочно богата.

— Забавно, что никто не сочиняет легенд о баснословно нищих странах.

— Не важно, верна ли легенда. Существенно, что некоторые в неё верят, — терпеливо отвечал Енох. Он снова начал играть в йо-йо, заставляя катушку летать вокруг кулака, как комета летает вокруг Солнца.

— Например, Ньютон? Это тот, что рассчитал орбиты планет?

— Ньютон убеждён, что Соломонов храм — геометрическая модель Солнечной системы. Огонь на центральном алтаре означает Солнце и так далее.

— То есть он был бы рад узнать, что Соломоновы острова найдены?..

— Разумеется.

— …и наверняка уже прочёл отчёты экспедиции, присланные нашим другом из Бонанцы.

Енох мотнул головой.

— Нет никаких отчётов.

— Экспедиция потерпела крушение?

— Крушения, болезни… бедствия были столь многочисленны, что свидетельства расходятся. В Манилу вернулся лишь один корабль. Все моряки заразились неведомой болезнью, половина умерла в дороге, половина — вскорости после прибытия. Выжила только некая Елизавета де Обрегон — жена адмирала, командовавшего эскадрой.

— И что она рассказывает?

— Ничего. В обществе, где женщины не могут владеть собственностью, тайны для них — всё равно, что золото и серебро для мужчин.

— Почему вице-король не снарядил новую экспедицию?

— Возможно, и снарядил.

— Ты темнишь, а время поджимает.

— Это не я темню, а ты ленишься думать. Если бы экспедиции были отправлены и ничего не нашли, что бы случилось?

— Ничего.

— А если хоть одна экспедиция преуспела, что бы мы имели в итоге?

— Секретный отчёт, хранящийся в Мехико или Севилье, и много золота… — Джек осёкся.

— Что вы рассчитывали найти на вице-королевском бриге?

— Серебро.

— А что нашли?

— Золото.

— Но в Мексике добывают только серебро.

— Да… мы так и не разрешили загадку, откуда золото.

— Догадываешься ли ты, Джек, сколько алхимиков среди влиятельных людей христианского мира?

— Слыхал, что много.

— Если бы среди этих людей — королей, принцев, герцогов — прошёл слух, что Соломоновы острова открыты и с них привезли золото — не абы какое, заметь, а из плавилен самого царя Соломона, то есть, почитай, чистый философский камень или философическая ртуть, слух бы этот возбудил некоторый интерес, ты согласен?

— Если слухи просочились, то да…

— Они всегда просачиваются, — отрезал Енох. — Теперь понятно, почему столько значительных людей держат на тебя зло?

— Вот уж не думал, что это нуждается в объяснении. Но теперь, когда ты сказал…

— Отлично. Надеюсь, я объяснил также, почему должен сам отправиться на Соломоновы острова. Если легенда не лжёт, Ньютон захочет узнать всё, что можно. И даже если это всего лишь легенда, такие острова — самое место, чтобы удалиться от мира на несколько лет или столетий… так или иначе, туда я направляюсь.

Катушка запрыгнула Еноху в кулак и остановилась.

В рейсе из Японии в Манилу, как в любом морском путешествии, тон задавала широта. Ван Крюйк, Даппа и ещё несколько членов команды умели определять её по солнцу. Солнце выглядывало по меньшей мере раз в день, так что они неплохо представляли, на какой параллели находятся. Однако не существовало способа определить долготу. Соответственно лоции ван Крюйка основывались преимущественно на широте. На некоторых параллелях тревожиться не стоило, поскольку в этой части мира (по крайней мере согласно документам) на них отсутствовали рифы и острова. На других опасности были отмечены; когда «Минерва» достигала такой параллели, вся жизнь корабля менялась: ставили дополнительных вперёдсмотрящих, убавляли паруса, часто бросали лот. Конкретный риф мог находиться в ста милях к западу или к востоку; не зная долготы, сказать это было невозможно. Путь из Японии в Манилу лежал с севера на юг; градус широты и градус напряжения менялся с каждой минутой.

Помимо рифов и островов, в число главных опасностей для навигации входили тайфуны и пираты, недавно отбившие у голландцев остров Формоза и основавшие там собственное государство. Обе обрушились на «Минерву» в один день: пираты заметили её и двинулись наперерез, но тут погода начала меняться. Всё предвещало тайфун. Пираты бросили преследование и занялись спасением собственной шкуры. «Минерва» к тому времени благополучно пережила несколько штормов, и команда хорошо представляла, что её ждёт; ван Крюйк мог предсказать, как будет меняться ветер в ближайшие день-два в зависимости от расстояния до центра тайфуна. Поставив штормовые паруса и лично управляя румпелем, он добился, чтобы их вынесло не к Формозе, а на юго-восток, в Филиппинское море, глубоководное и лишённое рифов. Позже, когда небо расчистилось и показалось солнце, они отыскали определённую широту (19°45' N) и прошли по ней двести миль на запад до пролива Балинтанг, разделяющего две группы островов к северу от Лусона. Затем повернули на юг и с великой осторожностью продолжили путь, пока не завидели холмы Илокоса — северо-западной оконечности Лусона.