Дэнни первым встал на ноги. По-прежнему согнувшись пополам, он отыскал в зарослях руку Джимми и попытался того поднять.

— Ну, Шимус, мы своё дело сделали, можно двигать назад к Уайтчепелу.

— Как хотите, — заметил Джек, — но если вы немного потерпите, я обеспечу вас средством передвижения.

— Шахджаханабад — гнездо аспидов, — заметил Джек на следующий день, когда они ехали через лесистые холмы в юго-восточную область его владений. — Почти все эмиры отправляются туда и увязают в кознях других эмиров, не говоря уже о различных придворных, наложницах, евнухах, баньянах, брахманах, факирах различных индуистских сект, шпионах диких азиатских стран на северо-западе, агентах Французской, Голландской и Английской Ост-Индских компаний и вообще всех, кто случился рядом. У Аурангзеба великолепный дворец, который он отнял у папаши и братцев. Так что, как видите, ребята, не вы первые в Индии нарушили четвёртую заповедь.

— Помни день субботний? — изумлённо процитировал Джимми.

— Простите, я имел в виду седьмую.

— Не прелюбы сотвори? — хором переспросили Джимми и Дэнни.

— Его величество хотел сказать «пятую»: чти отца и мать! — крикнул Енох Роот, который вместе с Сурендранатом отставал всё дальше и дальше, но по-прежнему слышал весь разговор.

Дэнни прочистил горло.

— Для того-то мы сюда и добирались — чтобы мать почтить. Просто для этого надо было поквитаться с отцом.

— Ну всё, поквитались, — сказал Джек, указывая на своё распухшее лицо, — и молчите. Я пытаюсь вас образовать. Пока мы не углубились в богословский спор, я рассказывал о дворце Великого Могола в Шахджаханабаде на окраине Дели. Он стоит в пойме реки, и на этой пойме Великий Могол устраивает потешные бои между армиями из сотен слонов и не меньшего количества коней и верблюдов. Расходы на один только корм для слонов чудовищны.

— Едем туда! Я должен посмотреть! — воскликнул Джимми, сияя глазами.

— Вот дурья башка! — сказал Дэнни. — Не видишь, что он рисует картину восточных излишеств?

— Вижу не хуже, чем харю твою уродскую! Но я не для того сюда тащился, чтобы вздуть батьку и домой! Я бы охотно глянул одним глазком на восточные излишества, если твоё святейшество не возражает.

— Вы увидите восточные излишества и много чего ещё, если немного помолчите, — но не увидите их в моей стране. Потому как я вот к чему веду. Среди эмиров есть несколько христианских артиллеристов — дезертиров из армий короля Луя или императора Священной Римской империи. Аурангзебу они нужны, потому что знают аль-джебру — это такое математическое колдовство, которое нам хватило ума спереть у арабов. При помощи аль-джебры они могут предсказать, где упадёт ядро, а это в сражении дело полезное. Соответственно, Аурангзебу без них никак.

— А ты-то, папань, тут при чём? Ты ж не отличишь аль-джебру от абракадабры! — спросил Дэнни.

— В безумных фантазиях Великого Могола я просто ещё один франкский чародей. И значит, сейчас я мог бы возлежать в Шахджаханабаде на шёлковых подушках, пока какая-нибудь индусская краля нежила бы мои чакры. А вместо этого я здесь! — Тут Джек порадовался, что его то и дело перебивали, поскольку всё получилось как в хорошем спектакле: он выехал на голую вершину холма и описал рукой широкую дугу. — Теперь внимательно глядите на эти владения, сыны мои, — ибо однажды они не будут вашими!

— Хрен ли тогда смотреть, мы их и так видели, — сказал Джимми. — В какой стороне Шахджаханабад?

— Как вы можете видеть, джагир похож на те лотки, в которых мы выпариваем селитру. Это спекшаяся солёная глина, и всё, что на ней вырастает, немедленно съедается. Борта — холмы, окружающие его со всех сторон за исключением одного места, которое соответствует носику лотка. Там — болото, змеиный рай, ведущий к Бенгальскому заливу.

— Прости, отец, но раян твоего величества продлится ещё… четыре месяца?

— Сто шестнадцать дней, считая от сегодняшнего.

— Так какой нам с Дэнни хрен?..

— Если вы помолчите десять минут кряду, я до этого доберусь, — сказал Джек, высматривая с высоты Сурендраната и Еноха, вообразивших, что они отправились в эту поездку с целью все время останавливаться и на всё пялиться. Едва отъехав от дворца в Бхалупуре (летней столицы Джека в холмах), баньян с алхимиком углубились в беседу и вскоре утратили всякий интерес к бесконечным пререканиям трёх Шафто. Свита из сменных носильщиков, телохранителей, помощников и прочих валлахов растянулась между Джеком с сыновьями и Енохом с Сурендранатом; Джек едва различал ближайшего и мог лишь надеяться, что тот видит следующего. Опасность заключалась не в том, что спутники потеряются (Сурендранат знал дорогу лучше, чем Джек), и не в диких зверях (Джимми и Дэнни заверили, что Енох может за себя постоять), но в душителях из секты тхаги, бандитах из разбойничьей касты дакоитов и маратхских отрядах. Сегодняшнее путешествие привело их на самый край метафорического лотка; от любого места здесь было не больше нескольких миль до какой-нибудь маратхской крепости.

Джек не без лёгкого удивления осознал, что Джимми с Дэнни и впрямь его слушают.

— Именно потому, что Великий Могол жалует джагир на строго ограниченный срок в три года, каждый эмир с первого дня правления направляет все силы на подготовку к тому времени, когда его власть кончится. Я мог бы расписывать подробности часов двенадцать, и тем из вас, кого завораживают рассказы о восточных излишествах, было бы чему подивиться. Вкратце так: есть два пути. Первый — остаться в Шахджаханабаде и плести интриги против всех и каждого в надежде через три года получить новый джагир.

— Второй попробую угадать, — сказал Дэнни. — Беги от Шахджаханабада, как от чумы. Живи в своём джагире и дои его изо всех сил, чтобы к концу срока набрать чёртову прорву денег…

— Как английский лорд в Ирландии, — подхватил Джимми. Джек вздохнул, шмыгнул носом и утёр слезу.

— Сыны мои, я вами горжусь.

— Так этот-то путь ты и выбрал?

— Не совсем. Доить мой джагир — всё равно что выжимать кровь из вяленого мяса. Мои досточтимые предшественники доили его без остановки тысячу лет. Собственно, для этого есть заминдар, главный сборщик податей, он и доит для того, кто сейчас у власти.

— Тот чучмек в паланкине, да?

— Сурендранат — мой заминдар. Его люди следят за базарами в Бхалупуре, где мы сегодня ночевали, и в Даликоте на побережье, куда мы сейчас едем. Там всё, что дают земля и море, меняют на серебро. А поскольку подать Великому Моголу я плачу серебром, больше её нигде не собрать. Подать установлена раз и навсегда. Джагир приносит некий скромный доход, который не увеличить никакими силами.

— Так что же ты делал все эти годы? — спросил Джимми.

— Для начала проиграл — или по крайней мере не выиграл — несколько битв с маратхами.

— Почему? Ты умеешь делать фосфор. Мог бы застращать маратхов до смерти и загнать в море.

— То были тактические поражения, Дэнни. Другие эмиры — я про интриганов в Шахджаханабаде — слышали про фосфор и считали меня опасным конкурентом. Начни я выигрывать сражения, ко мне стали бы подсылать убийц. А мне хватает тех, что подсылают французы, испанцы, немцы и турки.

— А разыгрывая дурачка, ты себя обезопасил, — заключил Джимми.

— Моголы и маратхи равно хотят, чтобы я прожил ещё хотя бы сто шестнадцать дней. Не то, пока вы бы добрались сюда, чтобы меня вздуть, вашего отца уже не было бы на свете.

— Так чем ты занимался? Кроме того, что проигрывал битвы и отнимал у бедняков последние крохи?

— Тс-с! Слушайте! — сказал Джек.

Они прислушались и поначалу различили только бурчание собственных желудков и шелест ветра в кронах. Однако постепенно до их слуха донеслось: тюк-тюк-тюк.

— Лесорубы? — догадался Джимми.

— Не просто «лесо» и не просто «рубы», — сказал Джек, направляя ослика вниз по склону на стук. — Гляньте на эти деревья… нет-нет, на большие справа. Это тик.