Первым заговорил консул.

— Ты говоришь по-итальянски? — спросил он Бошко.

— Да, синьор.

— Как тебя зовут?

— Бошко.

— Какой ты веры? Христианской или мусульманской?

— Христианской.

— Где родился?

— На шхуне, шестнадцать лет тому назад. Отец и мать родом из Боки.

Тут консул обратился к синьору Марио:

— Вам он говорил то же самое?

— Да. Это знает и дон Винченцо.

— Хорошо, — продолжал консул, — ты сказал синьору Марио, что твой парусник затонул во время шторма и что все твои близкие, а также матросы пошли на дно вместе с судном.

— Да, синьор.

— Допустим. Но как тебе одному удалось спастись?

— Клянусь богом, синьор, я и сам не знаю. Когда я пришел в себя, рядом со мной были незнакомые люди.

— Хорошо. А что перевозил твой парусник?

— Древесину, соленую рыбу, растительное масло, соль…

— В какой город вы везли товар?

— В Анкону.

— А как зовут купца из Анконы?

— Не знаю, сударь. Отец не говорил мне.

— Так что же рассказывал тебе твой отец? Чему учил тебя?

— Учил всему, что должен знать моряк. Я был его правой рукой.

— Стало быть, твой отец был опытным моряком?

— Да.

Консул и венецианский офицер многозначительно переглянулись. Они угадывали в юноше искренность и прямодушие, и все же гак ли он правдив в своих ответах? Это предстояло выяснить, и потому дальнейший допрос повел венецианский офицер. Он дотошно спрашивал о том, что должен знать простой матрос, придумывая вопросы похитрее. Бошко не давал себя сбить с толку. Даже на такой вопрос, как вести судно в открытом море, он ответил без запинки. Офицер был очень доволен. Среди всего этого сборища он один мог по-настоящему оценить точность и правильность ответов Бошко. Остальные, за исключением разве Анджело и капитана Пьетро, в морском деле смыслили ровно столько, сколько смыслит любой житель приморского края. Когда офицер закончил экзамен, консул спросил его:

— Синьор офицер, что нам делать с этим юношей?

— По-моему, разумнее всего взять его на наше судно, — отвечал офицер. — Он хорошо знает навигацию. Здесь, в Бари, с нашей тартаны сбежал один матрос, и этот юноша будет нам весьма кстати. Думаю, что капитан не станет возражать, если я попрошу.

Все, о чем говорили в доме консула, недолго оставалось тайной. Заметим мимоходом, что жители Бари, сообщая друг другу новости, всегда что-нибудь прибавляли от себя, и по городу в скором времени поползли самые невероятные слухи. Одни по-прежнему считали Бошко контрабандистом, другие тотчас решили, что он побочный сын синьора Марио, который-де таким путем хочет от него отделаться. Третьи утверждали, что он сын капитана турецкого военного корабля, сбежавший в поисках приключений. А иным уже мерещилось, будто Бошко сын венецианского дожа и сильно на него смахивает. Потому-то, мол, венецианский офицер и вознамерился отвезти его в Венецию. Другие, в свою очередь, посмеивались над этими бреднями, уверяя, что он просто-напросто внебрачный сын какого-то священника. Словом, россказней и небылиц было не счесть…

Толпа на берегу росла, как снежный ком. И тут ко множеству прежних домыслов добавился еще один. Когда Бошко на шлюпке, да еще в сопровождении офицера, повезли на венецианскую тартану, народ разом решил, что он шпион турецкого султана.

На тартане первым делом Бошко выдали чистую матросскую робу, и, поскольку был час обеда, он получил еду наравне с остальными матросами. Сразу после обеда была дана команда сниматься с якоря. Опытные матросы быстро поставили паруса, и тартана, слегка накренившись, пошла в открытое море. Бошко внимательно следил за четкими действиями матросов. Он хорошо знал, как выходит в море обычный парусник, но здесь, на военном судне, где была железная дисциплина и где за малейшую оплошность строго наказывали, люди работали на редкость ловко и слаженно. Бошко старался все примечать. Капитан стоял рядом с рулевым, когда судно выходило из гавани. Он слушал команды своих офицеров и наблюдал за тем, как матросы легко и быстро взбираются на мачты, спускаются вниз, ставят и рифят[5] паруса.

Наконец парусник вышел в море. Капитан походил еще немного по мостику, а потом удалился в свою уютную каюту. На военном судне началась обычная жизнь. Пушкари в который уже раз осматривали и чистили стволы пушек, матросы проверяли снасти и такелаж. Юнга, одетый в красивую форму, прогуливался по палубе. Увидев Бошко, своего ровесника, он подошел к нему и спросил:

— Тебя привел синьор старший офицер Джорджо?

— Да, синьор.

— Тогда я беру тебя под свою опеку!

Таким образом Бошко узнал, как зовут офицера, который взял его на венецианское военное судно.

Потом к Бошко подошел немолодой матрос. Все в нем выдавало искусного моряка. Бошко ему, похоже, понравился, и он сразу стал знакомить его с порядками на военном корабле. Ошибки и непослушание здесь просто недопустимы. Офицеры беспощадны к нарушителям дисциплины. Матросы безропотно несут наказание. А если кто и разворчится и, не дай бог, это дойдет до офицеров, ворчуну приходится еще горше. Поэтому, даже если наказание несправедливо, матросы молчат. Работа и беспрекословное повиновение — вот что от них требуется. Они не знают, когда корабль выйдет в море и куда возьмет курс. Хотя иной раз за пару дней и удается проведать, в какой порт они войдут. Таковы в те времена были обычаи на военных кораблях любого государства.

О жизни на военных кораблях Бошко много слышал от своего отца и теперь воочию убедился в правдивости его слов. Матросы обходились с ним ласково и дружелюбно, а офицеры будто не замечали. И только старший офицер Джорджо относился к нему иначе. Бошко казалось, что он видит в его глазах дружеское участие. В тот же день около полуночи, когда на судне сменяются дежурные офицеры, рулевые и вахтенные матросы, чей-то громкий голос разбудил Бошко:

— Эй, парень, живо на вахту у руля! Там ждет тебя старший помощник капитана.

Бошко торопливо оделся и побежал на корму. Судно покачивало, но Бошко шел по палубе легко и уверенно, что с удовлетворением отметил про себя офицер Джорджо. Так во время качки ходят лишь бывалые моряки.

Началась первая вахта Бошко на тартане. Это был поистине экзамен на зрелость, который он сдавал старшему помощнику капитана. Бошко отвечал на вопросы быстро и правильно, умел пользоваться компасом, знал многие звезды и, поскольку ночь была ясная, показывал их Джорджо. Словом, он с честью выдержал испытание. Изумлению Джорджо не было предела.

— Скажи мне честно, какую мореходную школу ты окончил? — спросил он под конец.

— Кажется, я вам уже говорил: меня всему научил отец.

Вахта длилась почти до рассвета. Их сменили второй офицер, рулевой и один матрос. Бошко и Джорджо пошли немного поспать.

Матросы приняли Бошко с самым искренним расположением. Они уже знали, что он может вести судно не хуже любого офицера. И восхищение их возросло еще больше, когда им стало известно, что капитан тартаны, вопреки своим правилам, пригласил его на беседу.

Капитан, старый морской волк и верный защитник Венецианской республики, говорил на нескольких языках. Он слышал о том, куда ходил Бошко на своем маленьком паруснике, и потому сразу заговорил по-турецки, желая проверить, знает ли Бошко этот язык. И каково было его удивление, когда он услышал, как бойко и гладко Бошко отвечает на его вопросы. Потом капитан перешел на арабский, а под конец спросил по-итальянски:

— А кто тебя учил итальянскому языку?

— Мой отец. Многие наши края принадлежат Венецианской республике. И потому редкий моряк не говорит по-итальянски.

Капитан, человек гордый и надменный, с матросами почти не разговаривал. В самых крайних случаях обронит, бывало, слово-другое и опять молчит. Не слишком многословен он был и с офицерами, а тут и не заметил, что с простым матросом беседует, как с равным. Может быть, к этому располагало поведение Бошко. На шхуне его отца все держались просто и естественно, и Бошко видел в капитане обычного человека, не испытывая перед ним никакого страха. Да и с чего бы ему бояться, если он не совершил ничего такого, чего следовало стыдиться.