Когда Никколо ушел, на Бошко нахлынули разные мысли. Он вновь и вновь повторял про себя разговор с молодым синьором, который, судя по виду, был на год-другой старше его. Задавал он самые обычные вопросы, но слова «вы присматривайте за ним» озадачили Бошко. «Почему за мной надо присматривать? — думал он. — Ведь я не разбойник и не пират». И это была чистая правда, но как доказать, что ты честный человек, если все, что ты имел, и всех, кто тебя знал и любил, навсегда поглотило море…

Судовой журнал, список членов экипажа, документы на груз, который отец покупал или просто развозил по разным островам и портам Средиземного моря, погребены вместе с парусником в морской пучине. И потому он должен быть предельно осторожным. Ведь при малейшем подозрении, что он пират или грабитель, ему никогда не видать родной стороны.

На другой день, лишь только взошло солнце, на каменистой проселочной дороге появилась коляска. Тихая деревушка разом оживилась. Коляска с помещиком синьором Марио и священником доном Винченцо остановилась перед лачугой Серджо. Ее вмиг обступила толпа ребятишек. Взрослые выстроились у дверей, оставив узкий проход. Когда гости вылезли из коляски, мужчины в знак приветствия сняли свои обтрепанные соломенные шляпы. Синьор Марио в ответ пробормотал что-то невнятное, а дон Винченцо с загадочной улыбкой кивал головой. Женщины, увидев священника, перекрестились. Казалось, они не столько уважали его, сколько боялись. Бошко встал с кровати и поклонился гостям. Синьор Марио и дон Винченцо сели на шаткие стулья. Начались расспросы. Первым заговорил синьор Марио:

— Мой сын рассказал мне все, о чем вы с ним говорили. Интересная история, однако странная. Потом я спрошу тебя кое о чем, а сейчас с тобой поговорит дон Винченцо.

— Возлюбленный сын мой, ты умеешь креститься?

— Да.

— Не можешь ли ты показать мне…

Бошко встал и перекрестился, но священнику этого было мало. Он все еще в чем-то сомневался.

— Хорошо, — сказал он елейным голосом. — А ты знаешь какую-нибудь молитву?

— Да.

— Я хотел бы услышать.

Когда Бошко прочитал «Отче наш», дон Винченцо опять спросил:

— А можешь ли ты назвать семь смертных грехов?

— Извольте.

И Бошко перечислил их все по порядку.

— Хорошо, хорошо, — довольно произнес дон Винченцо, — вижу, что ты принадлежишь к нашей вере. Скажи, где ты всему этому научился и кто тебя учил?

— Научила меня моя матушка на шхуне. Она была очень набожна и берегла для церкви ценные дары и много дукатов. Сейчас и она, и дары…

— Хорошо, хорошо, — перебил его дон Винченцо и обратился к помещику: — Синьор Марио, не хотите ли и вы о чем-либо спросить юношу?

— Пожалуй, на сегодня хватит. Однако мы еще не знаем, как тебя зовут.

— Бошко.

— Боско! Боско! Ну какое же это имя? Это слово означает «лес»!

— Не Боско, а Бошко, — поправил его Бошко. — На нашем языке это вовсе не «лес».

— Ладно, ладно. — И Марио повернулся к двери, возле которой толпились любопытные: — Скажите моему кучеру, чтоб принес сверток.

Вскоре кучер подал сверток: сильно поношенные штаны, пеструю рубашку и куртку с заплатами на локтях.

— Возьми, — сказал синьор Марио. — Оденься. Мы подождем тебя на улице.

— А куда вы меня повезете?

— Увидишь.

Синьор Марио и дон Винченцо вышли. Дверь за ними закрылась. Бошко оделся и сунул руки в карманы. В правом кармане был какой-то листок. Бошко вынул его. Это была записка, написанная по-итальянски. Он подошел к окошку и прочел: «Жди меня в Бари. Дальше поедем вместе. Никколо».

Коляска медленно катилась в сторону Бари по неровной извилистой дороге. Рядом с кучером, который лишь изредка подхлестывал лошадей, сидел Бошко. Разглядывая окрестности, он возвращался мыслью к тому, что пережил за последние два-три дня. Неужели он теперь один на белом свете и никогда не увидит своих близких? Неужели их парусник затонул? Тут он вспомнил про найденную в куртке записку. А если она адресована не ему? Если над ним подшутили? Вдруг это ловушка, западня? Что все это значит? Никколо! Кто он? Бошко неторопливо обернулся и спросил синьора Марио:

— Извините, синьор, как зовут вашего сына?

— Никколо. А что?

— Славный юноша.

— Что и говорить! — подхватил дон Винченцо. — И к ученью большое прилежание имеет. Если и дальше так пойдет, может, станет священником.

— Он ваш единственный сын? — полюбопытствовал Бошко.

— Нет. У меня еще три сына и две дочери, — с гордостью сказал синьор Марио. — Никколо я решил сделать священником. Он заменит дона Винченцо, когда…

— Разумеется, но, бог даст, не очень скоро, — усмехнулся дон Винченцо.

Дальнейший разговор между доном Винченцо и синьором Марио не интересовал Бошко. На уме у него было одно — чего хочет Никколо, какие у него намерения. Во всяком случае, надо быть начеку. Почему сын богатых родителей решил поговорить с ним таким таинственным образом?

Наконец прибыли в Бари. Проехав несколько улиц, коляска остановилась у окруженного высокой стеной дома. Синьор Марио и дон Винченцо вылезли из коляски. Синьор Марио приказал кучеру накормить и напоить лошадей, а Бошко велел идти за ним.

Через массивные ворота, над которыми красовался вырезанный в камне фамильный герб, они прошли в ухоженный и опрятный двор с апельсиновыми и лимонными деревьями.

— Посиди под деревом.

В дверях показался хозяин дома, седобородый старик с бледным лицом и волосатыми руками. Увидев синьора Марио и дона Винченцо, он как будто обрадовался и, поздоровавшись с ними, повел их было в дом, но вдруг остановился и спросил:

— А как быть с юношей?

— Пусть ждет здесь, — ответил синьор Марио.

Бошко остался один в саду. Внимание его привлек красивый дом с затейливыми балконами и решетчатыми жалюзи. В таком палаццо посреди чудесного сада мог бы жить старый морской капитан, помещик, богатый купец. И пока мысли его путались, перебегая с одного на другое, отворилась боковая дверь и в сад вышла темноглазая и темноволосая девушка примерно его лет. Она была в черной юбке и блузке, плечи ее покрывала черная вязаная шаль. Девушка направилась прямо к Бошко.

— Как тебя зовут? — робко спросила она.

— Бошко. А тебя?

— Мария.

— Что ты здесь делаешь, Мария?

— Помогаю матери на кухне. Мы здесь работаем уже два года.

— Почему ты в черном? По ком носишь траур?

— По отцу.

— Кем же был твой отец?

— Моряком.

— А кем приходится тебе хозяин?

— Никем. На его корабле служил мой отец. А кто твой отец?

— Капитан. У него был свой парусник. Он утонул во время шторма.

— Кто утонул — отец или парусник?

— Парусник, а вместе с ним, наверное, отец с матерью и сестрой. Один я каким-то чудом спасся.

— Значит, вы все жили на судне?

— Да. Однако ты еще не сказала, как зовут твоего хозяина.

Мария не успела ответить: в сад вышла пожилая женщина и велела ей идти домой.

— Скорей, скорей, — поторапливала женщина. — Синьора встала, а ты не убрала комнаты.

Она втолкнула Марию в дом, захлопнула дверь и продолжала:

— Как ты смеешь разговаривать с незнакомым мужчиной? Сколько раз я тебе говорила…

— Не сердись, мама, он же совсем мальчишка…

— Хватит. Не желаю ничего слушать. А ну за дело.