– За что? У меня очень небольшое влияние на моих братьев, если не сказать никакого. Поэтому все, что сделал Норт, он сделал ради вас, миледи, а не ради меня. – С этими словами он отсалютовал ей тростью и сквозь толпу направился к выходу.

Октавия с удивлением смотрела ему вслед. Ради нее? Норт сделал это ради нее? Конечно, нет. Он презирал свет. Он не появился бы в бальном зале, если бы сам не захотел прийти. Она к этому не имела никакого отношения.

Такую перемену образа невозможно устроить только ради Октавии. Тем более что он ее даже не заметил. В данную минуту его больше интересовало, как обворожить стоявших рядом.

Стоило ей только подумать об этом, как Норт поднял голову, и взгляд его светлых глаз наткнулся на нее.

Норт улыбнулся. Не той фальшивой улыбкой, которой одаривал всех вокруг. Улыбнулся по-настоящему. Честной улыбкой Норри. Слегка самоуничижительной, немного кривой и такой обезоруживающей, что у Октавии замерло сердце.

– Потрясающе красивый мужчина, – забормотала какая-то дама своей дочери. – Помимо собственного капитала, который у него имеется, отец оставил ему, по слухам, такую же долю, которую получили трое его законных братьев. Если говорят правду, та, которая выйдет за него, со временем превратится в самую влиятельную леди. Он может стать для тебя прекрасным мужем.

Что-что?

Дочь, обернувшись к матери, поймала взгляд Октавии и густо покраснела.

– Не смущайтесь так, – беззаботно сказала Октавия, когда и мать, удивившись, повернулась в ее сторону. – Он будет прекрасным мужем. Только хватайте его скорее, а не то вас кто-нибудь опередит.

Можно было не сомневаться, кто будет этим «кто-нибудь». Никто – никто! – не выйдет за Норта Шеффилда, кроме нее. Она скорее умрет, чем позволит другой женщине завладеть им. Это ее мужчина!

Сухо улыбнувшись, Октавия отошла в сторону, чтобы не устраивать сцену, а сама направилась прямиком к лакею, который держал поднос с шампанским. Взяв фужер с серебряного блюда, она в один глоток осушила его и вернула на поднос.

– Спасибо, – сказала она бесстрастному лакею и взялась за второй.

– Будь осторожна, – тихо прошептал голос у нее над ухом. – Ты же знаешь, что с тобой бывает, когда переберешь.

Мурашки еще не успели добежать до конца позвоночника, а Октавия уже повернулась к Норту. Он шел за ней? Должно быть, так.

– Что ты здесь делаешь? – с интересом спросила она. Забрав у нее шампанское, к которому она не притронулась, он поставил бокал на поднос.

– Вот-вот начнутся танцы, и мне хочется потанцевать с тобой.

– Ты же не умеешь. А если умеешь, то плохо. Норт хмыкнул:

– Вальсировать-то я смогу.

Когда зазвучала музыка, Октавия рассмеялась:

– Это не вальс.

– Твоя правда. Тогда свернем на террасу? – Норт предложил ей руку.

Люди начнут строить догадки. Можно, например, не сомневаться, что кое-кто знает про случай с сынком Мертона. Как он страдал по ней, как бедный мальчик неловко извинялся, как отец в виде наказания отправил его в деревню. Может быть, до кого-нибудь уже дошло, что Октавия спала с Нортом. Сколько времени потребуется остальным, чтобы понять, в чем причина разрыва ее помолвки со Спинтоном. Чтобы подвергнуть ее остракизму.

Но главное, сколько времени понадобится, чтобы она стала прислушиваться к разговорам о себе?

Октавия приняла руку Норта. Если обществу вздумается посудачить на ее счет, она не будет мешать.

Они завели какой-то бессмысленный разговор и медленно направились через зал к французским дверям на террасу. Безмятежность на лицах убережет от лишних пересудов.

Снаружи ночной воздух веял теплом. Слабый ветерок скрадывал небольшую влажность. По каменной лестнице они спустились в сад. Навстречу пахнуло ароматом цветов и свежескошенной травы.

Установленные на высоких столбах фонари заливали пространство мерцающим светом. Позади плыли другие пары и группки гостей. Их разговоры звучали глухо, изредка взрываясь раскатами веселого смеха.

Октавия и Норт шли в молчании. Предвкушение чего-то важного овладевало ею, пока они забирались все глубже в сад. Со стороны могло показаться, что парочка движется без всякой цели, но Октавия совершенно точно представляла, куда они направляются. Оставив главную аллею, которая вела к лабиринту, она повела Норта к северной границе сада – к живописной рукотворной чаще.

В заросли не пробивалось ни лучика света. Что было на руку любовным парочкам, ищущим уединения. Если судить по звукам, доносившимся до Октавии, таких парочек здесь было предостаточно.

Еще пара поворотов, и она нашла то, что искала, – маленькую каменную хибару, в которой садовники хранили свои инструменты. Даже если бы какая-нибудь парочка случайно набрела на домик, внутрь было не войти. Для этого нужно иметь ключ. Октавия нашла его под камнем у стены. Открыв дверь, она впустила Норта и заперлась изнутри.

Слабого света от двух маленьких окошек едва хватало, чтобы видеть очертания Норта, но большего ни ей, ни ему не требовалось. Они сошлись в жарком объятии, их губы слились. Когда они наконец отпустили друг друга, Октавия подняла на него взгляд. В темноте она не видела его лица, но почувствовала, что Норт смотрит на нее.

– Как хорошо, – пробормотала она. – А теперь объясни, что происходит?

Норт тихо засмеялся. В этом была вся его Ви – сразу взять быка за рога.

– Ты о чем?

Он скорее почувствовал, чем увидел, как она рукой описала дугу.

– Вот об этом. Объясни.

Ага. Значит, она обратила внимание на то, что у него изменилась внешность.

– Я побрился и подстригся. – Действительно, камердинер Брама и побрил и постриг его, но это было не главное.

– Почему? Раньше тебе было все равно, как ты выглядишь.

Это оскорбление или комплимент?

– Теперь у меня есть причина задуматься об этом.

Он опять скорее почувствовал, чем увидел, как она кивнула.

– Политические амбиции, о которых все вдруг заговорили?

Все-таки слухи в обществе распространяются быстро.

– Да.

– Почему бы просто не жениться на какой-нибудь жеманной дуре, у которой папочка владеет половиной Ливерпуля?

Хорошо, что было темно. Она не увидела, как он ухмыльнулся в ответ на ничем не прикрытую ревность.

– Лучше уж я воспользуюсь связями своих братьев, например дружбой Дева с Уинтером и Веллингтоном. – Оба этих господина имели серьезный вес в политике.

– Это очень огорчит многих мамаш на сегодняшнем балу. Я слышала, как одна из них говорила дочери, что ты весьма завидный жених.

Октавия не потрудилась замаскировать яд в своих словах.

– Я? – Норт недоверчиво рассмеялся. – Перспективный жених? С каких это пор?

– Наверняка с тех самых, как побрился и постригся.

– А ты что думаешь? – Обхватив за талию, он прижал ее к себе и почувствовал, как она потянулась к нему.

– О чем? – В голосе не было никаких колебаний.

– О завидном женихе.

– Ради обожания какой-нибудь глупой девчонки не стоило так сильно менять себя, Норт. Если для них важно, как ты выглядишь и какие у тебя связи, они не заслуживают тебя.

Из всех вокруг только одна Октавия могла сказать такое. Ей было наплевать, прицепит он Райлендов в конце своего имени или нет. Ей было наплевать на все, кроме него.

Он опустил голову и прижался к ней лбом.

– Ах, Ви, я так соскучился по тебе!

– Я живу по старому адресу, Норри. – До него донесся легкий сладковатый аромат шампанского. – Мог бы и навестить.

– Нет, не мог. Мне и здесь быть ни к чему. Это не умно – оставаться с тобой наедине. – Аромата, исходящего от нее, ощущения того, что она рядом, было достаточно, чтобы опрокинуть ее на грязный пол и сделать то, что хотелось.

– Почему? – Конечно, она не станет помогать ему бороться с собственным соблазном.

– Для тебя это небезопасно.

– Для меня всегда это было небезопасно. О чем она говорит, черт побери?

– Мать всегда говорила, чтобы я держалась от тебя подальше. Она боялась, что я отдамся тебе. Дед боялся, что люди все поймут, если узнают, что мы были знакомы друг с другом. Я и сама всегда понимала, что ты для меня опасней всех. Я полюбила тебя еще в детстве.