Норт слегка наклонил голову, внимательно глядя на Октавию. Его глаза замечали все и ничего не выдавали в ответ.

– О чем думаешь?

Ей не нужно было ни о чем думать. Октавия отвела глаза.

– Всю жизнь мама вела дневник. Я покопаюсь в нем и как можно скорее подготовлю список.

– Спасибо.

Не смотреть на него было еще невыносимее, чем встречаться с его ледяными глазами. Она повернулась к нему спиной.

– Очень сожалею, что пришлось вызвать тебя на откровенность, Норри.

– Я знаю. – Он дотронулся до ее щеки. Ощущение от прикосновения было острым, чуть ли не болезненным. – Мне понятно, о чем ты думаешь, Ви.

– Неужели? – Октавия и сама не понимала. Норт опустил руку.

– Я сам думаю о том же. То, что нас тянет друг к другу, – это память о той пленительной ночи, стремление повторить ее или что-то совсем другое?

Он все знал. Он все понимал.

– Не знаю.

– Вот и я тоже. – В его улыбке была печаль. – Но это ничего не меняет. Ты по-прежнему моя дорогая Ви, и, даже если ты ни с кем не свяжешь себя, я никогда не потребую от тебя ничего, что может вызвать непредсказуемые последствия.

Последствия! О да, Октавии хорошо известно, что это такое. Вся ее жизнь состоит из сплошных последствий.

Последствием было, что Октавия влюбилась в него. Последствием было и то, что ей не нужен был никто другой. И то, что хотелось большего. Одного раза было слишком мало. Это лишь разожгло в ней аппетит.

– Мне нужно идти, – вдруг объявил Норт, отрывая ее от греховных мыслей. – Увидимся позже.

Куда он собрался? И почему уходит так скоро?

– Хорошо.

Уже пройдя половину комнаты, Норт обернулся. Лицо было задумчивым.

– Почитай что-нибудь другое. – Он кивнул на книгу на столе.

Октавия покачала головой:

– Почему? Я думала, тебе нравится Шекспир.

– Нравится. Но тебе, наверное, нужно что-нибудь со счастливым концом.

Почему со счастливым? Если на, то пошло, он больше склонен страдать от угрызений совести, чем она. Что он вообще знает о счастье?

– Я верю, что Ромео и Джульетта в конце концов соединятся.

Его сочувственная улыбка все-таки была полна превосходства.

– Люди из разных миров никогда не соединятся, Ви. Даже на небесах.

Сердце ухнуло вниз.

– А если сначала они были в одном и том же мире?

Ответа не последовало. Норт уже исчез.

На следующее утро Октавия проснулась с головной болью и не отдохнувшей. Несмотря на обещание, Норт вчера так и не вернулся. Остаток дня она провела, вспоминая, что они наговорили друг другу. Даже в полудреме в голове крутились его слова и картины из прошлой жизни, отгоняя сон. Так что выспаться не удалось.

Кофе не улучшил настроения. Не помог и плотный завтрак, который прошел в компании Беатрис. Все разговоры кузины сводились к тому, как мило она провела время со Спинтоном. Упоминание о будущем женихе вдруг почему-то резануло Октавию. Непонятно – почему?

– О, Октавия, – щебетала Беатрис, – ты никогда не говорила, что лорд Спинтон может быть таким обворожительным.

Обворожительным? Спинтон? От сочетания этих двух слов стало даже как-то не по себе.

Октавия намазала клубничный джем на булочку с изюмом.

– Должно быть, я просто забыла об этом упомянуть.

Ее сарказм не дошел до кузины. Все так же восторженно улыбаясь, Беатрис осторожно поставила тонкую фарфоровую чашку на блюдце.

– Должно быть, так. У тебя слишком много забот.

Ну вот! Теперь Октавия испытала угрызения совести. Если бы она сидела молча, Беатрис наверняка поняла бы намек и тоже замолчала.

И та замолчала. Правда, ненадолго. После нескольких минут блаженной тишины Беатрис заговорила снова:

– Ты ведь собираешься завтра присутствовать на благотворительном вечере в Воксхолле.

Вздохнув, Октавия опять принялась за джем. Одно из двух: либо джем, либо она засунет булку в тарахтящий рот Беатрис.

– По правде говоря, я еще не решила. Кузина вытаращила глаза от удивления.

– Но лорд Спинтон будет там! Это будет прекрасная возможность встретиться, и мистер Шеффилд не вмешается со своим расследованием.

Октавия уложила толстый слой джема на очередную булочку.

– Что ж, это уже сам по себе достаточный повод поехать туда. – Она сунула булку в рот.

На этот раз Беатрис обратила внимание на ее тон:

– Что-то ты сегодня раздражительна. Продолжая жевать, Октавия лишь лицемерно улыбнулась.

– Что-нибудь случилось? Тебя что-нибудь раздражает?

Не могла же она сказать кузине, что ее мучает ревность. Не из-за того, что кузина провела обворожительный вечер со Спинтоном. Она ревновала к тому, что Беатрис пообщалась с представителем противоположного пола и не стала читать себе моралей по поводу распутного поведения.

– Норт хочет узнать имена покровителей матери. Он считает, что это может дать ключ к разгадке.

Беатрис кивнула так, словно все поняла. Хотя навряд ли.

– Представляю, как тяжело открыть грустные факты из своей жизни, о которых лучше забыть.

Октавия насупилась:

– Я не стыжусь ни своей матери, ни своего прошлого.

– Конечно, нет! Я ни в коем случае этого не подразумевала.

Однако тон кузины говорил другое – она подразумевала именно это. Октавия решила оставить ее слова без внимания. Если начать спорить, Беатрис поймет, что иногда Октавия завидует тому, как мать обращалась с мужчинами. Мать была очень щепетильна при выборе любовников, в какой-то момент отдавая предпочтение только одному мужчине из толпы поклонников, которые пытались добиться ее благосклонности. Любила ли она кого-нибудь из них, так и осталось загадкой, но, насколько было известно Октавии, они были добры к матери. Да, было стыдно оттого, что мужчины «поддерживали». Но зато не приходилось голодать. До сих пор она завидовала почти «нормальному» дому Норта. Тот знал своего отца, чего Октавия была лишена. И еще он безраздельно владел вниманием своей матери. Октавии тоже хотелось этого.

Нет, ей не было стыдно. Причина, по которой она ощущала стыд, заключалась в ней самой. Как можно судить собственную мать, когда она сама ведет себя со Спинтоном как продажная женщина? Он получит ее тело, а она станет графиней – супругой богатого человека. Это будет обмен товарами и услугами, а не замужество. Не настоящее замужество.

– Ладно, – сказала она, не желая больше копаться в собственных мыслях. – Пора приниматься задело. День пропал.

Беатрис вскинула брови.

– Тебе помочь? «О Господи, нет!»

– Спасибо, но лучше я займусь сама. – Беатрис заметно успокоилась. – Кстати, а ты чем собираешься заниматься?

Беатрис смутилась:

– О! Э… Меня пригласили на чай во второй половине дня.

Это Спинтон, вне всякого сомнения. Наверное, Беатрис отправляется на встречу с его мамашей. Остается надеяться, что старая клюшка будет с кузиной любезнее, чем с Октавией. Может, даже попытается уговорить своего сына жениться на Беатрис.

Пожелав кузине приятно провести вечер, Октавия развернулась и вышла из столовой.

Когда в последний раз Спинтон приглашал свою невесту выпить чаю с ним и с мамочкой? Наверное, неделю назад. Каждый раз у Октавии находилась какая-нибудь уважительная причина избегать таких встреч. Старушенция была настоящей гадюкой, упакованной в шелка.

Приподняв юбки, Октавия двинулась вверх по лестнице. Ей вдруг пришла в голову мысль, что Беатрис, вероятно, единственный человек, который сможет ужиться с матерью Спинтона. Кузина мила и очаровательна. Никто, включая будущую свекровь Октавии, не обнаружил бы в Беатрис никакого изъяна.

Октавия совершенно точно знала, где хранится сундук, оставшийся от матери. Поэтому не потребовалось много времени, чтобы найти дневники, – прекрасное средство избавиться от мыслей о Норте.

Октавия быстро листала страницы, пока не наткнулась на место, в котором мать описывала свой приход в театр. Имя каждого мужчины, который упоминался в романтическом контексте, Октавия выписывала отдельно. Слава Богу, таких набралось немного. Чтение дневников затянулось. Ее внимание привлекали то мысли, которые высказывала мать, то какие-то впечатления, и вскоре чтение превратилось не в поиск сведений, а в попытку ощутить свою близость к ней.