Когда все закончилось, ей захотелось рухнуть на пол и разреветься.

– Спасибо.

На глазах снова выступили слезы.

– За что? Боже мой, Норри, это ведь случилось по моей вине!

– По твоей вине? О, Ви, ты не права. Иди сюда. Я вытру тебе глаза.

Октавия подошла. Он намочил чистую салфетку и стер пятна со щек Октавии.

– Прости меня. – Она хлюпнула носом.

Взяв ее за подбородок, Норт заставил посмотреть ему в глаза.

Ему не нужно было говорить. Она и так понимала, что он хотел сказать, потому что чувствовала то же самое. Как близко в эту ночь они оказались к тому, чтобы потерять друг друга! Как опустел бы мир, если бы не стало Норта! Это все равно что пережить смерть своего близнеца, своего второго «я».

– Я не хочу тебя терять, – шепнула она.

– Этого не случится, – Он погладил ее по щеке. – Несмотря ни на что, я всегда буду рядом.

Он наплюет на все обещания, которые дал за эти годы, поменяет все свои решения, если Октавия попросит его об этом. И она ради него поступит точно так же. Она даже готова рассказать Спинтону всю правду.

Но Норт ничего не попросит, и Октавия – тоже. Они оба знали об этом.

– Норри… – Она не знала, как выразить словами то, что чувствовала.

Он притянул ее к себе.

– Я знаю. Знаю.

И тут он прижался к ее губам, а она обхватила его, и ее пальцы вцепились ему в теплую спину.

Раздвинув губы языком, он проник в ее рот с настойчивостью, от которой у Октавии задрожали колени.

В их поцелуе было столько отчаяния. Столько отчаяния, жажды и сладости, что заболело сердце. Как он смеет желать ее?! Как она смеет желать его, если это грозит только болью и тоской?! Если их влечение принесет с собой еще больше сложностей.

Даже если бы все было по-другому, если бы не было Спинтона, Норт не прижился бы в том мире, в котором существовала она. А она не сможет сидеть просто так и смотреть, как он раз за разом подвергает себя опасности.

Ни за что! Тем более что сегодняшняя ночь показала, насколько опасна его работа. И все же Октавия не могла остановиться и прислонилась к нему, как ива к скале. Она могла потерять его, но не потеряла. И сейчас не хотела его отпускать.

– Пойдем в постель, Ви, – сквозь поцелуй хрипло шепнул Норт. – Будь моей в последний раз.

Она была готова остаться с ним навсегда, но не сказала об этом. Она просто кивнула, глядя в жаркую синеву его глаз.

Он повел Октавию из офиса. В доме царил полумрак. Царила тишина. Слуги уже улеглись? А это важно? Нет, ничуть. Сейчас Октавии было все равно. Разве сможет какая-нибудь женщина в здравом уме стыдиться того, что ее желает такой мужчина?

Его спальня располагалась в самом конце коридора на втором этаже, в задней части дома. Звуки с улицы почти не доходили сюда.

На столике рядом с кроватью горела лампа, приветливо освещая комнату ровным, спокойным светом.

Норт скинул обувь. Но когда дело дошло до брюк и носков, он остановился. Мешала раненая рука.

– Дай я сама. – Расстегивая ему все застежки, Октавия была уверена, что в этот момент он жарко и жадно смотрит на нее. Она подняла глаза, увидела его напряженный и настойчивый взгляд и поняла, что нужна ему. Она потупилась и заметила, как дрожат от волнения руки.

Теперь Норт стоял перед ней совершенно голый. Она коснулась его мускулистых, покрытыми волосами икр, провела ладонями под коленями, подняла руки и погладила мощные бедра. Он был у нее в руках – загорелый, теплый и прекрасный. И тогда она, удивляясь самой себе, взялась за его возбужденную плоть.

Норт со свистом втянул в себя воздух. От наслаждения.

– Полегче. Я отвык.

Улыбаясь от осознания женской власти, Октавия подняла глаза, продолжая ласкать Норта рукой.

– За двенадцать лет?

– Нет, меньше.

Можно было бы приревновать его, но у Октавии не было на это никакого права. Даже если у него и были другие женщины, все равно она – первая. А сейчас она здесь.

– Тогда ты не знаешь, что значит страдать, – тихо предположила она. – Двенадцать лет я помнила наслаждение, которое ты мне подарил, и не могла ощутить его вновь. Тебе было легче.

Он взял ее за руку, которой она ласкала его.

– Нет, не легче.

Эти слова поразили Октавию. Она даже испугалась, что сейчас расплачется. Подавшись вперед, она опустилась на колени и стала целовать руку, которая удерживала ее, а потом языком провела по головке его плоти.

– Господи! – Норт не принуждал Октавию ни к чему, но и не дал отстраниться. Да она и не собиралась.

Она лизала его, целовала, наслаждаясь мускусным и солоноватым вкусом мужской плоти. Рука на ее затылке стала жесткой. Октавия работала губами, работала языком. Внизу живота росло болезненное ощущение.

– Стоп! – приказал он. Мышцы у нее под руками напружинились. – Остановись.

Октавия подчинилась. Уже одна мысль, что она смогла довести его до предела, давала удовлетворение.

Его глаза горели желанием. Не обращая внимания на больную руку, он выдернул шпильки из волос Октавии, и они рассыпались, укрывая ей плечи. Развернув ее к себе спиной, Норт стал расстегивать на ней платье. Это потребовало времени. Когда он закончил, Октавии уже казалось, что ее поджаривают на медленном огне. Но вот наконец платье соскользнуло с плеч.

Норт притянул ее к себе, и она тихо ахнула, когда их тела соприкоснулись. Грубый и ласковый, жесткий и гибкий – такого Норта она еще не знала. От него веяло жаром. Такого Норта она не помнила.

– Ты еще прекраснее, чем я думал, – шепнул он ей на ухо. – Ты даже не представляешь, как часто я мечтал о тебе.

Октавия вздрогнула, когда его теплое дыхание коснулось ее лица и шеи. Закрыв глаза, она стояла и наслаждалась тем, как его губы прочерчивают тот же маршрут.

Норт опустил ее на постель.

– Ты похож на ангела, – шепнула Октавия. Свет от лампы за спиной Норта образовал вокруг него теплое, золотистое сияние.

Осторожным движением он откинул волосы с ее лица. Норт казался совершенством. Свободно свисавшие волосы придавали ему мальчишеский вид. Жесткость черт смягчалась рассеянным светом. Только повязка нарушала гармонию.

Норт мягко улыбнулся:

– Смотрю на тебя и не могу думать ни о чем разумном. Ты просто наваждение какое-то, дорогая Ви.

Она поймала его взгляд.

– А ты просто воплощение греха.

Норт провел рукой вниз, дотронувшись до ее бедер. И, вздрогнув, Октавия выпрямилась. Губами он потерся о напрягшийся сосок, вызвав приступ сладкой боли.

– Ты так прекрасна. Само совершенство.

Ей захотелось возразить, но не удалось произнести ни слова. Он провел языком вокруг соска. Тот сжался, затвердел, и до боли захотелось, чтобы Норт не останавливался.

– В тебе все прекрасно, – бормотал он. Его дыхание стало жарким, влажным. Просто мучительным!

– Перестань болтать, – потребовала она, запуская пальцы ему в волосы и прижимая его лицо к своей груди.

Норт хмыкнул и осторожно взял сосок в рот.

Октавия застонала. Спустившись по животу, рука Норта остановилась в том месте, где соединялись ее дрожащие бедра.

Ее тело дернулось, когда его палец проник в эту влажную долину. Было слишком хорошо.

– Все в порядке? – тихо спросил Норт, влажно дыша ей в щеку.

– Хочется, чтобы ты вошел в меня. – Октавия без смущения посмотрела в жгучую синеву его глаз. – Мне нужно хоть на минутку почувствовать тебя внутри. Пожалуйста, Норт.

– Одной минуты будет мало. Мне потребуется много больше, чем минута. Я хочу, чтобы ты молила о пощаде, рыдала, а потом расплавилась, как масло.

Закрыв глаза, Октавия отдавалась его ласке. Сладостная боль становилась все сильнее.

Октавия не стеснялась его и не собиралась позволять ему диктовать условия. Она желала его, нуждалась в нем. Но тут присутствовало что-то еще. Что-то настолько сильное, что не хотелось искать слова, чтобы описать это нечто.

Разглядывая его тело, Октавия не переставала удивляться, как из юношеского изящного оно превратилось в жилистое и мускулистое. Проведя руками по ребрам, она погладила волосы, покрывавшие ему грудь.