А разговор этот слышала, копаясь в своем саду, Эмма Петровна Обходимова. Она совершенно случайно оказалась около забора в это время и даже кое-что видела сквозь щель, которая, опять-таки случайно, оказалась прямо перед ее глазами.

Утром Гоша внес на кухню два ведра с водой, чтобы согреть их на плите для стирки: водопровода в доме не было, пользовались колонкой на улице. Попросил зажечь газ Толика. Сам он чурался огня, особенно открытого, не подходил близко. Татьяна считала: следствие пожара, в котором Гоша побывал.

Толик зажег газ.

В это время вошла Татьяна. Гоша, собиравшийся уже поставить ведра на горелки, в свете дня источавшие почти невидимое и не казавшееся опасным пламя, распрямился, чтобы поздороваться с нею. А Толик, смастерив бумажный самолет, пустил его, и тот спланировал на одну из горелок и вспыхнул. Татьяна охнула и смахнула самолет сковородником, и неосторожно: на футболку Гоши. Край футболки сразу же занялся огнем, но Гоша, вместо того, чтобы потушить, смотрел с ужасом и ничего не делал. Только отступал к стене, словно желая уйти от пламени – но как ты уйдешь от огня, который на тебе самом?

Татьяна схватила большое полотенце, накинула на Гошу, захлопала руками, потушила пламя.

А лицо Гоши покрылось потом, стало серым. Он сполз по стене и закрыл глаза.

– Не надо! – закричал испуганный Толик.

Татьяна, вглядываясь в лицо Гоши, стала трясти его за плечи:

– Ты что? Что с тобой, Гоша? Гоша!

Зачерпнула кружкой воды из ведра, плеснула Гоше в лицо.

Гоша открыл глаза. Лицо его медленно розовело.

– Господи, Гоша, как ты меня напугал!

– Кто Гоша? – спросил Гоша. – А ты кто?

– Вот тебе раз! Опять, что ли, память потерял? – удивилась Татьяна.

Да, Гоша опять потерял память.

Татьяна указывала ему на Толика, на Костю, который, поздно проснувшись, умывался у рукомойника:

– Их ты помнишь? Как на машине с ними катался?

– Нет.

– А машину-то помнишь вообще? Как ее ремонтировал?

– Нет.

– А как в теплице работал?

– Нет.

– Плохо дело, – вздохнула Татьяна. – А как попал сюда – помнишь?

– Не помню! Женщина, в чем дело вообще? Где я?

Толик спросил:

– Мам, чего это с ним? Был нормальный, а теперь…

– Нечего тебе тут, иди гуляй! – вместо ответа прогнала его Татьяна. – И ты тоже! – услала и Костю.

И объяснила Гоше:

– Ты ночью пришел. Совсем ничего не помнил. Вид был такой, будто с пожара. Потом начал понемногу приходить в себя. А только что огня испугался, в обморок упал. И опять ничего не помнишь.

– То есть я тут жил, что ли?

– Жил.

– А до этого?

– Не знаю.

– Нет, но как это? Я же помню, что… – Гоша посмотрел в зеркало. – Помню, что мужчина, лет сорок мне примерно. И… И все… Нет, стой, стой! – волновался он. – Как же это? Страна какая? Россия, помню! Город? Я точно в городе жил… Не помню… Год? Помню! – обрадовался он (правда, схитрил, посмотрел на календарь, висевший на стене). – А зовут меня как?

– Гоша, – сказала Татьяна.

– Почему?

– Я по-разному называла, ты отозвался на Гошу.

– Да нет, вряд ли.

– Надо же тебя как-то звать. Не Тузик же.

– Виктор, Леонид, Евгений, Роберт, Антон, – перебирал Гоша. – Не помню. Ладно, пусть пока Гоша, – согласился он без удовольствия. – А профессия у меня какая?

И он долго еще задавал вопросы себе и Татьяне, не находя и не получая ответов. И сказал:

– Так. Одно из двух: или мне надо в милицию, чтобы разыскали, кто я, или к врачу.

– Милиция тут уже была.

– И что?

– У тебя билет на самолет нашли с фамилией. Мушков.

– Мушков? Не помню. И что?

– Будто бы этот Мушков помер, а был бандит-рецидивист.

– Тогда в милицию не надо! – тут же решил Гоша. – А то окажешься, действительно, в каком-нибудь уголовном розыске.

– Ты, значит, помнишь, что такое уголовный розыск? – спросила Татьяна, все больше грустнея.

– Да все я помню, кроме себя!

Это было именно так: Татьяна вела его по городу в центральную поликлинику, и Гоша все понимал. Про людей, про машины, про магазины, про то, какие в обществе отношения. Увидел плакат с портретом президента – узнал президента. Увидел афишу возле кинотеатра с фигурой актрисы Анжелины Джоли – узнал Анжелину Джоли, причем одобрительно посмотрел на ее формы, следовательно, и в этом разбирался. Увидел рекламный щит с огромной пачкой сигарет и подписью «Минздравсоцразвития предупреждает…» – остановился.

– Что? – спросила Татьяна.

– Вспомнил! Думаю – чего же я хочу? Курить хочу! Очень!

– Ну, хочешь так хочешь…

Татьяна подошла к ларьку, осмотрела пачки в витрине и цены.

– «Приму», пожалуйста.

– Извини, я такие не курю, – сказал Гоша. – И назвал другие сигареты, иностранные; уточнять не буду во избежание рекламы, а если при этом не побоялся назвать «Приму», то причина простая: курение несомненно вредно, но я всегда рад возможности поддержать отечественного производителя.

Поддержала его и Татьяна, сказав Гоше:

– Обойдешься, дорогие слишком!

И купила хоть и не «Приму», сигареты с фильтром, а все ж намного дешевле тех, на какие указал Гоша, и, охотно сообщаю, отечественные.

– И пива бы бутылочку, – попросил Гоша вполне деликатно, понимая, что пока его судьба в руках этой женщины.

– Ага, конечно! К врачу идешь, забыл?

И они пошли дальше.

Татьяна посматривала на Гошу и удивлялась. Вроде и тот же – а другой. Если прежний Гоша был похож на ребенка, то этот… нет, не на мужчину пока еще в полном объеме, скорее на подростка. Движения какие-то угловатые, порывистые, поведение неровное – то говорит вежливо, спокойно, то начинает голос повышать ни с того ни с сего… Неустойчивый какой-то. Непредсказуемый. Поэтому она не меньше Гоши желала услышать, что скажет врач.

– Кстати, а какой врач тебе нужен? – спросила Татьяна.

– Ясно, что не терапевт. Невропатолог, наверно.

– Скорей психиатр.

– Я что, псих? Ты чего?! – закричал обиженно Гоша.

– Ты не псих. Но болезнь явно психическая.

– Да уж…

И Гоша вдруг захохотал, показывая пальцем на старика, который мчался к автобусу, подошедшему к остановке, но потерял тапок и метался: и тапка, хоть и драного, жаль, и автобус может уйти.

– Погоди! – кричал старик водителю, нелепо ковыляя то к тапку, то к автобусу.

– Чего ржешь? – спросила Татьяна. – Помог бы.

– С какой стати? – удивился Гоша. – Не будет в тапках по улице бегать!

И в словах его была несокрушимая (опять же подростковая какая-то) логика – которой, впрочем, наделено у нас и взрослое население.

Психиатр Всеволод Кобеницын оказался свободен. Летом у него вообще было мало работы: во-первых, сезонные обострения душевных недомоганий приходятся чаще на весну и осень, во-вторых, нет призывников, которых тоже весной и осенью приволакивают родители в надежде обнаружить у своих чад с помощью Кобеницына какие-либо отклонения и тем самым избавить от службы в армии. Пытались давать и взятки, но Кобеницын был неподкупен. Он вообще работал здесь временно, трудился над кандидатской диссертацией и мечтал устроиться в большую, серьезную клинику. Одно плохо: мало практического материала, мало интересных случаев. Поэтому пациент с ретроградной амнезией его заинтересовал сразу.

Выяснив, каковы симптомы, он начал объяснять Гоше и Татьяне:

– Поскольку налицо фактор шока, в данном случае – огня, можно надеяться на то, что это сработает еще раз.

– Огнем меня, что ли, напугать? – спросил Гоша.

– Не исключено.

– А если я не вспомню, а последнюю память потеряю?

– Возможно и это. До сих пор никто не знает, почему выключается и почему включается память. Но есть методики постепенного восстановления. Например: задавать вопросы. Задавать и задавать вопросы. И пробовать сделать то или это. Ориентироваться не на знание, потому что его нет, а на интуицию, на ощущения, на смутные образы. То есть – что нравится, что не нравится, что привлекает, что отталкивает, куда тянет, а что, наоборот, вызывает отвращение. Так постепенно может проясниться социальный статус, уровень интеллекта и так далее. Например, как вы думаете, есть у вас семья или нет?