– Договаривай до конца, и начнем съемку.

Роман потер ладони.

– Другой разговор. Это по-нашему. Иди, переодевайся.

Бросив сумку и приготовившись к позору, Копейкина поплелась по коридору.

Стащив с себя джинсы и блузку, она уставилась на костюм бабочки.

Роман подавал реплики из-за двери.

– Быстрее. Не копайся.

Лосины и кофта сидели как влитые, создавалось впечатление: это не одежда, а вторая кожа.

Сунув ноги в туфли, Ката невольно вспомнила свекровь. Для Розалии туфли на двенадцатисантиметровой шпильке – повседневная обувь. Тогда как для Катки дефилирование на высоких каблуках приравнивается к китайской пытке.

Смущаясь собственного вида, она разрешила Роману войти.

– О-ба-на! Ты даже лучше, чем Нинка. Здорово, что она слиняла.

– Говори про Холдеевых.

– Это строго между нами. Не хочу прослыть в доме сплетником, перемывающим кости соседям.

– Заметано.

– Валерка Холдеев имеет отношение к местной мафии.

– Браток?

– Если бы. Бери выше. По-моему, он хозяйничает в нашем районе. Ну типа крышует. Связываться с мужиком решается не каждый. У него довольно богатая биография. Дважды сидел в местах не столь отдаленных, по словам нашего общего знакомого – ходил на зоне в авторитетах.

– А Магда?

– Магда – тетка прикольная. На уме сплошные развлечения со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– У них есть дети?

– Не-а. – Роман оценивающе окинул фигуру Катки хитрым взглядом. – А ты ничего.

– Прекрати.

– Нет, ну правда. И грудь у тебя…

– Я уйду.

– Все, все. Забудь. Грудь у тебя обычная. Так, ничем не примечательная.

Копейкина нахмурилась.

– Опять не угодил? Вас, женщин, не понять. Скажешь одно, недовольны, озвучишь прямо противоположное, снова мимо.

– Ты лучше помалкивай.

– Готова?

– Давно.

– Осталось присобачить крылышки, и в путь.

– Какие крылышки?

– Обыкновенные. Какая ж ты бабочка без крыльев?

Роман притащил полутораметровые крылья из тонкой проволоки и разноцветного шелка.

– Круто? А ты еще сопротивлялась. Повернись спиной. Ща, прикрепим, и готово.

Когда крылья были закреплены, Рома протянул Катке аляпистую маску.

– Отойди от стены на метр, – начал командовать фотограф. – Голову чуть выше. Левую руку положи на талию. Вот! Отлично! Замри.

Минут пятнадцать Катка позировала перед объективом фотоаппарата, вспотев от бьющего в лицо света мощных прожекторов.

– Медленно поворачивайся, – просил Роман. – Руки разведи в стороны. Не так высоко. Расслабься.

– Ноги болят.

– Красота требует жертв.

– Я вся мокрая. Нельзя выключить прожектор?

– Ни в коем случае!

– А снимать быстрее можешь?

– Спешка хороша только при ловле блох. Теперь встань вполоборота. Руки на талии. Упор делай на левую ногу, а правую отводи назад.

– Как? Я не поняла.

– Представь, что ты балерина.

– Я не балерина.

– А ты представь!

Катарина старалась выполнить просьбу Романа, но ей удалось это с большим трудом.

– Упаду!

– Не надо.

– Не могу больше!

– Пять сек.

– Мама-а-а…

– Чуть выше! Выше!

– Мама-а-а, – запищала Катка.

– Да не кричать выше, а ногу отведи выше.

– А-а-а…

Рухнув на пол, Катарина судорожно растирала колено.

– Ушиблась?

– Я же предупреждала.

– До свадьбы заживет.

– Ну чего встал, помоги мне подняться.

– Туфли можешь скинуть.

Опираясь на Романа, Копейкина застонала и…

В коридоре послышалось торопливое цоканье каблучков, дверь открылась, и в проеме нарисовалась раскрасневшаяся толстушка.

– Римма?! – Ромка явно не ждал посетителей.

А вот Римма, судя по всему, была настроена воинственно.

– Ты опять взялся за старое? Ведь обещал, клялся, божился!

– Риммочка, ты почему приехала сегодня?

– Чтобы тебя, изменника, застать на месте преступления.

– Не делай скоропалительных выводов. У нас съемка.

– Ага! Съемка, так я и поверила. А эта шлюха кто? Ее ты снимаешь? Почему она стонала?

– Катарина упала.

– Конечно, упала. Она упала на самое дно. Связаться с женатым мужиком и резвиться с ним в квартире супруги – последнее дело.

– У нее колено болит.

– Двенадцатый раз! – негодовала Римма. – Двенадцатый раз я застаю тебя с девками. До каких пор мне терпеть мужа-негодяя?

– Риммуля!

– Не подходи!

Подбежав к Копейкиной, Римма вцепилась ей в волосы.

– Получай, рыжеволосая стерва!

– Крылья не трогай! – взмолился Роман. – Они дорогие. Дай я их сниму.

– Пошел ты вместе с крыльями. – Римма начала комкать конструкцию из проволоки.

– Римка, нет!

Ката потянулась за своей одеждой, но ревнивая жена Романа ее опередила.

– Куда ручонки тянешь?

– Отдайте.

– Перебьешься. На улицу иди в таком виде.

Вытолкав Катарину в коридор, Римма сорвала с нее крылья и продолжила исходить ядом:

– Пусть тебя в ментовку упекут за нарушение общественного порядка. В следующий раз неповадно будет.

Прежде чем оказаться на площадке, Ката успела взять с комода сумочку.

Дверь с грохотом закрылась. Теперь Римма обрушила весь свой гнев на супруга:

– Подавись крыльями! Ты их у меня сожрешь! Я папе позвоню, он тебя в порошок сотрет. Без его денег ты никто. Отправишься обратно в свой Жопосранск!

Спустившись на два пролета вниз, Катарина дотронулась до ноющего плеча. По всем законам подлости Римма ударила Катку в то самое место, по которому совсем недавно Костик прошелся металлическим прутом.

Вот и делай после этого людям добро. Хочешь ведь как лучше, а получается как всегда. Оказавшись без вины виноватой, Катарина села на корточки и, вместо того чтобы разреветься от обиды, начала тихо хихикать.

– В любой ситуации надо уметь находить и положительные моменты, – говорила она себе.

Если разобраться, то Катке еще здорово повезло – можно сказать, отделалась малой кровью. На ней какая-никакая, а все же одежда. Было бы куда отвратней, если б Римма появилась в квартире в тот момент, когда Копейкина переодевалась. А куковать полуголой на лестничной площадке в чужом доме намного хуже, чем сидеть в костюме побитой бабочки.

За время Каткиной – увы! – неудачной фотосессии, Магда Холдеева вернулась в родные пенаты.

Дверь она открыла, не удосужившись поинтересоваться, кто именно стоит за порогом. Катарина вспомнила слова Артура касательно яркой запоминающейся внешности Магды Гансовны. И в душе зароились сомненья: или перед ней не Холдеева, или Артур сильно преувеличивал, называя Магду писаной красавицей.

На Катку глазами, полными тоски, смотрела обычная женщина, лицо которой было девственно чистым от косметики. Опущенные вниз уголки губ и глубокие носогубные складки вкупе с горизонтальными морщинами на лбу заставили Катку заискивающе проблеять:

– Здравствуйте, мне нужна Магда Гансовна.

Женщина сконцентрировала взгляд на красных туфлях Копейкиной.

– Магда это я, – наконец проговорила она, придя в себя от увиденного.

– Я к вам, – с гордостью объявила Ката, полагая, что Холдеева посторонится и пропустит ее в квартиру.

Проявлять гостеприимство Магда не торопилась.

– Во-первых, я сегодня никого не хочу видеть, во-вторых, вы пришли без предварительного звонка, а в-третьих… не знаю, что общего может быть между мной и вами. Вы, вообще, кто такая? И известно ли вам, что ваш наряд… хм… мягко говоря, не совсем вписывается в окружающий нас интерьер?

– Полностью с вами согласна. Если позволите войти и выслушаете, я постараюсь внятно объяснить, как на мне оказался костюм бабочки.

– Войти не позволю.

– Магда Гансовна, вы знаете своих соседей с десятого этажа? Романа и Римму.

Холдеева поморщилась.

– Соседей не выбирают. Да, я с ними знакома.

– Так вот, я только что была у них дома. Роман предложил мне поучаствовать в фотосессии, я сдуру согласилась. А потом приехала Римма. Она приняла меня за его любовницу, закатила грандиозный скандал и вытолкала на площадку.