Нам повезло, что Валентина завещала нам приличную сумму денег, за которую можно было купить жилье. Также повезло в том, что деньги все еще находились в банке, а не в доме, а то сгорели бы вместе со всем имуществом.

Мы ехали к маминой двоюродной сестре Алиске, той, которой Валентина завещала «Ауди-100». Решили погостить у нее некоторое время, пока не определимся, где теперь будем жить.

Возле дома Алиски стояло много машин. Не знаю почему, но сердце у меня неприятно сжалось.

Мы припарковали свою машину возле большого тополя и отправились к дому. Нажали на звонок. Вскоре дверь распахнулась, и на пороге предстала перед нами заплаканная Алиска во всем черном.

— Марина-а-а, — проревела она. — Я звонила вам домой, но трубку никто не брал. У нас такое! Такое! Вам уже кто-то сообщил, да?

— Нет, мы не поэтому приехали… Да что случилось, говори… — разволновалась мама, оперевшись на дверной косяк.

Алиска элегантно вытерла нос и глаза платком и сообщила:

— Позавчера умерла наша бабушка Галя, а сегодня похороны, вот, скоро уже. Заходите в дом, там стоит гроб.

В полном молчании мы прошли в дом. Там было много людей, посередине комнаты стоял гроб, обложенный цветами, а в гробу лежала прабабушка Галя со сложенными на груди руками. К ее лбу была прикреплена какая-то лента.

— Кто бы мог подумать, что она умрет! Надо же, всего-то восемьдесят лет! Разве это возраст для нашей семьи, где все долгожители! — причитала Алиска. — И главное, умерла так же, как прабабушка Валентина — в кресле-качалке, с чашкой кофе в руке. Бывают же в жизни совпадения!

— Правильнее будет сказать, в смерти, а не в жизни. Какой кошмар… — покачала головой мама. — Даже не верится… Выглядела вполне здоровой…

Алиска помолчала немного, затем указала пальцем на мужчину в черном костюме. Это был Виктор Сергеевич. Алиска всхлипнула и оповестила:

— Нотариус тоже пришел на похороны. Он предупредил, что через неделю состоится оглашение завещания. Сказал присутствовать всем родным…

Она схватила меня за руку своими цепкими узловатыми пальцами и, кряхтя, прошамкала:

— Вокруг тебя ходит смерть. Не пройдет и дня, как она объявится. И нет от нее спасения. Нет!.. Кто-нибудь из вас станет ее союзником. Смерть размножится. Вырастет, окрепнет — и через некоторое время она будет везде. Может, это будет происходить медленно, десятки лет, столетия, а может, и тысячи лет, но нет от нее спасения. Гибель неминуема. Она неминуема! Неминуема-а-а-а!

Гипнотическое звучание ее голоса завораживало. Я уже не вслушивался в смысл фраз, а просто плыл по волнам ее голоса и чувствовал, что начинаю отключаться от реальности. Перед глазами запрыгали мушки, а вскоре они разрослись, и передо мной разливалась одна сплошная чернота. Сознание медленно погружалось в эту черноту, и оставался только обволакивающий голос старухи, уносящий в небытие…

— Она ходит рядом! Совсем рядом! — Эти слова прозвучали так резко, что я вздрогнул и словно очнулся ото сна.

Цыганка держала меня за руку, явно не собираясь отпускать, и упоенно смеялась с закрытыми глазами.

Только я собрался отшатнуться, как старуха замолкла, широко распахнув слегка раскосые глаза. Я замер. Остолбенел. У меня перехватило дыхание.

Она была слепая. Ее зрачки были белые-белые. С большим трудом можно было рассмотреть очертания радужной оболочки. Белая радужка. Абсолютно белая.

Я шумно сглотнул. Коленки задрожали и подогнулись.

— Бабушка Рая, все хорошо, — мягко сказала Нина, отцепляя ее руку от моей.

— Не разговаривай со мной как с дурой, — грубо отозвалась старая цыганка. — Я хоть и слепая, но не дура. Слышишь? Не смей паясничать, наглая девчонка, не смей, иначе…

В этот момент со двора, напротив которого мы стояли, вышла невысокая смуглая девушка с красивым, но усталым лицом и грустными глазами.

— Мама! — взволнованно воскликнула она, приближаясь к старухе. — Почему ты одна?

— А что? — вскинулась старуха, белыми глазами глядя в небо и не мигая.

— Ты же… Пойдем домой. Кушать пора. Все уже на столе. Мы волновались, мама. Пойдем.

Женщина что-то добавила на своем певучем языке, взяла старуху под руку и повела в сторону дома. Развернулась и шепнула нам:

— Она вам ничего не наговорила?

Я утвердительно кивнул.

— Не слушайте ее. Она сама не понимает, что говорит. Извините.

Женщина тяжело вздохнула и завела старуху во двор.

Смотря вслед полоумной старухе и ее дочке, я ощутил неприятный осадок на душе. Так хорошо начавшийся день казался безнадежно испорченным.

— Я их помню столько, сколько здесь живу. Баба Рая уже давно ненормальной стала, еще до моего рождения. Слепая она с детства. Больной на голову стала после того, как упала в открытый подвал. Ее еле спасли. Но спасли. Все удивлялись, как она не свернула себе шею. Да, спасли. А она такой вот странной сделалась после падения. Бред какой-то начала нести. Но… — Нина замолчала.

— Что — «но»? — занервничал я.

— Но часто ее слова сбываются. Она мне один раз парня зеленоглазого нагадала, и на следующий же день в школу пришел новенький. Такой красавец — не описать словами. Но глаза… Меня поразили его глаза. Как только я их увидела, меня сразу как будто током прошибло, — слова бабы Раи вспомнила. Мы с ним два месяца встречались. Только одно меня удивило — откуда она знала, что он будет зеленоглазым? Она же слепая, откуда ей известно, что существует зеленый цвет?.. Она мыслит образами, которых никогда не видела? А?

Я отмахнулся:

— Откуда я знаю? — И забеспокоился: — Ты хочешь сказать, что ее слова насчет смерти — правда? В смысле — сбудутся?

Нина пожала плечами.

— Не знаю. Надеюсь, что нет. Ладно, выбрось ее предсказания из головы. В конце концов, она всего лишь несчастная старуха, которой очень не повезло. А насчет парня зеленоглазого… Да это просто совпадение, наверно, только и всего!

Я помолчал. А потом сказал:

— Бедная эта ее дочка. Такой груз на всю жизнь достался. Это страшно.

— Да. Страшно… Кстати — если быть точным, она ей не дочка.

— А кто?

— Жена ее сына. Невестка то есть. Она добрая. Ее зовут Золушка.

— Золушка? — изумился я.

— Ага. На русский «Света» переводится. Ну ладно, идем дальше… Хе… Вот ты и познакомился с нашей главной достопримечательностью. Бабу Раю знает вся округа.

Мы пошли вверх по улице. Я — ошарашенный, Нина — задумчивая. Неожиданно она остановилась и уставилась в землю. Почесала подбородок.

— Знаешь… — сказала она. И мотнула головой, словно отказываясь от мысли. — Ты ничего не чувствуешь?

Я прислушался к своим ощущениям.

— Нет. Ничего. А что я должен чувствовать?

— Ничего прямо так не должен, но… Я ощущаю волнение. Беспокойство. Дрожь. Воздух дрожит, понимаешь? Колышется, стонет, плачет. Что бы это значило?

Я страдальчески провел ладонью по лицу.

— Нина, давай ты не будешь загадками говорить? Я еще не дошел до дома, а уже хочу вернуться обратно. То бабка эта прицепилась, то ты пугаешь. Хватит, а?

Мне здесь решительно начинало не нравиться.

— Хорошо, — кивнула Нина. — Не буду. Ну, вот мы и пришли.

Тогда я не знал, что встречусь с бабкой еще раз, но встреча эта будет по меньшей мере странной.

А за обедом дядя сказал:

— Мне это не нравится. Абсолютно не нравится. Свой скот я никому не отдам. Сегодня ночью я устрою охоту. Посмотрю, что там за деятель повадился моими бычками лакомиться.

Тетя подложила на блюдо вареной картошки с укропом. Я тут же взял исходящие паром клубни, размял на своей тарелке и бухнул сверху кусок настоящего сливочного масла, которое тут же на ферме и производилось.