— Может, не надо? — Она посмотрела на своего мужа.

— Надо! — взревел тот. — Я уже не могу это терпеть. За месяц четырех молодых бычков съели! Что за фокусы? Я вчера с мужиком одним разговаривал. Он сказал, что во всем поселке погибло больше сотни различной живности — начиная от кур, заканчивая свиньями и овцами.

— Бог с ними, — сказала тетя. Заметив, что дядя вдохнул в себя воздух, чтобы очередной раз возразить, она поспешно заговорила первая: — Я тебя прошу — не делай этого. Это опасно. Пусть другие охотятся, а ты дома сиди. Не ходи. Умоляю. Забыл, что с Валерой Кирьяновым сделали эти нелюди?

— Не забыл, — помрачнел дядя. — Но скот жалко. Гибнет.

— Пусть гибнет. Это скот. А мне ты нужен. Ясно?

Дядя засопел.

— И все-таки я устрою охоту.

Тетя кинулась в слезы. Они струйкой потекли по ее лицу, закапали в размятую так же, как и у меня, молодую картошку.

— Христом Богом прошу — не ходи. Не делай меня вдовой. Если на то пойдет — давай все продадим и в город уедем, но я хочу быть с тобой. А дети? Ты о детях подумал? Сиротами хочешь их сделать, да? Они уже хоть и взрослые и с нами не живут, но как же без отца? А? Одумайся…

Лицо дяди разгладилось.

— Прекрати, Лиза. Никуда я не пойду.

— Пообещай.

— Обещаю, — нехотя выдавил дядя.

Тетя перекрестилась.

Когда атмосфера за столом немного разрядилась, я поинтересовался:

— А что с Кирьяновым случилось? И вообще, вы о чем это?

Тетя поковыряла вилкой в тарелке. Отхлебнула молока.

— В последнее время на соседних, в том числе и на нашей, фермах стала пропадать живность. Вернее, не пропадать, а погибать. Утром просыпаемся и находим в сараях и в загонах трупы. Без слез не взглянешь. Одни скелеты и шкуры. И больше ничего. Так обрезают мясо, что только кости блестят. А шкуры как будто зараз целиком снимают. Представляешь? Мы не знаем, кто этим занимается. Но способ убийства один и тот же. Теперь про Кирьянова. Он умер пять лет назад. Вернее, его убили. Но мы знаем кто. Их осудили. Все начиналось почти так же — пропадал скот. Находили в рощах неподалеку только копытца да рожки. Так жалко было, мы все плакали… Валера в то лето целый месяц ночевал на улице — выслеживал воров. И вот наконец выследил. Кинулся к ним сдуру, а они… В общем, сильнее оказались. Валерку тоже в роще нашли. Потом эту банду все-таки поймали. Их осудили и посадили в тюрьму. До сих пор сидят. И за воровство, и за убийство… Ну вот, видимо, опять такая же банда появилась. Только убивают по-другому.

— Понятно, — сказал я.

Отложил вилку и посмотрел в окно.

Жалко бедных коровушек. Одни рожки да ножки.

И Кирьянова тоже жалко.

Ночью мне страшно захотелось пить. Я, не включая света, отправился на кухню. В незнакомом доме в потемках было легко заблудиться или на что-нибудь наткнуться, вот я и решил включить свет. Уже коснулся выключателя, как вдруг услышал шорох. Сердце учащенно забилось, пробрала дрожь. Я увидел неподалеку от себя какую-то тень.

«Грабители», — решил я, лихорадочно соображая что делать.

Вскоре сообразил — надо будить дядю с тетей. И, прижимаясь к стене, как медуза, направился в сторону их спальни. Так как дом был почти незнакомым, то нет ничего удивительного в том, что я наткнулся на журнальный столик и полетел на пол.

Силуэт, услышав мое сдавленное «ой!», замер.

«Убьет меня — как пить дать». — Я с ужасом ожидал неминуемой участи. Но раздался голос дяди:

— Эй, кто здесь?

А следом за этим вспыхнул свет. Я прикрыл глаза рукой — с непривычки они заболели — и сказал:

— Я.

— А-а-а… — протянул дядя, подкручивая реостат.

Я открыл глаза. Теперь свет горел тускло-тускло. Зато глазам приятно. И с улицы не видно.

— Я попить захотел, — сообщил я. И тут же удивился: — Дядя? А ты куда? Зачем это тебе?

Он был при полном параде — спортивный костюм, кроссовки, а за плечом — ружье. Очень живописная картина в час ночи.

Дядя замялся. Но я и так все понял.

— Ты же обещал. Зачем идешь? Это опасно.

— Мне уже надоело по утрам скелеты находить. Хочу с этим раз и навсегда разобраться.

— Понимаю. Но тетя же права — эти подонки могут и тебя убить. Что тогда будет?

— Ничего хорошего не будет. Но кто не рискует — тот не пьет шампанского. Я обязан прекратить это.

«Понятно, — подумал я. — Охотничий инстинкт проснулся».

— Не выдавай меня только, слышишь?

— Я… Я… не могу тебе позволить. А если утром не скелет найдем, а… ну… я не смогу себе этого простить.

— Ты ни в чем не будешь виноват.

— Все равно. Я не могу.

— Я тоже не могу спокойно спать, когда моих коровушек кто-то расчленяет.

— Ясно. — Я наконец поднялся с пола. — От своей идеи ты не отступишься?

— Не отступлюсь, — подтвердил дядя.

— Тогда я иду с тобой. Вдвоем будет легче справиться с бандитами, если придется это делать.

— Что?! — взревел дядя. — Ни за что! Иди спать, умник!

— Отлично, — сказал я. — Ты иди на улицу, а я пошел будить тетю.

— Шантажист, — утвердительно произнес дядя.

— Ага.

— И не стыдишься этого.

— Не стыжусь.

— В отца пошел. Он тоже в детстве обожал меня шантажировать.

— Ну так что? Ты раздеваешься и идешь спать, или мы идем вместе выслеживать воров коров?

Дядя думал целую минуту.

— Я не могу подвергать тебя опасности.

— Хорошо. Тогда боевая готовность отменяется — по постелям.

Дядя снял с плеча ружье. Я пошел к долгожданной кухне.

— Дядь Ром, но ты же все равно пойдешь, я же не дурачок, — произнес я.

— Не дурачок, — не стал спорить дядя.

— Жди меня. Я быстро оденусь, и мы пойдем вместе.

Я очень надеялся, что ночью мы никого не встретим, а под утро вернемся в свои постели и сделаем вид, что именно в них всю ночь и провели.

Но мои надежды не оправдались.

Было темно и тепло. Повсюду раздавалась трель сверчков. Округа была залита серебряным светом луны. Видимость была довольно хорошая — учитывая, насколько хорошей она может быть ночью.

— Где мы спрячемся? — спросил я.

— В машине. Вон там. Видишь? Я машину специально неподалеку от забора оставил. В ней нас не увидят, а нам будет видно все.

Мы прошли по темному двору, миновали ограждение коровника и дошли до машины.

— Я сяду на пассажирское сиденье впереди, а ты назад садись, — распорядился дядя. И объяснил: — Если придется из машины выбегать, то руль будет мешать. Назад садись.

Я сел на заднее сиденье.

У меня было очень странное чувство: я еще никогда ни за кем не следил, не сидел среди ночи в засадах. Вообще не было ситуации, когда реально можно было бы «открыть огонь на поражение». Но не это главное. А затылок. Да, затылок. Я ощущал затылком, что на меня смотрят, четко чувствовал давление на него. Меня охватила непонятная тревога. Я огляделся по сторонам. Вроде бы никого. Да и кто мог на меня смотреть в полвторого ночи? Не думаю, что еще кто-то кроме нас с дядей бодрствует. Хотя, кто знает… Мы же вот не спим. Значит, не факт, что и все остальные спят. И не факт, что за мной не следят.

И вдруг я онемел. А что, если охотятся… за мной?

Но тут же поморщился, как от зубной боли: с какой стати за мной следить? Я что, какой-то политик, бизнесмен? Кому я нужен?

И все же я ощущал давление на затылок. Мне было неуютно. Тревожно и страшно. Я знал, что на меня смотрят. Но кто — понять не мог.

Если бы сейчас кто-нибудь до меня дотронулся, я бы, наверно, заорал как резаный и поседел от страха.

— Может, радио потихоньку включить? — предложил дядя.

— Зачем? Вдруг услышат?

— Кто?

— Ну, те, за кем мы следим.

— Да. Ты прав. Но если включить его тихо-тихо, то не услышат.

— А панель? Она же светится.

— Да, точно, — кивнул дядя. — Тогда будем сидеть так. Главное, не уснуть.

Мы помолчали.

— А что, если мы сегодня никого не выследим? Будем каждый день в машине спать? — поинтересовался я, разглядывая пейзаж за окном. Такие обычные при свете дня вещи ночью выглядели страшно и зловеще.