Священник снова пошел вслед за мальчиком и следовал за ним вплоть до края оврага.

Из-за деревьев стало появляться солнце. Марди-Гра увидел волка, стоявшего немного поодаль. Волк, казалось, нервничал. Похоже, в овраге происходило что-то значительное.

Под искусственным небом оврага чувствовалось какое-то движение — там кто-то ходил взад-вперед. И тут наконец Энно Ги увидел свою паству. На этих людях были такие же странные одежды, как и на мальчике: они состояли из звериных шкурок, привязанных к телу веревочками. У мужчин были длинные волосы и взъерошенные бороды, наполовину скрывавшие лица. Перемещения обитателей оврага позволили Энно Ги лучше понять устройство их жилища. Толстые веревки, являющиеся каркасом созданного над оврагом своего рода навеса, крепились к деревьям, стоящим по краям оврага по всему его периметру. Центральная часть этой конструкции не имела никаких подпорок и, так сказать, висела в воздухе. Как раз посередине «навеса» ходивший к болоту подросток и поставил свой бурдюк с водой. На поверхности один за другим стали появляться местные жители — и мужчины, и женщины. Каждый из них смачивал себе лоб болотной водой из бурдюка. Так же, как и движения мальчика возле болота, их жесты были похожи на какой-то религиозный ритуал. Чувствовалось, что происходящая церемония вызывает у ее участников напряженность, даже страх. Энно Ги заметил, что на женщинах были такие же одежды, как и на мужчинах. Лишь одна из них была одета в обычное просторное блио из плотной материи. Эта женщина была беременна. Кюре сосчитал людей в овраге. Там оказалось семеро мужчин, одиннадцать женщин и двое детей. Однако, если верить расчетам Шюке и его собственным (исходя из количества хижин в деревне), жителей должно было быть больше. Действительно, вскоре появились еще четверо мужчин. Правда, они сильно отличались от остальных жителей. Первый из них выделялся высоким ростом и величественной осанкой. На его голове красовался массивный деревянный шлем, вырезанный по форме его черепа, а на груди висело множество металлических и костяных украшений. Борода у него была более длинной и ухоженной, чем у других мужчин. Жители деревни боязливо уступали ему дорогу. Вслед за ним шли трое мужчин с бритыми головами и без бород, одетые в длинные и очень плотные балахоны светлого цвета. Каждый из них нес полотняный мешок. Энно Ги подумал, что это, скорее всего, местные жрецы — хранители религиозных традиций племени. Они опустились на колени перед принесенным подростком с болота бурдюком с водой. Энно Ги удалось расслышать, как они произнесли несколько фраз, но он совершенно не понял местного наречия.

Трое бритых мужчин открыли свои мешки и с торжественным видом стали доставать из них какие-то обломки и окунать их в бурдюк с болотной водой. Все окружающие с самым серьезным видом наблюдали за этой процедурой.

Энно Ги узнал эти обломки.

— Они были в деревне, — пробормотал он. — Я так и думал. Трое таинственных жрецов с торжественным видом окунали в болотную воду не что иное, как обломки разбитых кюре глиняных статуй. По всей видимости, этому ритуалу, с виду весьма незатейливому, местные жители придавали очень большое значение.

— Не знаю, какие такие особые свойства они приписывают этой грязной вонючей воде, — сказал Энно Ги, — однако вполне очевидно, что они считают ее священной.

Хорошо спрятавшись на краю оврага, кюре и его товарищ долго наблюдали за этой молчаливой церемонией.

Энно Ги потребовалось еще три дня, чтобы выработать стратегию дальнейших действий. Все это время он тщательно скрывался от местных жителей, однако сам внимательно наблюдал за ними с дерева, ставшего ему и Марди-Гра надежным убежищем.

На рассвете четвертого дня Энно Ги приступил к осуществлению разработанного им плана. Каждое утро уже известный ему подросток ходил к болоту за водой для своих «священников». В это утро Энно Ги и Марди-Гра, неожиданно набросившись на мальчика из засады, заткнули ему рот, чтобы подросток не кричал, связали его и затащили на свое дерево.

Затем они тщательно замели за собой следы.

Вскоре в лесу снова воцарилась обычная утренняя тишина…

Наверху, на дереве, кюре и великан покрепче связали руки и ноги подростка и засунули ему новый кляп в рот. Марди-Гра пришлось изрядно помучиться, прежде чем он сумел стащить с мальчика его странное одеяние из привязанных к телу веревочками шкурок. Кожа подростка была очень липкой и покрытой лишаями. Теперь кюре точно знал, что местные жители не снимают свое одеяние из шкур в течение всей зимы. Это было либо сложившейся традицией, либо каким-то правилом, предписанным религией этих людей. Энно Ги наложил на кожу мальчика целебные мази и затем укрыл его своей запасной рясой и толстыми покрывалами.

Юный пленник напряженно разглядывал своих похитителей и то место, куда его заволокли. Поначалу он попытался сопротивляться и кричать, но вскоре понял, что у него ничего не выйдет. На лбу подростка проступили капельки пота. Он крепко сжал челюсти, как человек, подвергаемый пыткам.

Энно Ги тут же начал свой допрос, еще заранее тщательно продумав, как он будет это делать и что конкретно он должен узнать. Первым делом он попытался успокоить пленника. Кюре было необходимо как можно быстрее освоить язык местных жителей и их манеру общаться. Этот мальчик был единственным, кто сейчас мог ему в этом помочь, если не добровольно, так по принуждению.

Энно Ги стал произносить короткие, повсеместно употребляемые слова. Начал он со слова «Бог» — произнес его так, как оно звучало на латыни, — затем, ступенька за ступенькой, прошелся по всей этимологической лесенке этого слова, включая провансальские говоры, в частности романские и каталонские наречия, вплоть до звучания этого слова на современном французском языке. К великому удивлению кюре, мальчик никак не отреагировал ни на один из произнесенных им вариантов слова «Бог». Слегка разочарованный, Энно Ги выбрал более простое и однозначное в своем толковании слово — «кушать». Начав с его произношения на латыни (edere), кюре проделал с этим словом ту же процедуру, что и с предыдущим, стараясь не выдать ни малейшим жестом, что он имеет в виду. Когда Энно Ги произнес это слово на окситанском наречии, мальчик, напряженно смотревший на кюре, вдруг заморгал. Священник тут же показал жестом, что значит это слово. Мальчик понимающе кивнул головой.

Кюре, продолжая свои попытки, вскоре заметил, что мальчик понимает лишь те слова, которые произносились на окситанском наречии. Постепенно подросток догадался, что от него требуется, и стал подыгрывать священнику.

Однако радоваться Энно Ги было еще рано. Когда он пытался составлять из простых слов какую-нибудь фразу или хотя бы словосочетание, то наталкивался на практически полное непонимание со стороны подростка. Таким же провалом закончилась попытка кюре использовать глаголы. Какое-то непонятное грамматическое препятствие не позволяло этим двоим людям найти общий язык.

Энно Ги в конце концов почувствовал, что ничего не добьется, если не позволит подростку самому что-нибудь сказать.

Кюре вытащил кляп изо рта мальчика. Великан подсел поближе, нарочито обнажив лезвие своего тесака, готовый в любой момент заткнуть рот подростку, если тот вздумает кричать.

Священник достал перо и листки для письма.

После того как кюре и мальчик обменялись несколькими отдельными словами, пленник наконец произнес целую фразу.

Кюре тут же записал на слух только что услышанное от мальчика — это были слова, похожие на «терять», «знать», «отец», «первый».

Юноша продолжал произносить какие-то фразы, которые внимательно слушающий его кюре тщательно записывал, стараясь как можно лучше различить произносимые звуки.

И лишь когда Энно Ги исписал целых пять страниц, он снова заткнул рот мальчика кляпом.

Затем священник отсел в сторону и принялся анализировать исписанные им листки, один за другим. На это у него ушла вся ночь.