Дженна вынула из-за пазухи подсвечник, нащупала тупой конец свечи и вставила ее в металлическую чашечку. Внимательно ощупав спичку, чтобы взять ее правильно, молодая женщина чиркнула ею по камню и подожгла фитиль.

Таттл стоял спиной к входу в пещеру, прижав руку к раненому плечу. Его лицо было серым. Плотно сжатые губы окружала белая полоска, а на переносице появились две глубокие морщины.

– Вам лучше сесть, – посоветовала Дженна.

Ближе к выходу ее отец сидел, склонившись над неподвижным телом маршала. Дженна пересекла пещеру и опустилась на колени рядом с ним. Лицо Рембрандта побелело так, что стало одного цвета с бородой, и исказилось от боли.

– В чем дело? Ты ранен, да? Старик поднял взгляд.

– Ударился ногой о стену, пытаясь спасти этого презренного… – он кивнул в сторону Хендрикса. – Кажется, у меня перелом.

Дженна передвинулась к ступням Рембрандта.

– Левая.

Она осторожно сняла тяжелый рабочий башмак и шерстяной носок. Дженна услышала, как старик втянул воздух от боли, когда она стала ощупывать ступню в поисках повреждения.

– Я ничего не нашла, но ступня распухла.

– Мне уже лучше, – сказал Рембрандт.

– Только потому, что я сняла башмак. Ты не сможешь становиться на эту ногу.

Дженна осмотрелась, чувствуя себя потерянной и напуганной. Как они выберутся отсюда, если Рембрандт не сможет показывать дорогу? Носилки не из чего было сделать, они никак не могли его нести. Ах, если бы здесь был Бренч! Внезапная потребность оказаться в его объятиях была так сильна, что Дженну отбросило на пятки, к горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы. Она быстро заморгала, чтобы не расплакаться, жалея, что со страхом нельзя справиться так же легко.

– Достань у него из-за пояса револьвер, – сказал ей отец.

От привычного ощущения «старра» в руке стало немного спокойнее. Молодая женщина закрыла глаза и представила темное морщинистое лицо старого друга Чарли, впитывая силу из образа, как раньше делала это в Мидоувуде. Она выпрямилась и снова огляделась.

– Мы подождем, пока ты отдохнешь, а потом будем искать выход отсюда, – сказала она отцу. – Правда, тут не на что удобно облокотиться, стены слишком грубые.

– Тебе придется самой отправиться за помощью, милая. Таттл потерял слишком много крови, у него не хватит сил, а я, как ты сама сказала, не смогу идти. Есть что-нибудь, чем можно связать Хендрикса?

– Нет, ничего такого нет.

Ее начала охватывать паника. Отправиться одной? Через этот адский лабиринт… одной? Она с силой втянула воздух в легкие и медленно выдохнула его.

– Перетащи Хендрикса в штрек, – посоветовал Таттл. – Оставь его у одной стены, а нам помоги добраться до другой. Оставь нам его револьвер, чтобы мы держали его на прицеле, пока не подоспеет помощь. Мы справимся.

Хотелось возразить: «А что, если я заблужусь и не найду выхода наружу?» Но Дженна не могла такого сказать. Ничего не оставалось, кроме как последовать их советам. Она запретила себе думать о долгих, казавшихся милями, ярдах темноты и мышах или крысах, которые могут встретиться по дороге.

Сколько сейчас времени? Получил ли Макколи записку с требованием прийти на шахту? Придет ли он? Может быть, ради Рембрандта. Только не ради нее.

– Будь очень осторожна, Юджиния, – сказал отец. – Я говорил тебе о дренажных ответвлениях, но есть и другие. Одно из них заканчивается на расстоянии дюжины ярдов от первого штрека естественной пропастью, которую нам не удалось преодолеть. Если потеряешься в этом штреке, велика опасность разбиться насмерть.

– Может, ей лучше дождаться Макколи вместе с нами? – спросил Таттл. – Мне не нравится, что женщина будет бродить по этим тоннелям одна.

– Думаешь, мне нравится? – отозвался Рембрандт. – Господи, парень, она же моя дочь! Дочь, которую я до недавнего времени считал погибшей. Нам больше ничего не остается. Что, если Бренч не получил записку? Без неотложной помощи Хендрикс умрет… и из тебя кровь льется, как из недорезанной свиньи. Говоря начистоту, Таттл, ты тоже долго не протянешь.

Дженна подняла руку.

– Все нормально. Я справлюсь.

Строгое предупреждение отца и последовавший короткий спор прояснили рассудок. Теперь она снова мыслила рационально.

– Если запомнишь все, что я тебе расскажу, так и будет, – уверил ее Рембрандт. – Придется очень внимательно сосредоточиться на направлении. Запутаться можно из-за боковых ответвлений. Можно даже оказаться в шахте Мэрфи.

– В шахте Мэрфи?

– Да, мы пытались уйти западнее и соединились с шахтой братьев Мэрфи. Она заброшена уже больше года. Их штреки меньше по высоте и ближе к поверхности, чем наши. Один из них проходит так близко от ручья в каньоне, что вода постоянно затекает внутрь. Однажды весной они потеряли двух людей, когда растаяло много снега и штрек затопило.

Рембрандт замолчал, чтобы достать из кармана трубку и кисет с «Одиноким Джеком» – ему нужно было успокоиться.

– Но вход в шахту Мэрфи открыт. Просто держись восточнее, когда выберешься из нее, и придешь к «Серебряному слитку». Что бы ты ни делала, не паникуй и не беги. Не забывай, что каждый твой следующий шаг может таить в себе опасность, если свернешь не в тот штрек. Как думаешь, справишься?

Стены снова попытались сомкнуться над ней. Хотелось закричать, что она совсем не уверена, что справится. Вместо этого Дженна глубоко вдохнула, беря себя в руки, и сказала:

– Обязана справиться, правда?

Ответом ей было молчание.

Спереди рубашка Хендрикса сильно пострадала от огня, но заднюю часть можно было использовать. Дженна разорвала ее на полосы, переплела их между собой и связала маршалу руки и ноги. Слид жалобно стонал, когда его переворачивали, тащили и связывали, но молодая женщина не обращала внимания на его страдания.

В темноте она сняла нижнюю сорочку и снова надела рубашку. Скомканную сорочку она отдала Таттлу, чтобы он мог зажать рану, хотя это не слишком помогло остановить кровотечение.

– Как вы узнали, что я на шахте? – спросила она агента.

– Я опасался, что вы отпустите своего мексиканского друга, стоит мне только отвернуться, и потому следил за вами. Я узнал Лонгена – его разыскивают в Канзасе за ограбление банка. Когда вы поехали с ним, я отправился следом. – Таттл печально улыбнулся. – Похоже, мне следует перед вами извиниться.

– Извинитесь лучше перед Мигелем. И он испанец, а не мексиканец. – Дженна еще некоторое время постояла, склонившись над детективом, растроганная тем, что он пытался спасти ей жизнь. – Если я выберусь отсюда и вовремя приведу подмогу, мы будем квиты, – сказала она.

Улыбка Таттла стала шире. На щеке у него была грязь, а к губам приклеились несколько крупинок песка. Детектив вытер окровавленную руку о штанину и протянул ее Дженне.

– Больше чем квиты. Она пожала руку.

Устроив мужчин настолько удобно, насколько позволяли условия холодного штрека, Дженна зажгла еще одну свечу, капнула воском на сухое место на полу и установила ее туда.

– Я возьму с собой две, а остальные пусть будут у вас, чтобы вы не сидели в темноте.

Рембрандт кивнул. Дженна спрятала под рубашку вторую свечу, засунула в карман брюк несколько спичек и взяла подсвечник. Она сделала все необходимое. Пришло время отправляться в путь.

Однако она не могла сдвинуться с места.

Дженна всмотрелась в бледное изнуренное лицо отца. Жгучий гнев и злость, с которыми она жила пятнадцать лет, притупились, и осталась только горечь. Она успела узнать Рембрандта с тех пор, как приехала в Парк-Сити, его никак нельзя было назвать бессердечным человеком, каким она считала своего отца. У нее еще было много вопросов. Ей хотелось облегчить душу.

Просто уйти сейчас казалось жестоким и неправильным. Но что можно было сказать? Глухой стон Хендрикса напомнил, что сейчас не время для разговоров.

Дженна взяла подсвечник, прикрывая пламя рукой. У них будет время потом. Нужно верить в это. Она шагнула в черноту штрека.