Мисс Ван-Лью не переходила через линию фронта и не рисковала своей жизнью, попадая в окружение врагов; она жила среди своих, в своем доме в Ричмонде, ставшем столицей отколовшихся южных штатов, где её знал каждый и где её общественное положение было для неё такой же защитой, как и личина «безумной Бет». Ее секретные донесения, зашифрованные личным кодом, часто бывали написаны рукой кого-нибудь из слуг. Преданные негры никогда и не подумали бы отказать в чем-либо «мисс Лизбет». Успех налаженной системы связи в немалой степени определялся кажущейся обыденностью действий её чернокожих курьеров. Вероятно, никто из них не сознавал до конца всей важности работы, маскируемой выполнением обыкновенных хозяйственных поручений.
Раздобыв для своих слуг и рабочих военные пропуска, дававшие право беспрепятственно циркулировать между домом в городе и фермой Ван-Лью, находившейся в окрестностях Ричмонда, Элизабет поддерживала непрерывное движение посыльных с корзинами между обеими шпионскими станциями: в каждую корзину с яйцами вкладывали, например, пустую яичную скорлупу со сложенной тонкой бумажкой. Разбитная молодая девушка, служившая швеей в доме Ван-Лью, сновала взад и вперед через линию фронта у Ричардсона, пронося шпионские донесения, зашитые в образчики ткани или в платье. Чтобы продемонстрировать эффективность своей системы, Элизабет Ван-Лью однажды после обеда нарвала в своем саду букет цветов, который на следующий день был доставлен к завтраку генералу Гранту.
Однажды мать и дочь Ван-Лью предупредили, что в «Либби» готовят побег. «Мы приспособили одну из наших гостиных, — писала Элизабет в своем дневнике, — темными одеялами занавесили в ней окна, и в этом помещении днем и ночью три недели горел небольшой газовый рожок; для беглецов там даже поставили кровати.
Все это указывает на то, что дружественное отношение президента Дэвиса, генерала Уиндера и других вожаков южан в известной мере препятствовало проведению официального обыска в доме Ван-Лью и принятию эффективных контрразведывательных мер. Женщинам, которые в Бельгии или в оккупированных немцами департаментах Франции вздумали бы в 1914–1918 годах «занавесить свои окна темными одеялами», пришлось бы самое большее в течение 48 часов объясняться с немецким фельдфебелем!..
Упомянутая нами гостиная Ван-Лью, конечно, не была самым секретным помещением вирджинского особняка. И биограф мисс Ван-Лью полагает, что её ссылка на гостиную с занавешенными окнами и необычайным расходом газа вероятнее всего служит просто дымовой завесой, пущенной ею по известным ей одной причинам. Даже в бережно хранимом от посторонних глаз дневнике мисс Ван-Лью ни единым словом не намекает на существование подлинно секретной комнаты и не упоминает о двери с пружиной в стене, за старинным комодом.
Секретная комната Ван-Лью представляла собой длинную, низкую и узкую камеру, расположенную там, где от плоской кровли веранды начинался скат крыши. Чердак у дома был квадратный, и между его западной стеной и скатом крыши помещалась комната, в которой во время войны постоянно скрывался какой-нибудь агент или беглец-федералист.
О существовании подобного убежища давно подозревали, но ищейки конфедератов так и не сумели его обнаружить. Маленькая девочка, племянница Элизабет Ван-Лью, обнаружила комнату весьма любопытным образом. Она пробралась ночью на чердак, чтобы посмотреть куда «тетя Бетти» отнесла блюдо с обильной едой. Загородив рукой свечу, мисс Ван-Лью стояла перед «темным отверстием в стене», из которого протягивал руку за пищей изможденный мужчина в поношенном синем мундире, с нечесаными волосами и бородой.
Если бы не это воспоминание племянницы Элизабет Ван-Лью, опубликованное после её смерти, секретная комната осталась бы необнаруженной.
В доме бесстрашных сторонниц Севера имелась ещё секретная ниша, служившая «почтовым ящиком» для шпионских донесений. В библиотеке был железный камин; по обе стороны его решетки находилось по пилястру, накрытому фигурой лежащего льва. Одна из этих фигур не была приделана к основанию наглухо, и её можно было поднять, как крышку. В выемку под львом Элизабет «опускала, как в почтовый ящик», свои донесения. Прислуга, начиная стирать с мебели пыль, приближалась к камину, украдкой вынимала донесение и через час относила его на ферму Ван-Лью, за город. Мисс Ван-Лью не давала своим чернокожим курьерам устных секретных поручений, и хотя она чувствовала себя в безопасности от подслушивания, неизменно практиковала столь необычную, несколько театральную манеру.
Разоблачить Ван-Лью пытались много раз. Гостей посещавших её дом, просили за ней следить. На них с матерью регулярно доносили; говорили, что их нужно повесить, дом их сжечь, что их нужно «избегать, как прокаженных».
Военным комендантом заключенных был одно время некий капитан Гибс. Каким-то образом Элизабет ухитрилась залучить этого офицера и его семью в свой дом в качестве постояльцев, и в течение всего времени их проживания у Ван-Лью Элизабет пользовалась их «протекцией». Когда военное министерство южан, чтобы укрепить кавалерию, стало обшаривать конюшни, Элизабет спрятала свою последнюю лошадь в кабинете, а чтобы заглушить стук копыт, обвязала их соломой.
В доме Ван-Лью шпионы Юга встречались со шпионами Севера, одновременно жили начальник военной тюрьмы и бежавшие из этой тюрьмы военнопленные, дезертиры и породистая лошадь, под стойло которой был отведен кабинет хозяйки, служивший и штабом секретной службы, и центром помощи военнопленным, и местом их укрытия.
На стороне федералистов действовали Эмма Эдмондс и Полина Кашмэн, два прославленных агента, рвение которых сравнимо лишь со рвением мисс Бойд или Элизабет Ван-Лью.
Эмма Эдмондс, уроженка Канады, была сестрой милосердия в Нью-Брансвике и шпионкой генерала Мак-Клеллана. Мисс Эдмондс никому не уступала в горячей преданности делу борьбы против рабовладения. В битве у Гановер-Кортхауза она села на коня и в качестве ординарца генерала Керни гарцевала под огнем орудий. Говорят, она одиннадцать раз тайно пробиралась через фронт как секретный агент северян. Курьезнейшим эпизодом всей этой войны был случай, когда однажды в Вирджинии Эмма Эдмондс загримировалась под негра. Неизбежным результатом такой маскировки стало то, что её отправляли на ночь в негритянские кварталы Йорктауна и в числе прочих негров гнали работать на укреплениях.
В другом эпизоде она фигурировала в качестве часового, в третьем даже украла винтовку у конфедерата. Бесправие негров на Юге говорило против маскировки «под негра», и, учтя свой неудачный опыт, в дальнейшем Эмма выдавала себя за ирландку, торгующую вразнос.
Полина Кашмэн — «Белл Бойд» камберлендской армии — странствовала в зоне боев, которую делали далеко небезопасной мародеры, дезертиры, перебежчики и вольные стрелки. Она попала в плен, и генерал Брэкстон Брэгг, сам пользовавшийся услугами многочисленных шпионов, приказал её расстрелять. Поданную просьбу о помиловании президенту Дэвису в Ричмонд не переслали. Спасла её «апелляция» совсем иного рода. Генерал федералистов Розенкранц наступал так стремительно, нанося поражения войскам Брэгга, что никто из южан не рискнул замедлить отступление, чтобы расстрелять Полину Кашмэн. С другой стороны, не было ни времени, ни лишних транспортных средств, чтобы увезти её с собой.
Так, находясь буквально на волосок от смерти, она, подобно Шульмейстеру в Вене, была спасена стремительным наступлением армии, которой служила столь бесстрашно.
Элизабет Ван-Лью была в числе тех ричмондских федералистов, чья настойчивость привела к злосчастному «рейду Дальгрена». Действуя на основании донесений, полученных от нее, от отца и сына Филиппсов и других шпионов федералов, работавших в Ричмонде, комадование федеральных армий отправило генерала Хью Джадсона Килпатрика, более известного под именем Киля, вместе со столь же неустрашимым молодым Ульриком Дальгреном, в кавалерийский рейд. Они приблизились к Ричмонду на расстояние пяти миль, но рейд не удался из-за предательства проводника-негра, сбившего отряд «янки» с пути.