Генри чудом избегал грозивших ему физической смертью ловушек, выстроенных Стасом. Как будто, кто-то невидимый, раскинул над ним защитный купол и проложил твёрдый мост, по которому триумфально шествовал неуязвимый Генри. Стас видел, хитроумный план избавиться от Генри так, чтобы никто его не заподозрил, терпит крах. Воспалённый яростью мозг не смог придумать ничего нового, и уже не боясь быть застигнутым и разоблачённым в преступлении, однажды ночью, он решился.
Когда все уснули, он взял свою подушку и подкрался к кровати Генри. Разглядев в темноте, что его враг спокойно спит, укрывшись с головой одеялом, он нервно вздохнул и дрожащими от предвкушения скорой победы руками, опустил подушку на лицо Генри. Навалился всем телом, чтобы насладиться ощущением того, как будет биться под ним в смертельной агонии ненавистный и злейший недруг. Но вдруг, какая-то, чудовищная сила, как соломинку, подняла его над кроватью Генри и сбросила на пол. Лёжа на полу, он почувствовал, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой, даже глаза, казалось, ещё немного, и вылезут на затылке. Грудь сдавило не вздохнуть, ни крикнуть. Как будто, кто-то невидимый, хотел раздавить его, размазать по полу. Но вдруг, всё прекратилось, он попытался открыть сначала один, потом второй глаз. С трудом ему удалось поднять, ставшие свинцовыми, веки. Перед ним, в серебристом свечении, стоял мужчина. «Ты совершил ужасную, непоправимую ошибку, после которой даже я не в силах тебя спасти. Увы, ты сделал свой выбор пути, и предначертанное тебе уже изменилось. Теперь ты во власти других» сказал мужчина и исчез.
Ни кто не проснулся, все также спали. Сколько прошло времени, прежде чем к Стасу вернулись силы, он не помнил. Еле встал, сделал робкий шаг и, почувствовав, что ноги слушаются его, побежал к выходу. Уже на улице, он остановился, отдышался и побрёл в сторону от корпуса, на площадку для спортивных занятий. В голове не было ни одной мысли, пустота. Потом его обуял дикий страх за свою жизнь и от непонимания смысла слов того человека. Он сидел на земле, сильная дрожь сотрясала всё его съёжившееся тело. Услышав чьи-то, тихие шаги, он вскочил и повернулся. Перед ним стоял Людвиг.
— Безмозглый, тсщеславний уродец. Ты посмел подставить под удар мою репутацию, пытаясь своим мелким умишком придумать, как тебе показалось, блестящую комбинацию. Ты смешён и жалок. Я же предупреждал, только силой ума нужно превосходить противника. Твоя тупоголовость противна и раздражает меня. Ты окончательно стал мне не интересен, убирайся отсюда. Теперь ты будешь только мешать.
Людвиг подошёл к Стасу, положил руку на его голову, посмотрел в глаза и что-то прошептал. Стаса затрясло ещё сильнее, он выгнулся всем телом и рухнул на землю. Людвиг презрительно посмотрел на него, повернулся и пропал в сумраке ночи.
Утром, на проверке Стаса Вышневского не было. Никто не знал, куда он пропал. Искали всем училищем, весь офицерский состав был поднят на ноги. Но кадет словно сквозь землю провалился. Это было чрезвычайным происшествием, ведь он был сыном высокопоставленного чиновника. Отправили нарочного в дом Вышневских.
Вернувшись через несколько дней, посланец принёс письмо от герцога Вышневского, в котором сообщалось, что Стас пребывает в плачевном состоянии. Он болен, бредит и страшно напуган. Врачи беспокоятся за его психическое состояние. Герцог уведомлял начальника кадетского корпуса, что поставит вопрос об инциденте в министерстве и неприменно дознается до причин, которые привели его единственного сына и наследника до столь странного помутнения рассудка.
Больше года продолжалось расследование. Комиссия за комиссией приезжали в училище с проверками и дознаваниями, но ничего не нашли. Никто не догадался связать болезнь Стаса с перспективным Людвигом Юшкевичем, которого, в двадцать четыре года за блестящие успехи оставили в училище и ввели в преподавательский состав. Министерство оставило кадетский корпус в покое.
Уже три года прошло с тех дней, когда Генри был отчем доме. Он регулярно получал письма, но радости они не приносили. Обученная грамоте Виолетта писала ему, герцогиня всё в том же состоянии. Но лишь изредка, как будто очнувшись ото сна, покидает свою комнату и бесцельно побродить по дому. Про герцога она упоминала вскользь, он в добром здравии, сильно занят на службе, редко бывает дома. От пристального взгляда Виолеты не ускользнул тот факт, герцог стал каким-то странным и неуместно счастливым. В его глазах появился блеск, всегда строгий и спокойный, он сделался по — юношески восторженным. Частенько пребывает в задумчивости, а иногда, мурлычет себе под нос музыку. По всему похоже, он влюбился. Виолетта писала, как расстроена и не знает, что с ними будет дальше.
Генри отправил письмо доктору Баровскому, с просьбой ответить, что он думает по этому поводу. Доктор ответил ему весьма туманно о слухах и сплетнях прислуги, что Генри, как военному не к лицу обращать внимание на пересуды и толки. «Молодой человек, лучше пишите мне о своих успехах и достижениях. Как вам живётся, что происходит в вашем училище? Весь свет потрясён случившимся с сыном Вышневского. Ведь этот юноша говорит, что сбежал от великого зла, которое успешно скрывается под положительной и весьма уважаемой маской. Конечно, никто не верит в дикие обвинения полусумасшедшего паренька, но ведь мы с вами знаем истинную природу вещей. Так что, мой друг, давайте лучше обсуждать в письмах эту тему».
Генри отвечал ему, что после побега Стаса, Людвиг больше ни как себя не проявлял. Теперь он преподаватель и на хорошем счету, и возможно, Генри ошибся в своём видении.
В очередном письме доктора он прочитал следующее: «Не будьте столь опрометчивы в своих суждениях. Подвергать сомнению достоверность фактов, показанных вам величайшей силой, по меньшей мере, глупо, если не сказать больше, вы огорчаете меня своим неверием. Не гневите Вселенский разум, иначе он отвернётся от вас и лишит своего покровительства. Но, делая сноску на ваш юный возраст и незнание жизни, я буду умолять Высочайшие инстанции, не судить вас строго, быть благосклонными к вашей персоне. Запомните раз и на всегда, зарубите себе на носу, паралелльная сила умна, хитра и изворотлива, у неё миллионы масок на все случаи жизни. Необязательно быть злым самому, достаточно быть неубедительным или наивным. Зло очень легко и непринуждённо может добиться твоего расположения, повиновения и исползования тебя в своих целях. Мелкие умы видят то, что хотят увидеть и им никак не обойтись без посторонней помощи. Чаще всего они просят помощи у злых сущностей. Только в литературных произведениях, написанных романтически настроенными писателями, зло выбирает сильных и сражается с ними, побеждает последний, добро торжествует. На самом же деле очароваться и поддаться искушению, предложенному нечистым, может только слабохарактерный, малодушный, наивный и беспомощный в своих греховно сердечных страданиях человек. Вот так-то, всё не так просто и в реальной жизни выглядет иначе».
Генри, почувствовал в письме доктора раздражение и досаду, незамедлительно написал ему, что всё обдумал и пришёл к выводу, был не прав и обещал впредь, не быть столь беззаботным и легкомысленным. Ему всё чаще стал сниться дом, отец с матерью. Они были то вместе, то порознь. Те сны, в которых они вместе, были всего лишь воспоминаниями детства. Всё было радужно и безоблачно. Но они снились и поодиночке. Вот эти то сны и были пугающими. Несколько раз возвращался тот сон, в котором он видел отца, танцующего с молоденькой девушкой. Выражение их счастливых лиц говорило о многом. Только однажды, сон об отце был странным и таинственным, после которого Генри проснулся в тревоге. Отец, помолодевший, почти мальчик, бежал по цветущему лугу за воздушным змеем. Потом змей превратился в белоснежную птицу и взмыл высоко в небо. Отец остановился, проводил птицу взглядом, на его лице появилась печаль. Он медленно побрёл по лугу, но тут птица появилась снова. Она, словно дразня отца своей доступностью, летала так низко, что до неё можно было дотянуться и поймать голыми руками. Отец побежал за ней вдогонку. В азарте, он не заметил, как птица долетела до края луга, который резко заканчивался обрывом, нависавшим над глубоким ущельем. Отец снова был такого же возраста, как в жизни. Птица села на лежащий камень, дождалась отца, и только он протянул к ней руки, она исчезла, словно испарилась в воздухе. Отец, как-то мгновенно постаревший, бессильно опустил руки и остался стоять на месте. Но тут Генри увидел, как нависающий над пропастью край обрыва, стал разрушаться. Под каменной плоскостью, на которой стоял отец, потекли вниз тонкие струйки песка. Генри увидел себя, с открытым в немом крике, ртом. Слов он не слышал, но по движению своих губ, догадался, что зовёт отца. Тот повернулся на зов, посмотрел на Генри, но не пошёл к нему, а так и остался стоять на месте. Тогда Генри бросился к нему, но было уже поздно. Песок обрушился, ставшая тонкой каменная плоскость отломилась, и отец полетел вниз, в бездонную пропасть.
