Вы знаете, иногда у меня такое впечатление складывается, что до капитана третьего ранга включительно на флоте все нормальные люди.

Что бы вам ещё такое рассказать об адмиралах? Разве что парочку случаев вам рассказать. Вот послушайте.

Один адмирал любил собирать различный зип. [1] Ходил по территории и собирал. Особенно любил, когда блестящее что-нибудь или там радиоэлектронное. Собирал он в специальный чемодан. Наберёт полный чемодан, вызовёт матроса и говорит ему:

— Отнесёшь мне домой.

Матрос несёт ему домой, звонит в дверь, и жена адмирала ему открывает.

— Вот,— говорит матрос,— прислали.

— А-а,— говорит жена и гложет, ощущая глазами, чемодан,— вижу. Хорошо. Подождите только секундочку, не заносите.

И через секундочку появляется снова в дверях жена адмирала и тяжело ставит рядом ещё один чемодан, издавая при этом следующие звуки:

— А теперь отнесите, пожалуйста, всё это на свалку.

Однажды встречали этого адмирала с моря вместе с оркестром. Трап на лодку подали, адмирал на него ступил, и оркестр заиграл. Рядом крикнули: «Смирно!» Адмирал поднял руку и двинулся по трапу. А трапы у нас очень скользкие, оттого что мы по ним ходим, да ещё, как всегда, парусиной не везде обтянуты. Поскользнулся адмирал, сделал «вжик!» и нырнул под леера и дальше — в воду.

Оркестр, пока он летел, от изумления музыкально обыграл его падение, изобразил фугу «Летящий адмирал», а сам адмирал, пока летел до воды с поднятой к голове рукой, успел крикнуть: «Воль-на-а!»

Когда его выловили, то всем стало интересно, чего это он «вольно!» кричал.

— А вам, сволочам, пока «вольно!» не крикнешь,— сказал адмирал, обсыхая не ветерке,— вы же спасать не будете.

Так что с адмиралами у нас всё в порядке, и все отлично себя чувствуют.

Наших адмиралов можно даже в Англию на выставку приглашать. Галерея этих ярких флотских образов заставит вздрогнуть даже больное воображение.

Словом, природа наградила их, а они наградили природу.

Следующий заголовок:

Некоторые интересуются, зевает ли офицер на флоте. (Не знаю, зачем им это. Может, просто они хотят нас лучше зрительно представить?) Отвечаем. Нет, не зевает. У нас на моей памяти только один зевнул, да и то неудачно. С непривычки челюсть вывернул. Сидим мы как-то на базе, ждём подведения итогов соцсоревнования, и вдруг он взял и зевнул — ху-хау-ха! И челюсть у него из зацепления вышла, а глаза налились, вытянулись по диагонали, и рот не закрывается. Представляете, у офицера не закрывается рот! Ну ладно, если б он у него не открывался, а то не закрывается.

Сначала думали, что это он так шутит по-идиотски, а потом видим, что глаза у него периодически вылезают ещё пуще и сам он делает так: ык-ык! — силится, значит, а у него не выходит. Тогда все поняли и принялись ему помогать. Ну, помогают у нас в основном смехом. Мы так хохотали какое-то время, что какое там подведение итогов. Все неприлично лежали.

Потом старпом назначил ему в госпиталь трёх сопровождающих. Двое должны были его под руки вести, а третий должен был ему челюсть нести. Еле дошли. До машины не дозвониться, а там пешком — пять километров. И тот, кто челюсть нес, должен был всё задом пятиться.

Так и шли. Хорошо ещё, что силой закрыть ему челюсть не пытались.

А что начальство? Начальство у нас зевает, и ничего с ним не случается. Вот начпо наш по случаю парада Победы зевнул на трибуне так призывно, что мне захотелось превратиться в лягушку и туда к нему прыгнуть.

Порой на флоте хочется кого-нибудь отловить. Чтоб спросить у него чего-нибудь. Так вот, бесполезно ловить его в кабинете. Лучше встать где-нибудь на пересечении и дожидаться. Через некоторое время он сам через тебя пробежит.

Встреча высокого начальства отличается от остальных встреч вообще. Высокое начальство начинается у нас с главкома. Назначает главком своё прибытие в базу на 11:00. Командующий флотом добавляет: «К 10 часам всё должно быть готово!» Командующий флотилией заставляет доложить о готовности к 9:00, а командир дивизии выгоняет строиться в 8:30.

И стоишь на ветру, обдуваемый, и ждёшь высокое начальство, которое с тобой при встрече может даже и заговорить, побеседовать, и уши у тебя от такого стояния становятся огромными, как у африканского слона. Сколько в эти минуты рождается юных мыслей, какая яркость выражений, глубина ощущений, тонкость переживаний, какая точность формулировок от ядовитости быта. Вот так и рождается флотский язык. А ещё говорят, что у офицера даже в почечных лоханках ничего не задерживается. Ничего подобного, всё у него задерживается. И язык у него есть. А ещё у него есть глаза, руки, ноги и затылок.

Глазами он видит рост нашей боеготовности, руками он ощущает рост нашей боеготовности, ногами подходит ближе, а в затылке у него откладывается.

Но иногда на флоте хочется бежать. Бежать! Глотать свежий ночной воздух и бежать. Подальше от золотых дорожек на воде, от ночного солнца, подальше от всего. Тебя хватают за рукав, тебе кричат с пирса:

«Стойте! Вас вызывает старпом!»,— а ты бежишь, бежишь…

И вся жизнь — борьба. До обеда с голодом, после обеда — со сном. И год за два идёт на подводном флоте. Некоторые до того обалдевают от возможности за один год прослужить целых два, что остаются надолго.

Чтоб офицер на службе вёл себя хорошо, на него заводится карточка взысканий-поощрений. Эта карточка освещает весь путь жизни офицера. С одной стороны в неё заносятся взыскания, с другой — поощрения. Офицер периодически знакомится со своей карточкой. После знакомства офицер обычно свою карточку теряет. Вызывают офицера к помощнику командира и предъявляют ему карточку.

— Слушай,— говорит ему помощник через мгновение,— здесь только что твоя карточка лежала. Ты не видел?

— Какая карточка?

— Ну, твоя, служебная.

— Где?

— Да здесь же только что лежала. Я же тебя вызвал специально, чтоб с ней ознакомить!

— Специально лежала?

— Ну!

— Не видел.

— Чёрт! Теперь восстанавливать придётся. А ты не помнишь свои взыскания?

— Нет, не помню.

Конечно. Его просто не наказывают. Объявляют ему одно «ненаказание».

Изюминки всё это. В службе всегда есть изюминки. Много-много изюминок. Из них соткан большой персидский ковёр старинной ручной работы, который и называется — служба.

Слышали ли вы о «закате солнца вручную» или вот такое: «Выделить в помощь весне по двадцать человек с экипажа с ломами»?

Изюминки всё это. И куда ни ткнись на службе — везде одни изюминки.

Женщина — это тоже изюминка. Из-за того, что она изюминка, она тоже воткана в наш чудесный орнамент.

Если хорошо будешь служить, то на ночь тебе дадут женщину. Если ты женат, то тебе на ночь дадут не просто женщину, а твою собственную жену.

Если же ты служишь плохо, то есть плохо работаешь или ведёшь себя непотребно, то тебе запретят сход на берег, то есть женщину, а может, и жену твою собственную, тебе не дадут.

Женщина для офицера — один из видов поощрения!

Хоть холостяк и вызывает у офицеров зависть подколодную, но засиживаться в холостяках не стоит; вредно это и для здоровья, и для военной карьеры.