– Что вы от меня хотите?

– Да ничего я от вас не хочу. Просто я вас люблю!

Он опешил. Растерялся, рухнул в кресло, беспомощно зашевелил губами. Я распрямилась, будто свалила с плеч непосильный груз. Думаю – сейчас подойдет, обнимет, прижмет, успокоит. Не подошел, не обнял, не прижал, но обнадежил: встретимся в следующий раз на нейтральной территории. И поцеловал в щеку.

Нейтральная территория могла быть в квартире моей подруги. В мыслях все расписала до мелочей. Войдет, скажет, что любит, был не прав и так далее. Далее – головокружительный секс, нежность, планы на будущее. Секса не было. Осталась нежность (моя) и планы на будущее. На мое предложение прийти по указанному адресу, он сказал: «Подумаю».

Думал долго. За это время я думать о нем перестала и устремилась в будущее.

Через два месяца: позвонил и пригласил в гости. Радость звучала под музыку Моцарта. Я поняла, что такое счастье. Это когда растворяешься в чувствах. Когда не чувствуешь своего тела. Как будто на мгновение умираешь. Воскресил голос мужа: «Трубку-то положи!». Сказала, что вызывают на ночной репортаж о работе «скорой помощи». Поверил. Он никогда не задавал лишних вопросов.

Иду, бегу, еду – не помню. По дороге дома, деревья, машины, люди. Все чужое, незнакомое, не мое. Мое – там. Вот.

Комната и кухня в семейной общаге. Входная дверь обтянута тряпками и обмотана бельевой веревкой. В комнате железная кровать. Вместо ковра – лист ДВП с неровно обрезанными краями. Тусклая лампочка. Занавески из простыней со штампом «Минздрав». Из мебели – медицинская кушетка, стол, какие стоят в процедурном кабинете, стулья из поликлиники. На полу книги и старый проигрыватель. На кухне – стол из больничной столовой, плитка со спиралью. На ней ковш, в котором закипают худые, скрюченные сосиски. Предложил поужинать вместе. Отказалась. Смотрю во все глаза. Строгий, серьезный, при галстуке, как на приеме. Разговор не клеится. Говорю:

– Давайте на «ты».

– Давай.

Сама не могу. «Ты» не чувствую. Избегаю имени, местоимения. Обхожусь обобщениями: было сказано, отмечено, обещано и так далее. Заметил. Упрекнул. Снял галстук, пиджак. Заговорили о философии Бердяева, психоанализе Фрейда, глубине Достоевского, Фолкнера, психологизме Фриша, Гессе, Пиранделло. Сыграл на скрипке, показал рисунки, фотографии, бумажные модели замков. Рассказывал притчи, анекдоты, сказки. Спрашивал, объяснял, слушал. Потом, отвел глаза и подвел черту:

– Хорошо, что ты есть. Мне с тобой уютно, по-домашнему.

Так благодарят продавца мясного отдела за то, что тот отвесил кусок мяса без костей. Или аптекаря за хорошее лекарство. Лекарство – это я. Рекомендовано по одной таблетке три раза в год. Судя по положительной динамике, помогает:

– Ты для меня как солнце в холодной воде. Стало светлее и теплее. – При этом не прикасается, не держит за руки, отодвигается вместе со стулом. Смотрит – буравит. Вид вызывающий. – Оставайся ночевать, у меня есть еще один матрац. Ты будешь спать на кровати, а я на полу.

– А какой тогда смысл оставаться?

– Хорошо, будем спать вместе.

Снизошел. Секс без ласки и поцелуев. И с его, и с моей стороны. Будто боялись сделать что-то не то. Нарушить, сломать, потерять. Оба претворялись спящими. Оба не сомкнули глаз. Я мучилась в догадках: тот, кого люблю и тот, кто рядом – один и тот же или их двое разных. Утром призналась:

– Никак не могу собрать тебя в кучу.

– Этого не удавалось еще ни одному психиатру.

Сто метров до трамвайной остановки одолевали как длинную дистанцию. Чувствую – надо сойти. Дышать уже трудно. Соврала, что мне в другую сторону. В противоположную.

Не звонит. Неделю, вторую, третью, четвертую, пятую. Встретились в театре. Он – с дамой, я – с мужем. Его дама посмотрела на моего мужа. Мой муж посмотрел на меня. Я – на Сергея. На следующий день позвонил. Будто рылся в старом барахле и натолкнулся на завязанный узелок на память. Поссорились из-за двух букв. Он: «Я соскучился». Я: «Ну, звони!»

– Ну?

И бросил трубку.

Опять осень. Вторая после первой встречи. Ничего красивого в ней нет. Дожди. Холодно. В редакции раздражающая суета. Редактор вытряхивает из меня материал в номер. Замредактора показывает на часы. Ответственный секретарь – на пустое место на полосе. Я – на пустое место в голове. И вдруг – он. В натуральную величину. Делаю над собой титаническое усилие, чтобы скрыть радость. Удается. Он сначала просит чай, потом отказывается. Достает ручку, хочет что-то написать, бросает. Не знает, куда положить руки. То встает, то садится, то выпрямляет, то сгибает ноги. Кривляется, корчит рожи. Выбирает серьезную и говорит:

– У меня – новость. Моя подруга переехала ко мне. Мы теперь вместе.

– Я рада за тебя.

– А я-то как рад!

– Ты женился?

– Нет. Так, сожительствуем.

– В этом есть что-то неопределенное. Временное.

– Нет ничего более постоянного, чем временное.

– Согласна. Я выходила замуж на один год, а живу уже тринадцать лет.

Глаза мягкие, ласковые, с вопросом. Прикасается, снимает пушинку с моего плеча. Наклоняюсь к нему. Тяжесть в груди не пускает. Прорываются только слова:

– Ты ничего не хочешь спросить?

– А что, надо что-то спросить?

– Ты уже спросил. Желаю счастья в личной жизни.

– Ну, пока.

– Ну?

Ушел. Все. Ватные ноги привели домой. Глаза сухие, пустые. В голове – каша. Тело как-будто зацементировали. Ушла отмачивать в ванную. Спасибо мужу – вытащил. И из ванной, и почти с того света. Просто сказал, что любит и спросил: «Как ты себя чувствуешь?» Я чувствовала себя трупом.

Когда оттаяла, подумала, не такой у меня муж и плохой. Ничего, что думает, будто один писатель – Александр Пушкин – написал про другого писателя – Евгения Онегина – документальную повесть, что Пастернак – это такая приправа, а Канада находится в Африке. Зато у него золотые руки. Он умеет прибивать гвозди, выкладывать кафель и чинить пылесос. Еще он никогда не задает лишних вопросов. Кроме одного: «Что у нас на ужин?»

Получила от матери письмо. Пишет: в Библии написано, что встречаться с женатым – грех. Я Библию не читала, но поверила. Андрею говорю: «Или ты разводишься с женой, или мы расстаемся». С женой он не развелся.

Я начала искать неженатых. В жизни их было мало. В Интернете – больше. С бородой и без. Лысых и кудрявых. С машиной и квартирой, велосипедом и коммуналкой. Без вредных привычек и с ними. Умных было мало. Четыре человека.

Первый – Игорь – работал кардиохирургом в Склифе. У него было все: машина, квартира, деньги. Не было только домашнего уюта. Я написала, что все это могу легко устроить. Поверил. Позвонил. Договорились о смотринах. Никак не могли решить, где их устроить. Сказал, подумает и перезвонит. Не перезвонил. Наверное, испугался, что после звонка придется жениться.

Второй – Георгий – был программистом. Он хотел получить в жены сексуальную, молодую, без комплексов, но с жилплощадью. У меня жилплощади не было. Зато была сексуальность и молодость. Сторговались. Решили не торопить события и начать с переписки. Оказалось, что кроме компьютеров он любил памятники и мечтал стать одним из них. Не хотела ли бы я разводить над его головой тучи? Я отказалась. Тогда он настоял на том, чтобы я прочитала его историю жизни на сайте. Согласилась. Потом пожалела. История была длинная. До семнадцатой главы он рос, а в восемнадцатой пошел в школу. Мне провожать его туда не хотелось. Написала, что не желаю быть биографом неизвестной личности. Он обещал стать известной. Предложила поговорить об этом за городом. Он сказал, что только примитивные люди так убивают время. Непримитивные, такие как он, решают глобальные проблемы человечества. О резком потеплении на нашей планете. О мире во всем мире. О голодных детях в Африканских странах. Меня глобальные проблемы не интересовали. Георгию это не понравилось. Сказал, что мы разные люди и друг другу не подходим. И вообще ему некогда.