Горячий чай он не любит. Надо чтобы немного остыл. Иначе его толстые губы начинают шелушиться. Поэтому я разливаю чай заранее. Сверху накрываю салфеткой, кладу маленькую, позолоченную ложечку и жду приказания.

Пока его нет, надо навести порядок на столе. Он требует, чтобы все вещи лежали в строгой последовательности. В центре – три папки. Посередине – желтая, слева – красная, справа – зеленая. В той последовательности, в которой зажигаются огни светофора. Настольные часы – на правом конце стола. Чуть наискосок от папок. Погрешность не допускается даже на сантиметр. Рядом – канцелярский набор с ручками, карандашами, скрепками, бумажными квадратиками. Полка с чистой бумагой – на левом конце стола. Вынимаю, выравниваю всю стопку. Чтобы ни один лист не вылез ни на миллиметр. Он этого не любит. Проверяю корзину для мусора. Чистая. Немного сдвинута с места. Поправляю, так, чтобы не упала, когда начнет вытягивать ноги вперед. Кресло надо отвернуть чуть влево, а тумбочку повернуть вправо. Стол для гостей идеально чистый. Но все равно лишний раз пройтись тряпкой не помешает. Стулья следует слегка отодвинуть, чтобы не громыхали, когда будут садиться.

Теперь цветы. Восемнадцать горшков кактусов. Земля еще влажная, можно не поливать. Поберечь пальцы от уколов. Сегодня опять будет спрашивать, почему они не цветут. Все ждет, когда распустится хоть один. Не дождется. Я вовремя обрываю завязь и замазываю рану зеленкой. Пока я здесь, не допущу, чтобы при нем появились нежные бутоны.

Осталось задернуть шторы так, чтобы остался маленький просвет. Он любит полумрак и холод. Включаю кондиционер, настольную лампу, компьютер. Все готово. На часах – половина девятого. Сейчас придет.

Это он. Его тяжелые шаги. Идет, выбрасывая ноги вперед. Руки плотно прижимает к телу. Он здоров и надеяться на то, что заболеет, бесполезно. Его машина никогда не попадает в аварию. Лифт не обрывается и даже не застревает. Самолет приземляется вовремя. Поезд не сходит с рельсов. В темном переулке никто не нападает. Он – сильный мира сего. И ничего, что толстый, лысый, маленький. Зато под мышкой – кейс с деньгами и бумагами. Лицо лоснится от сытого превосходства.

Небрежно бросает взгляд в мою сторону, спрашивает, кто звонил и, не дождавшись ответа, хлопает дверью. Потом начинает орать матом по телефону. Главное услышать, когда попросит принести чай. И не расплескать, не выронить ложечку. Поставить рядом с пепельницей. Удержать улыбку. Сохранить дистанцию. Не задеть нечаянно рукой. Оградить его от лишних движений. Выполнить все, что прикажет. Выслушать недовольство по поводу роста курса доллара, срыва поставок, недисциплинированного партнера, плохого водителя, мрачного вахтера, медленного лифта, дождливой погоды, капризной жены. Потом успеть отвернуться раньше, чем мою дежурную улыбку вытеснит презрительная ухмылка. Выйти, плотно закрыть дверь, прислониться к окну и подавить гнев. Чтобы не услышать этого барского: «Вы, милочка, чем-то недовольны?»

После этого вопроса я должна воспевать его чуткость и человечность, благодарить за то, что он сделал из меня человека, клясться в вечной преданности и верности. И повторять: если бы не он, я бы так и торговала на улице китайскими тряпками. Какое счастье, что он остановился возле моего прилавка. Пригласил в гости и, чтобы я забыла свое прошлое, забрал все документы. Одел, обул, пристроил на теплое место и за все это – такая незначительная услуга, как сексуальная. Я должна постоянно говорить, что занимаюсь с ним любовью по доброй воле и собственному желанию. Иначе быть и не может. Такой мужчина может вызывать только чувство восторга и поклонения. Я с ним бесконечно счастлива и так далее, и так далее.

Только не это. Лучше без слов. Главное – погасить свет. Не видеть его сытой физиономии, лоснящегося от жира двойного подбородка, слюнявых губ. Насухо вытереть слезы. Проглотить отвращение, толкнуть на кожаный диван и исправно выполнить свои должностные обязанности. С человеком, которого я ненавижу. Со своим шефом.

Больше всего ему удавались комплименты. По телефону он называл меня главной женщиной его жизни. В офисе делал круглые глаза, отстранялся и с придыханием выдавал: «Как ты трогательно волнуешься. Это так мило, так женственно». А когда расходились по домам, шептал: «Я без тебя не могу жить».

Жил он без меня вполне сносно. В окружении жены, двоих детей, тещи и собаки. Все это сборище размещалось в трехкомнатной квартире в центре города, передвигалось на новеньком «Мерседесе», отдыхало на загородной даче и распоряжалось ежемесячным доходом в три тысячи долларов. Но свое материальное благосостояние он от меня тщательно скрывал. Для пущей убедительности (мол, не подумай, что я – богатый) настойчиво живописал картину своей бедности. Делал это он с особым пристрастием и по каждому поводу.

Когда шел снег, сетовал на то, что детям надо покупать новые куртки. Если наступала жара, был озабочен летним отдыхом жены. Увидев на прилавках свежую зелень, ворчал по поводу транспортировки тещи на дачу. Особенно больно было ему, когда случалось вместе проходить мимо ресторана. Он осторожно брал меня под руку, переводил на противоположную сторону улицы и сокрушался, что у него нет возможности пригласить меня в это заведение. Дальше шел подробный отчет о семейном бюджете. Тысячу долларов надо было отдать за учебу сына. (При первой встрече он называл сумму в шестьсот.) Двести (в музыкальную школу) за дочь. Четыреста – пятьсот уходило на обслуживание «Мерседеса». Кроме этого он нес расходы на питание, оплату квартиры, телефонные разговоры и так далее. Мелкие суммы я уже не запоминала. Но даже при беглом подсчете знала, что откровенно врет. Раскрыть его коммерческую тайну мне помогла подруга, которая работала в Сбербанке, где у него хранилась кругленькая сумма. Под большим секретом она сообщила, что этот клиент пополняет свой счет с завидной регулярностью. Каждый месяц на две тысячи долларов. Но выдавать свою подругу мне не хотелось. И я решила проверить наши отношения на прочность.

– Давай устроим сегодня праздник, – хитро улыбнулась я.

– Что ты имеешь в виду? – испугался он.

– Что можно иметь в виду, когда мужчина и женщина смотрят друг на друга с вожделением в течение всего рабочего дня?

– А, вот ты про что. А я было подумал…

– Да ты не думай. Ты действуй. По своим возможностям.

Возможности у него были слабые. И сексуальные, и материальные. Про сексуальные я слышала от Ирки, секретарши из соседнего отдела.

– Слушай, не советую, – делилась она впечатлениями. – Я с ним пару раз встретилась. Говорит много, а толку никакого. Занавес падал быстрее, чем я достигла кульминационного момента. И никакого возмещения морального ущерба. Жмот.

Я решила убедиться на собственном опыте.

Мы уже подходили к моему дому, когда я многозначительно посмотрела на витрину универсама. Он перехватил мой взгляд и обреченно вздохнул:

– Ты знаешь, мне же пить нельзя. Я принимаю антибиотики.

– Зато мне можно.

– Ну ладно, пошли, купим что-нибудь недорогое.

Он попросил меня подождать около кассы, а сам, с корзинкой, прошел внутрь. Было видно, как он хмурился, рассматривая ценники на бутылках. Наконец, с видом человека, идущего на казнь, положил в корзинку бутылку красного. Так и есть. Самое дешевое. За пятьдесят семь рублей.

Он уже расплачивался, когда я подошла к нему и попросила купить шоколадку.

– А какую тебе? – сделался он чернее тучи.

– Молочную, с орехами.

Он недовольно дернул плечами, склонился над витриной и раздраженно бросил:

– Иди, выбирай сама.

Выбор был большой. Я протянула руку к самой дорогой.

– Да зачем она тебе? – разозлился он. – Давай лучше вот эту. – И не дожидаясь ответа, аккуратно отсчитал четырнадцать рублей.

Вот ровно на столько я тебя и буду сегодня любить, разрабатывала я на ходу план мести. Сейчас мы войдем. Ты, не разуваясь, с видом хозяина пройдешь на кухню. Зашуршишь пакетом, со стуком поставишь на стол бутылку. Протянешь ко мне руки. Я вложу в одну бутылку, в другую – шоколадку. Вытолкаю в коридор. Захлопну дверь. Крикну: «Привет супруге», позвоню другому поклоннику, и мы с ним устроим настоящий праздник. От прошлого у меня в холодильнике осталась только копченая семга. Самое время пополнить ассортимент.