– Как – не стоит. Я же вижу – что-то случилось.

– Понимаешь, мне надо четыреста рублей. Иначе мне не зачтут прослушивание. Цветов оказалось недостаточно.

– Да что за беда. Надо так надо, – и Уля потянулась за своим кошельком. – Ой, извини, у меня только триста осталось. Как досадно. Не надо было мне эти сувениры покупать. Может быть, ты договоришься на этой сумме? А как приедем в Краснодар, вышлем.

– Ну, давай, хоть триста, – недовольно проворчал он. – Я надеюсь, ты не думаешь, что я их могу тебе не вернуть. Адрес твой у меня есть. Как только вернусь домой, на следующий день с тобой рассчитаюсь.

– Что ты, милый. Какие между нами могут быть счеты? Это же просто дополнительный повод, чтобы увидеться. Я еще две недели буду в Краснодаре. Так что ты просто так от меня не отделаешься. На, возьми.

В поезде Уля скормила ему все свои продовольственные запасы и сразу же начала придумывать, чем она его угостит, когда он придет к ней отдавать деньги. Решила сделать мясо в горшочках, хачапури, салат из баклажанов, пирожки и что-нибудь еще. Главное, чтобы везде была петрушка. Ведь он так любит петрушку.

– До завтра! – помахала она ему рукой, прыгнув на подножку трамвая. Я тебя буду ждать, слышишь?

– Слышу, слышу, – как-то нехотя протянул он.

Весь следующий вечер она высовывалась из окна, постоянно выбегала на улицу, провожала взглядом всех прохожих. Но Юра так и не пришел. «Может быть, он потерял адрес», – в отчаянии думала она.

– Скорее совесть, – строго сказала ей мать. – Ты просто заплатила за сексуальные услуги.

Оба сообщения пришли одновременно. Одно – «я прошу мне больше не звонить» – на мобильный телефон. Другое – «я не могу больше с вами общаться» – по электронной почте. Два разных человека, и одна и та же реакция: «иди ты к черту!».

С первым все понятно. Его сообщение надо понимать наоборот – пожалуйста, позвони. Потому что мы с ним расстались два года назад. И за это время я ему ни разу не звонила. После того, как поняла, что женатый вариант – это не вариант. В момент первой встречи думала наоборот, самый оптимальный. Никаких обязательств и положительная динамика разлук.

Внешне он не представлял ничего интересного. Первое, что бросалось в глаза, это большой, как футбольный мяч, живот, копна кудрей и орлиный нос. Если не вдаваться в подробности, его можно было сравнить с Карлсоном. Со сказочным героем его роднила страсть к сладкому и нежелание делиться с близкими. Но он делал это настолько изящно, что я не успевала обидеться. Вместе нам было весело и комфортно. Я сыпала афоризмами, он рисовал на каждый из них карикатуру. Потом его художественные таланты трансформировались в сексуальные. Через несколько недель он сделал мне остроумное признание в любви. «Я тебе говорил, что тебя не люблю?» – спросил он. «Нет!» – честно призналась я. «Значит, могла бы догадаться, что люблю». Я догадалась. Особенно после того, как уехала в отпуск. Без меня он чувствовал себя тигром в клетке. А я – служащим зоопарка, который забыл покормить редкий экземпляр. Вернувшись, мне пришлось наверстывать упущенное. Сначала в знак благодарности он вилял хвостом. Потом начал рычать. Потом требовать подчинения и послушания. То есть я должна была войти в его положение и не требовать от него больше, чем он мне мог дать. Дать он мне мог немного. Раз в месяц – быстрый секс и ежедневные, на час – два разговоры по телефону. Такой любовный режим меня не устраивал. Я поставила вопрос ребром: или – или. Он выбрал вторую часть «или» – жену. И я оставила его в покое.

Он периодически звонил, умолял о встрече, а когда получал согласие, на свидание не приходил. Или звонил по ночам и молчал в трубку. На улице, увидев меня, переходил на другую сторону Внимательно следил за моей личной жизнью. Пока у меня ее не было, он был спокоен. Когда появлялась, начал нервничать. Свое возмущение выражал в письменной форме. Матом. Сначала не поверила. Думала, это какая-то ошибка. Потом поняла – ошиблась я. В оценке его достоинств. Но отвечать не стала. Точку поставил он – «я прошу мне больше не звонить». А я и не звонила.

В целях безопасности я решила завязать виртуальный роман. Выбор пал на самого умного. Так мне показалось. Потому что он выбирал на сайте знакомств женщину по интеллектуальным критериям. Нужно было знать несколько перечисленных имен – Кортасара, Мисиму Пелевина, Гринуэя, Фолкнера – и добавить к этому ряду еще несколько. С тестовым заданием я справилась. Он заинтересовался, и мы начали активно общаться. Более активной была я. Острила, иронизировала, рассказала всю свою биографию и подробности из своей общественной и личной жизни. Он заметил мою незащищенность. Выдал маленькую порцию себя. Я чуть не поперхнулась от восторга. Живет в Америке, работает перевод-чиком в ООН, стаж холостой жизни – восемь лет. Умный, свободный, богатый – это то, что я так долго ищу.

Но ему надо было другое. Чтобы я слушала, как он рассказывает про свою жену. Бывшую. О том, как она ушла к другому. На девятнадцатый день после развода и на третьем месяце беременности. Эта статистика была его горькой пилюлей. Мешала двигаться вперед. Я бросилась ему помогать. Утешала обиженного мальчика сорока восьми лет от роду. Получалось, судя по письмам, неплохо. Попросил выслать фотографию. Написал, что впечатление хорошее. Как-то его письмо вернулось обратно. Очень расстроился, дал на всякий случай запасной адрес. Извинился за паузу. Хотел дать ссылку на электронный дневник, но посчитал, что это меня испугает. По всему было видно, что я ему нужна. Только для чего, я тогда не спрашивала. Потом прочитала его дневник. Смеялась от души. Если бы мне научиться с такой иронией относиться к жизни, слезы бы не потребовались. Искрометный юмор заряжал оптимизмом. Образ созданного им героя вестерна восхищал внутренней силой. От его свободного владения четырьмя иностранными языками захватывало дух. Сразу же захотелось поговорить вживую. Так и написала. И еще, в ответ на его жалобу на депрессию – рекомендации своего психолога. Правда, выдала их за свои. Это письмо мне далось с большим трудом. Что-то мешало. Может быть, потому, что надоело лечить чужие раны. Тем более, когда кровоточат свои, которые никто не замечает. Если заметят, обязательно посыпают солью. Поэтому надо все время казаться сильной. Чтобы помогать другим, более слабым. Таким, как он.

Я злилась. Нет, океан между нами – это не расстояние. Это разный образ жизни. Я не готова изменить свой. А он тем более. Так и написала. Ждала ответа с опровержением. Ныряла в компьютер несколько раз на дню. Ответа не было. Опять зашла на сайт. В тот день он просмотрел семьсот тридцать женских анкет. Я наконец увидела его фотографию. Типичный кавказец. Жгучие, черные глаза. Взгляд породистого пса с хорошей родословной. Не взял только ростом – 170 см. Ушел в ширину. И этому типу я позволила плакаться в мою жилетку. Условно гладить по голове и ласково баюкать. Получается, это все, что ему от меня было надо. Решила спросить. Оставалась маленькая надежда – вдруг мое последнее письмо не дошло. И он думает, что это я его бросила. Написала очень осторожно: «ваше молчание – это интеллигентная форма – пошла ты к черту?» Получила ответ: «Я не могу больше с вами общаться. Свои нервы дороже».

Я ничего не поняла. Перечитала все свои отправленные письма. Не нашла ни одного, после которого можно было нервничать. Все проникнуты участием и состраданием к нему. К себе – одна ирония. И ни одного вопроса или просьбы о помощи. Хотя я в ней нуждаюсь больше, чем он. Получилось, как всегда. Я сыграла роль костыля, который кидают в угол, когда срастаются раны. Виртуальное пространство приняло мой образ реальных отношений: мне от вас ничего не надо. Хотя, может быть, герой моего несостоявшегося романа заболел неврастенией. Виртуальной. Хорошо, что она через океан не передается.

Три года я подаю ему чай и кофе. Чай он любит с лимоном, с одной ложечкой сахара. Кофе – черный и без сахара. Я кидаю пакетик чая в чашку, наливаю кипяток, добавляю свое презрение и размешиваю. Оно оседает на тонких стенках китайского фарфора. Другой посуды он не признает. Ему надо чтобы горячий напиток непременно просвечивал сквозь чашку. Он отпивает глоток, поднимает чашку к окну и смотрит, сколько в ней осталось.