Барон-авантюрист вскоре стал одной из центральных фигур в сложной «игре лис»; как позже выяснилось, он являлся двойным агентом, оперировавшим на самом высоком уровне. Гитлеровцы активно использовали его для связи с влиятельными английскими политическими и военными деятелями, стремясь склонить Великобританию к совместному походу против Советского Союза (после чего, рассчитывали они, уже нетрудно будет поставить на колени и самих англичан). Благодаря де Роппу, отмечает Фараго, нацисты имели возможность в ряде случаев получать «исключительно ценную информацию». Кроме того, через него был установлен контакт между люфтваффе[20] и английским министерством авиации, представлявшим собой один из главных бастионов «умиротворителей» на островах. Обеспокоенные перспективой усиления германской воздушной мощи, английские «дипломаты от авиации» стремились отвести острие этой опасности «в сторону от Великобритании». В какую сторону – в пояснениях не нуждается. Одним из связных выступал «майор У» – начальник отдела военно-воздушной разведки «МИ-6» майор У. Уинтерботтам. Розенберг высоко оценивал услуги де Роппа; благодаря ему, говорил он, установлена «прямая линия связи» между Гитлером, с одной стороны, и Уайтхоллом[21] и Букингемским дворцом[22] – с другой.

Значительно меньше пока данных о том, как эта «прямая связь» была использована английской стороной. Следует отметить, что де Ропп поддерживал доверительные контакты с нацистами на протяжении ряда предвоенных лет и даже какое-то время после начала войны. Не он ли нашептывал Гитлеру советы, которые «танцующий фавн» не смел доверить бумаге? Не в этой ли информации черпал Гитлер уверенность в безнаказанности замышлявшихся им агрессивных акций? Интересна оценка, которую дает Фараго деятельности де Роппа: «Он оказался идеальным человеком для проникновения в святая святых Гитлера и стал единственным английским агентом, которому удалось сделать это на столь высоком уровне и так глубоко».

«Танцующий фавн», как видим, хорошо поработал. Его козни дорого обошлись народам.

Геринг в период Нюрнбергского процесса вспоминая о Мюнхене, говорил с плохо скрытой гордостью, даже с некоторым удивлением, как здорово им тогда все удалось!

«Практически все уже было заранее согласовано, – заявил он в беседе с американским судебным психиатром Джильбертом. – Ни Чемберлен, ни Даладье ни капельки не были заинтересованы в том, чтобы пойти на какую-либо жертву или рисковать чем-либо ради спасения Чехословакии. Мне это было ясно как день. Судьба Чехословакии была в основном решена в течение трех часов. После этого они еще долго спорили по поводу слова „гарантии“. Чемберлен упирался. А Даладье вообще едва уделял внимание этому вопросу. Он сидел вот так (Геринг тяжело опустился на стул и изобразил на лице скуку). Единственное, что он делал, – это время от времени качал головой в знак одобрения. Ни малейшего возражения ни по одному вопросу. Я просто был удивлен, как легко Гитлер сумел все уладить. Ведь в конце концов они знали, что Шкода и другие имели в Судетской области военные заводы и что Чехословакия окажется полностью в нашей власти… Когда он потребовал, чтобы боеприпасы, находившиеся по другую сторону границы Судетской области, были доставлены на ее территорию, как только мы ее оккупируем, я думал, что произойдет взрыв. Но нет, не было даже намека на это. Мы получили все, что хотели: вот так вот (он щелкнул пальцами)».

Позорный спектакль был поставлен в сентябре 1938 г. как «спасение мира в последнюю минуту». Чемберлен и Даладье исполняли свои роли не хуже профессиональных артистов.

Подлинные намерения англо-французских «умиротворителей» в период летнего кризиса 1938 г. становились все более очевидными. «Бедный Чемберлен, – с горькой иронией говорили в те дни в Праге. – Он не отступает ни перед какими трудностями, ни перед какими жертвами, лишь бы нас продать!»

Народ Чехословакии понимал, что в сложившейся обстановке он мог рассчитывать только на советскую помощь. И Советский Союз в полной мере оправдал возлагавшиеся на него надежды. С момента возникновения кризиса он выступил в поддержку Чехословакии и делал все, что было в его силах, для того, чтобы предотвратить катастрофу. Твердо заявив о намерении выполнить свои обязательства по договору с Чехословакией и оказать ей всю возможную помощь, СССР призывал вступить на путь борьбы против фашистской агрессии и западные державы. Более того, Советский Союз соглашался оказать Чехословакии военную помощь даже без участия Франции при единственном условии, что сама Чехословакия окажет сопротивление и попросит о советской помощи.

Последовательная и настойчивая борьба Коммунистической партии и Советского государства в защиту Чехословакии в 1938 г., верность их своему интернациональному долгу стали одной из глубоких и прочных основ, на которых покоится ныне братская дружба народов двух стран. «Наша дружба, братство наших народов прошли через горнило суровых испытаний, – отмечал Л.И. Брежнев на митинге советско-чехословацкой дружбы 27 октября 1969 г. – Вы помните, как в тяжелые дни позорной мюнхенской сделки только Советский Союз предложил реальную помощь Чехословакии. Но чехословацкая буржуазия предпочла национальную измену союзу со страной социализма».[23]

Ставшие доступными в последнее время документы и материалы дополнительно проливают свет на закулисные маневры чехословацкой реакции в дни Мюнхена и на ту роль, которую они сыграли в подготовке позорной империалистической сделки за счет Чехословакии.

За неделю до мюнхенской «конференции», 21 сентября 1938 г., три французских министра – П. Рейно, Ж. Мандель и Шампетье де Риб – явились к премьеру Даладье. Вместе с Бонне последний только что вернулся из Лондона, где в результате переговоров с Чемберленом и Галифаксом был выработан позорный ультиматум, предъявленный Праге: немедленно передать Судетскую область Германии. В противном случае, угрожали западные державы, Чехословакия будет предоставлена сама себе.

Три министра пришли выразить Даладье в связи с этим свою тревогу. Они обратили внимание, что вопреки официально провозглашенному кабинетом официальному курсу верности Франции заключенным договорам (имелись в виду прежде всего договоры о взаимной помощи с СССР и Чехословакией) министр иностранных дел Бонне лично вел кампанию против этой политики с помощью субсидируемых правительством газет. Но ликвидация независимости Чехословакии гитлеровцами создала бы очевидную угрозу для безопасности самой Франции. А что, если Чехословакия откажется принять ультиматум, какова будет позиция премьера?

В ответ Даладье выдвинул совершенно неожиданный аргумент:

– Бенеш сам настаивал на предъявлении ультиматума, чтобы, прикрывшись им, «спасти лицо» в глазах собственного народа.

– Тогда надо заявить об этом публично, – объявили министры, – чтобы снять с Франции обвинение в предательстве Чехословакии.

– Но в таком случае Бенеша просто убьют! – возразил французский премьер.

Посланник Чехословакии в Париже Ш. Осуский, разузнав каким-то образом о содержании приведенной выше беседы, немедленно направил в Прагу лично президенту Бенешу совершенно секретную телеграмму. В тактичной форме изложив полученную информацию, он просил уполномочить его заявить Даладье и трем упомянутым министрам, что приписываемые президенту действия являются вымыслом и представляют для него грубейшее оскорбление.

Нельзя отказать в оперативности Осускому, сумевшему проникнуть в тайны французского кабинета. Однако в отношении подлинной позиции Бенеша германская разведка была осведомлена лучше, чем он. В те самые дни, когда происходили описанные события, начальник I отдела абвера Пикенброк положил на стол Канарису обобщающую сводку агентурных данных, полученных из Праги, Парижа и Лондона.