Ободряющее впечатление произвел на гитлеровцев и ответ британского правительства, который Гендерсон вручил «фюреру» вечером 28 августа. Сохранился документ, свидетельствующий о том, что именно так его оценивало политическое руководство рейха. «Первое впечатление от послания (Чемберлена. – Авт. ) нельзя назвать неблагоприятным, – отметил в тот день в своем дневнике один из офицеров абвера, находившийся в курсе настроений в рейхсканцелярии. – Общая готовность к переговорам. Никаких неприемлемых требований, как, например, отвод наших войск от границы. Двери для переговоров и договоренности не закрыты».

Что касается правящих кругов Франции, пресловутых «200 семейств», то, используя тайных эмиссаров, они стремились любой ценой избежать войны с Германией, высказывая «фюреру» единственную просьбу – прикрыть предлагаемую сделку за счет Польши хотя бы несколькими фразами о его «стремлении к миру». Один из лидеров клана капитулянтов, бывший премьер П. Фланден, 24 августа имел доверительную беседу с сотрудником германского посольства в Париже. Берлин делает «психологическую ошибку», разъяснял он, не учитывая разницы между положением в 1938 г. и нынешней ситуацией. Мюнхенское соглашение было подготовлено длительным предварительным обсуждением вопроса; на этот раз, окружив «тайной» (!) свои намерения, Германия чрезвычайно осложнила дело. Правительства Франции и Англии вынуждены считаться с твердой позицией общественного мнения. Желательно поэтому, чтобы Гитлер, выдвигая требования в отношении Польши, одновременно сообщил свои «конструктивные идеи» о будущем Европы, успокоил народы, что не существует опасности их «жизненным правам и интересам». Тогда мир может быть спасен «в одиннадцатом часу».

Доходившие из Лондона и Парило «советы» и «рекомендации» вселяли в Гитлера уверенность, что и на этот раз задуманный им удар сойдет безнаказанным. Недельная отсрочка, предоставленная Браухичу, истекала. Затяжка с началом операций в Польше пугала перспективой, что германские танки, застрявшие в осенней распутице, не сумеют выбраться. «Фюрер» торопился. Предлог для развязывания агрессии был сфабрикован германской дипломатией, использовавшей в этих целях послание британского премьера.

…Гендерсона пригласили в рейхсканцелярию около 7 часов вечера 29 августа. Гитлер вручил ему свой ответ, освещавший в мрачных красках состояние германо-польских отношений. «Варварское» обращение с лицами немецкого происхождения в Польше более нетерпимо, писал «фюрер». Для нормализации обстановки остаются уже не дни, а лишь часы. Правительство рейха скептически оценивает возможность решить вопрос путем предлагаемых Англией прямых германо-польских переговоров. Желая, однако, дать доказательства искренности намерений установить прочную дружбу с Великобританией, Гитлер готов принять предлагаемые ею добрые услуги и ожидает, что польский представитель, имеющий необходимые полномочия, прибудет на следующий день, 30 августа.

Пробежав глазами документ и дойдя до этого места, Гендерсон почувствовал беспокойство. Предоставление столь короткого срока похоже на ультиматум!

– Когда господа Чемберлен и Даладье прибыли в Мюнхен, – замечает Гитлер, – они сделали это на другой день после получения приглашения. Почему польский представитель не может сделать того же?

Гендерсон возражает. «Фюрер» разыгрывает крайнее раздражение. Он ссылается на вымышленные сведения об убийстве в Польше шести немцев. Вот уже целая неделя, как мы топчемся на месте… Мой народ истекает кровью!

– То же самое могли бы сказать и поляки, – вставляет Гендерсон.

– Тем более! Вам, англичанам, конечно, до этого нет никакого дела!

Здесь произошло нечто совершенно необычное в дипломатической практике. Задетый замечанием, Гендерсон вдруг потерял самообладание и повысил голос, стараясь перекричать Гитлера. Несколько успокоившись, он спрашивает, какие условия предлагаются Польше.

– Полный пересмотр Версальского договора. Возвращение рейху Данцига и коридора, принятие мер, обеспечивающих безопасность германского населения в Польше.

Посол обещает передать ответ рейхсканцлера своему правительству.

Вечером того же дня советник английского посольства в Берлине Форбс срочно разыскал в отеле «Эспланада» ожидавшего новостей Далеруса и сообщил об ответе Гитлера. В это время Далеруса по телефону пригласил к себе Геринг.

– Вина за неудачу переговоров лежит на Гендерсоне, – заявил рейхсмаршал шведскому посреднику. Он просит Далеруса вновь срочно отправиться в Лондон.

– Разъясните этот неприятный инцидент и доверительно сообщите английскому правительству, что Гитлер намерен предложить полякам настолько «легкие» условия, что они будут вынуждены принять их!

Несмотря на ультимативный характер германских требований, англо-французские «умиротворители» продолжали находиться в плену надежд, что дело завершится новым Мюнхеном. Сообщая о настроениях в правительственных кругах Франции в связи с беседой Гендерсона с «фюрером», Буллит писал в Вашингтон 30 августа: «Они полагают, что Гитлер направит окончательный ультиматум сегодня и что в последнюю минуту вмешается Муссолини, который предложит общую конференцию…»

Иначе рассчитывал разыграть сложившуюся ситуацию Гитлер.

– За ночь я придумаю такую дьявольскую штуку для поляков, – заявил он Риббентропу после ухода Гендерсона, – что они подохнут!

Гитлеровское послание Чемберлену представляло собой мину замедленного действия с точно установленным сроком. Через 44 часа мир взлетит на воздух. Вот запись в дневнике начальника штаба армии Гальдера, сделанная 29 августа:

«30. 8. Поляки в Берлине.

31.8. Разрыв.

1.9. Применение силы».

Народы еще не знают этого. Но тревога быстро нарастает. Большинство стран Западной Европы закрыли свои границы, прекращены полеты гражданской авиации. Без объявления мобилизации к пограничным укреплениям подтягиваются войска. На улицах и скверах Лондона и Парижа появились зенитные орудия и наскоро вырытые траншеи. Приближение военной катастрофы ощущается повсеместно.

На рассвете 30 августа в опустевшем небе над германской столицей появилась черная точка. «Таинственный самолет вылетел сегодня из Берлина в 5 часов утра», – сообщили газеты. В 9.20 он приземлился на небольшом аэродроме «Хьюстон», вдали от Лондона. Затем, как в детективном романе, меняя несколько раз машины, чтобы скрыться от вездесущих репортеров, Далерус в 10.30 появляется на Даунинг-стрит, 10, где его с нетерпением ждали Чемберлен, Галифакс и Вильсон.

Требование Гитлера, чтобы польский представитель явился в тот же день, 30-го, ставит британских капитулянтов в трудное положение.

У всех свежи в памяти визиты к Гитлеру Шушнига и Гахи.

– Поймите, – говорит Галифакс Далерусу, – нам трудно настаивать в Варшаве… Тем более что мы даже не знаем содержания германских предложений!

Далерус, однако, полон оптимизма. Около 12 часов он из кабинета премьера соединился по телефону с Берлином.

– Гитлер хочет показать, как высоко ценит дружбу с Англией, – сообщает Геринг. – Сейчас он работает над текстом условий и намерен включить туда принцип плебисцита.

– А нельзя ли передать эти предложения через Липского?

Геринг не возражает…

По просьбе Галифакса примерно через час Далерус снова у телефона.

– Очень многое зависит от того, в какой форме будут изложены предложения. (Шеф Форин оффиса морщился при мысли, что ему придется излагать эти условия в парламенте.) Они ни в коем случае не должны выглядеть как диктат!

– Нет, это не будет диктатом, – успокаивает Геринг. – Документ готовится как «основа для дискуссии».

Около трех часов дня – новый телефонный разговор.

– Действительно ли так необходим приезд уполномоченного из Варшавы? – спрашивает Далерус.

– Это непременное требование фюрера, – отвечает Геринг. – Учтите, нельзя терять ни минуты!

Кто мог тогда представить себе, какую жалкую картину являл собой в те часы кабинет министров могущественной Британской империи! Словно стоя на коленях, Галифакс упрашивает Гитлера, чтобы расчленение Польши, на которое Англия согласна, не выглядело как диктат!