– Прошу прощения, – снова пробормотала я. – Я просто не знаю, как это могло произойти. Очевидно, я была слишком рассеянна. Я постараюсь сосредоточиться.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Послушай, Изабель, – сказал он задумчиво. – Ты работаешь на этом месте уже долгое время. И мне кажется, мы с тобой хорошо сработались. Ты многое сделала для нашей компании. Вернее, делала, вплоть до настоящего времени.

Я похолодела от ужаса. Неужели он хочет меня рассчитать? Он может – хотя бы из-за платежных ведомостей. Я сама не знала, как это я могла оставить их в незапертом ящике.

– Раньше я никогда с тобой так не говорил, – продолжал Барри, – и не могу сказать, что мне очень нравится эта обязанность. Но так больше продолжаться не может.

– Я понимаю, что все это ужасные промахи, – постаралась оправдаться я. – Серьезно, понимаю. И очень сожалею о случившемся. Я даже представить себе не могла, насколько я рассеянна!

– Но если бы дело было только в этих серьезных вещах, – не унимался Барри. – А как насчет не отправленных сообщений? Или грубости с клиентами? Или с тем, что ты перестала быть полноценным членом команды?

Я прикусила губу. Ну это уже слишком. О какой грубости может идти речь, если я всего лишь отвечаю по телефону официальным тоном? Все ясно. Мало того, что я потеряла жениха, теперь мне светит еще потерять и работу.

Что ж, наплевать, как говорил Оскар Уайльд. Барри встал со своего кресла и сел на крышку стола.

– Насчет свадьбы я тебе очень сочувствую, – продолжал он чуть более теплым тоном. – Представляю, какой это был для тебя удар. Но жизнь продолжается, Изабель, ты не можешь теперь до конца своих дней только чахнуть и томиться.

– Я не чахну и не томлюсь, – возразила я.

– Но и не работаешь как следует.

Я начала играть ремнем от юбки. Мне было стыдно смотреть ему в глаза.

– Это предупреждение, Изабель. – Барри казался усталым. – Я не хочу тебя терять. Я уже говорил, что ты хороший работник. Но ты должна снова вернуться в обойму. Прекратить одеваться на работу, словно на похороны. Немножко взбодриться. Не вести себя так, словно тебя постигла тяжелая утрата!

Но, по-моему, меня как раз постигла очень тяжелая утрата. Вряд ли кто-нибудь, лишившись близкого человека, чувствовал бы себя по-другому!

– Спасибо, Барри. – Я наконец решилась на него взглянуть. – Я очень ценю то, что ты мне сказал.

– Ну вот и прекрасно, – объявил он. – Мне очень тяжело было затевать этот разговор. – Он поморщился. – В разные периоды жизни у всех случается что-нибудь горестное и труднопереносимое. У разных людей разное. Но что-нибудь обязательно случается. Такова жизнь.

Я попыталась представить себе, что же такое горестное и труднопереносимое могло случиться с Барри Клири. И мне ничего не приходило в голову.

Но Барри тем не менее был прав. Я позволила своему несчастью себя поработить. Я должна избавиться от его власти. Снова начать жить полноценной жизнью. Восстановить над собой контроль.

Я встала.

– Обещаю, что больше никогда не подам тебе повода к такому разговору.

– Вот и хорошо. – Он улыбнулся. – Главное, что мы с тобой во всем разобрались.

Я вернулась к своему столу и попыталась взять себя в руки. От напряжения у меня даже вспотела спина. Над моей работой нависла реальная угроза. Я знала, что Барри хорошо ко мне относится. Но никакое хорошее отношение не остановит его, если он решит, что я больше не смогу работать так, как прежде. Я склонилась над счетами и начала проверять их еще более тщательно, чем обычно.

Я купила себе красный шерстяной костюм и стала ходить в нем на работу. Красный цвет мне шел, и от этого у меня даже улучшился цвет лица. Кроме того, я стала накладывать более яркий грим и носить бижутерию. Я снова начала обедать вместе с Ньям и Анной. Входя в кабинет Барри, я старалась улыбаться. И вообще, в течение всего рабочего дня я культивировала вокруг себя атмосферу суперделовитости, чем удивила саму себя.

Я сидела за столом и редактировала набросок речи Барри, которую он собирался произнести на Совете директоров в Киларни. К нему впервые обратились с такой просьбой, и он не хотел ударить в грязь лицом. Речь его, по-моему, вышла неплохая, в ней соблюдались все пропорции: она была не слишком длинная, не слишком легкомысленная, вполне компетентная и т. д.

– Изабель! – Рядом со мной стоял Джон Фергюсон из отдела маркетинга.

– Привет!

Он нервно улыбнулся.

– Ты как?

– Нормально. А ты?

Мы с Джоном были мало знакомы. Он пришел в «ДельтаПринт» только в прошлом году и, как правило, вел себя замкнуто. Я даже считала, что не слишком ему нравлюсь, – по причине, скажем, своей вечной растрепанности и легкомысленности.

– Знаешь, я хотел тебя спросить, – начал он, запинаясь, – что ты делаешь в пятницу вечером?

– В пятницу вечером?

Я уставилась на него во все глаза.

– Да. – Он скорчил сконфуженную гримасу. – Я тут купил билеты на концерт Мэри Блэк. Ты не хочешь пойти со мной?

– О!

Я просто не знала, что сказать. Такого я ожидала от него в последнюю очередь. Неужели это время, подумала я саркастически, подбрасывает мне такие штучки, чтобы выполнить свою функцию лекаря?

– То есть, конечно, если ты занята… – поспешил он оговориться.

– Нет, я не занята, – твердо ответила я и минутку помолчала. – Это так мило с твоей стороны, Джон, что ты меня приглашаешь…

– Но?..

Я криво усмехнулась.

– Но я не могу с тобой пойти, Джон. По крайней мере, не сейчас.

– А по какой причине?

– Просто я еще не готова ходить с кем бы то ни было. Извини меня, пожалуйста.

– Ничего страшного, – ответил он ровным голосом. – Не беспокойся, все нормально.

– Может быть, в другой раз.

– Разумеется. – Он принужденно улыбнулся. – Ты мне тогда скажи.

– Обязательно, Джон, – ответила я.

Он ушел, а я начала в задумчивости тереть нос. Надо было сказать «да». Ничего страшного со мной не случилось бы, если бы я пошла с ним на концерт. А теперь у него будут неприятности с билетами. Да и чувства его оскорблены. А я не хотела оскорблять ничьих чувств. Я слишком крупный эксперт по части оскорбленных чувств.

Черт, сказала я себе, подчеркивая в тексте Барри повторяющееся слово. Черт, черт, черт!

Его речь имела грандиозный успех. «Бизнес и финансы» дали о ней отчет, что для нашей фирмы означало вспышку деловой активности. Мы заключили очень важный контракт, я работала допоздна три вечера подряд, и Барри больше не пришлось делать мне замечаний по поводу производительности труда и выполнения своих обязанностей. Время неотвратимо мчалось вперед, но никакого «излечения» оно почему-то не приносило.

Однажды в начале сентября я залезла в мамин гардероб и обнаружила там свое свадебное платье. Оно висело там – вызывающе белое, нетронутое, дразнящее. Дома как раз никого не было. Я достала платье и некоторое время его разглядывала. Оно было очень красивым. Четыреста двадцать жемчужинок весело поблескивали при ярком дневном солнце.

Я решила его еще раз примерить. Мое сердце бешено заколотилось, как будто я совершала преступление. Я застегнула молнию и остановилась в задумчивости перед зеркалом. Платье сидело замечательно, теперь даже лучше, чем раньше, потому что за это время я немного похудела. Загорелая кожа только подчеркивала его белизну, глаза казались большими и печальными, длинные волосы придавали всему облику романтичность. Неужели я всегда была такая? Я не могла ответить на этот вопрос. Мне казалось, что из зеркала на меня смотрит незнакомка. Из глаз моих снова непроизвольно полились слезы.

Я сняла платье и отнесла его в свою комнату. Там я положила его на кровать, и вдруг оно напомнило погребальный саван. Я достала портновские ножницы и разрезала его посередине. Потом еще и еще раз, вдоль, поперек, через юбку, через лиф, пока наконец оно не превратилось в ворох тонких белых лент и россыпь жемчужин. В таком виде я запихнула его в пластиковый пакет и забросила под кровать.