Но, видимо, разведчики мы с Русланом были ушлые от природы. Потому что объекты нашей слежки не заметили. Мы «вели» Парасоловых до их цели – до того самого участка, который находился на дальнем краю старой части поселка.
Так. Вот Парасоловы снова тщательно огляделись, с особым старанием присматриваясь к окнам маленькой одноэтажной дачки с резным крылечком и такими же наличниками. Открыли калитку. И двинулись в глубь территории.
Мы за ними...
Руслан снова сделал снимок. Его малыш-фотоаппарат работал почти беззвучно, с тихим веселым жужжанием. Тем временем пенсионеры-воришки подошли к теплице, открыли дверцу и вошли внутрь.
Тюк-тюк-тюк-тюк! – мы, как мышки, на осторожных цыпочках проскочили за ними поближе.
Тут и без бинокля все хорошо было видно. Ох, как самозабвенно Парасоловы рвали ровные блестяще-зеленые огурцы и складывали их в сумки!
– Давай подойдем еще ближе, закроем их там, сфотографируем и вызовем свидетелей, – прошептал Руслан.
– Давай, – согласилась я. И мы двинулись к двери теплицы.
Мой напарник уже накинул крючок на высокой стеклянной двери теплицы.
И в это время с крыльца маленькой дачки выскочил дед...
– Ах вы, собаки! Все-таки попались! – закричал он и шустро подбежал к нам.
Вслед за ним выскочила взлохмаченная женщина в розовой ночной рубашке. Она тоже вцепилась в нас с Русланом. А потом из дачки, как горох, поскакали бабулька, молодой человек, парнишка лет восьми, мелкая диванная собачонка.
Все они кричали, галдели, трясли за шкирки нас, – как им казалось, «огурцовых воришек». И никто из них не видел, как, проломив дальнюю стеклянную стенку теплицы, Парасоловы экстренно дали деру. Руслан еще пытался сфотографировать, как они перепрыгивают через штакетник. Но его снова так хорошенько встряхнули, что фотоаппарат выпал из рук Руслана и беспомощно закачался у него на шее на длинном шнурке.
Этим ранним утром соседи схвативших нас жителей дачки проснулись ни свет ни заря от криков и совершенно не расстроились по этому поводу. Ну как же, ведь те поймали грабителей, наконец-то поймали! С поличным! У теплицы! Правда, еще без огурцов. А что кричали им пойманные жадные дети про то, что надо внимательно посмотреть на разбитую стену теплицы, было неважно...
Меня вели к бабке под усиленным конвоем. И Русланчика вели. Только с меньшими проклятьями – ведь его никто не знал. А меня, бабкин грандиозный позор, знали все...
А как хотелось плакать – мамочка дорогая! Потому что недалеко от нашего дома к толпе, проклинающей юных овощекрадов, присоединились... воришки настоящие! Да, да, Парасоловы. Они, как будто так и надо, смешались со скандирующей толпой, которая откуда-то вдруг взялась таким ранним-преранним утром. И кричали о наказании громче всех...
На лице Русланчика была ярость. Бессильная, злая. Сдаваться он явно не собирался. Но и что делать, не знал. Таким его и вручили в руки матери. Которая, сунув пострадавшим купюру в сто долларов, увела своего сына наверх. Затем выслала на улицу няньку. И девчонка, запинаясь, сообщила, что хозяйка требует немедленно очистить территорию.
Толпа свалила прочь, истоптав прекрасный, засеянный лучшей травкой газон – гордость моих рук.
Но еще очень долго вопила из-за забора о позоре. Позоре! Позоре...
Бабка избавлялась от этого позора единственным знакомым ей способом. И то, что ремень как воспитательное средство – это позапрошлый век, ее совершенно не волновало. Она ведь предупреждала меня, что если я за соседями буду подглядывать или еще какую-нибудь заваруху затею... В общем, плохо дело...
Но зря она думала, что я буду орать, просить о помиловании, рыдать. Я молчала и терпела. А бабка устала. Мне ее даже жалко стало. Потому что ну что ж это такое – она бросила ремень и уселась плакать...
После окончания воспитательного процесса я как встала за штору возле окна, так и не сдвинулась с места. Это была забастовка трудящихся.
Наплакавшись, бабка молча хлопнула дверью и ушла на огород. Даже без вопросов она поняла, что я с ней не пойду. Бабуля моя теперь тоже в позоре. Ее, честной труженицы, внучка по дачам шныряет... Я бабку понимала.
Надо было срочно реабилитироваться. Но как?
Продолжая стоять за шторой, я смотрела в окно. Несколько часов так простояла, прямо ступор какой-то на меня нашел. Было больно и обидно. Да и что еще делать – бабка ведь от души постаралась, так что мне теперь долго будет ни сесть, ни лечь...
А как там Руслан? Вот кто бедняга. Втянула я человека. Его мать убила там, наверное... У нее-то наверняка средство наказания не ремень, а что-нибудь покруче. Надо Русланчика как-то вытащить. Замечательный он парень все-таки. Нравятся мне такие. Он ведь не то что просто не трус. Герой!
Представив, как сейчас мучает Руслана его свирепая мать и как он мужественно терпит и не сдается, я заплакала. Вовсе не из-за бабкиного ремня, нет! Это я сама по себе плакала – ведь Русланчик такой хороший...
Но как ему помочь? Как?
Я обмоталась шторой, перекинув ее край через плечо. Это у меня с самого детства такая привычка – обмотаюсь, и кажется, что я королева в мантии, так что все обиды мне нипочем... И тут я увидела, что по дорожке в направлении нашего домика ковыляет Мурзик – дочка нашей жилички с первого этажа. Ну Мурзик и Мурзик, только почему она не на своей территории гуляет? Их же часть зоны отдыха выходит на ту сторону дома...
Мурзик тем временем шла и шла. Деловито так. Наверное, они с мамочкой пришли в гости к Русланчиковым. Что ж это, у мамаши моего героя настроение такое хорошее, раз она гостей принимает? Да не может у нее после всего происшедшего никакого хорошего настроения оказаться!
А девочка тем временем доковыляла до края газона. Присела, положила на камень какую-то бумажку. С сознанием исполненного долга отряхнула ручки, повернулась и потопала обратно.
Что это она такое принесла? Я даже из дома вышла, чтобы посмотреть. Ее мама что-то нам передать, что ли, захотела? Но почему через девочку? Почему сама не пришла?
Некая догадка мелькнула у меня в голове. А если ее мама тут вовсе и ни при чем?! Спрятавшись за кустами и оглядевшись – не следит ли за мной кто (маманя Русланчикова, например), я подняла бумажку, вернулась в наш домик и развернула ее. Так и есть – я правильно предположила! Это было послание от Руслана!
Пока я размышляла, как его спасти, он обо мне побеспокоился!
«Варя, все нормально! – так было написано в записке красивым, ровным, аккуратным почерком отличника. – Я рассказал все матери. Она поверила!!! И теперь она со всеми разберется – мало никому не покажется, я ее знаю! Сижу „под домашним арестом“ – так мама сказала. Наказан – т. к. (это я цитирую) „обманул ее, шлялся где попало и подвергал себя риску. А я принадлежу не только себе“. Вот. Так что ты не бойся – я с тобой! Все будет хорошо! Руслан».
Непрошеную слезу я стерла с лица этой же самой запиской. Чуть глаз углом не уколола. Но все равно было приятно. Обо мне никто еще так... Никогда... Эх!
В тот же момент раздался стук в окошко, которое выходило на улицу. Я подошла и посмотрела. Конечно, это наши пришли: Натаха, Серый, Борька. «Выходи, будем разбираться!» – крикнул Борюсик. Но я показала им выразительный средний палец-fuck и, задернув шторку, отошла от этого окна.
Тогда они перескочили через ограду и стали ломиться в дверь. Я вовремя закрылась. Постучали они, постучали, покричали, пообзывались. И ушли. Не сразу. Предварительно Серый выловил из бочки с коровьим навозом, который бабка специально по дорогам ходила собирать и ради получения удобрения для кустов в этой самой бочке квасила, целый совок жижи – и шмякнул ею прямо в наше чистенькое маленькое окошко. Вот собака он злая...
Вот после этого, насмеявшись и обозвав меня всем, что только смогли придумать, они умотали. Нет, еще громко пообещали, что, если я сама не явлюсь через час на разборку на пятак к речке, они снова придут и вообще весь дом навозом закидают.
