Нет, у меня своя жизнь. Где-то в траве у забора растекались мои дрожжи. Которые уже ни на что не годились. Придется покупать новые. Ладно, куплю, не проблема. И заброшу в очко их раздрыги-сортира. Надо бросать туда мою мину замедленного действия, пока жара стоит! Обязательно сегодня сбегаю за дрожжами. И метну. Вот только ночь настанет...
– Пока, Варька, – улыбнулся Володька.
– Пока, – сказала я и вздохнула. Это само собой получилось, вышло как-то из-под моего контроля.
– Но ты пообещай, что бросишь дрожжи только вместе со мной. – Володька поднял указательный палец к моему носу.
– В смысле – и тебя туда же бросить? – удивилась я. – Не буду я тебя в сортир бросать. В крайнем случае, сам придешь и прыгнешь.
– Умная очень... – буркнул Володька, но все равно лишился своего покровительственного пафоса. – Я имею в виду...
– Да поняла! – Я рассмеялась. – Договорились, Володька. Операция назначается на сегодняшнюю ночь. Заходить будем с той стороны – в смысле не с нашей, а со стороны других соседей Парасоловых. Встречаемся в половине первого ночи на...
– Я тебя раньше найду! – заявил Володька.
Ну и ладно. Я же поняла – он специально перебил меня, чтобы за ним, а не за мной осталось последнее слово. Ну, в смысле решающее слово, установочное. Я не стала оспаривать. Все-таки я сообразительная.
– Хорошо. Тогда счастливо, Володька. И спасибо тебе.
– За что?
– Ну, за футболку, например. То есть за заботу. – Я говорила искренне. Так искренне, что даже заплакать захотелось. И откуда вдруг такая плаксивость привязалась?
– Да ладно тебе...
– Правда, спасибо. Это так приятно. – Я пожала обе его руки и помчалась вон с нашего пляжа.
9
Полтора центнера с гектара
Бабули не было дома. Ушла трудиться. И я тоже взялась за работу. Вылизала участок так, что можно телевидение вызывать и устраивать съемки образцово-показательной передачи: «Лучшая дача сезона! Смотрите и учитесь! А лучше – приезжайте к нам, платите деньги! И вам обеспечат такой же прекрасный сервис!»
И только я успела отволочь все пакеты с мусором к далекой помойке и вернуться, как, конечно же, наткнулась возле нашего с бабкой домишки на Русланчика. Тот сидел на пороге. И ждал. Меня.
Точно.
– Здравствуй, – сказал он, поднимаясь.
– Привет, – нейтрально кивнула я.
– Я тебя жду.
– Понимаю.
Мне было интересно – ну, как именно он от меня «отказался» и как теперь планирует общаться.
– Тут это... Мать с тобой поговорить хочет, – проговорил Руслан.
– А ты?
– Что – «я»?
– Поговорить не желаешь? – Я саркастически усмехнулась. – Хотя о чем теперь нам с тобой говорить-то? Я теперь только со Страшным разговариваю. С твоей легкой руки. И любезного разрешения.
– Ты все неправильно поняла! – Русланчик аж подпрыгнул.
Ну чего вот я его довожу? Он же мне совершенно не нужен! Или нужен? Но зачем? Опять же – доводить? Дел я с ним иметь больше не желаю. Вот не могу и все, если кто меня один раз разочаровал, вернуть к нему то отношение, какое было раньше. Хоть ты тресни, не могу! Хоть Руслан ни в чем совершенно и не виноват, а – все... Вот смотрю на него и понимаю – не вернется то, как я относилась к нему вчера. Обидно – и никак по-другому...
А-а! Вот же что я хотела от Русланчика – узнать, как именно он от меня, так сказать, «отказался»! Правда... а оно мне надо?
– Варечка, ну это же наши с Володькой дела, понимаешь?! – заволновался Руслан. – Это наш чисто пацанский разговор. Ну, в смысле, ничего интересного!
– Да ладно, ладно...
– Ну, я просто... Вы же давно тут живете. Давно знакомы. А я... Вот мне и пришлось...
– Все, Руслан, все, не волнуйся ты... – заговорила я. – Мы действительно все забыли. Я только не поняла, чья мать-то со мной поговорить хочет?
На Руслана жалко было смотреть. Он мучался. Ну а нечего со мной было связываться! Связываться – а потом «отказываться». Что это за друг такой? Никогда я этого не пойму, по-пацански об этом будут разговаривать или по-обыкновенному. Значит, не так уж он нашей типа того «дружбой» дорожил. Да и какая там дружба – два дня! Хотя я бы и такой короткой дружбой дорожила. Но кто меня знает... Ведь не такой уж я подарок, чтобы от меня «не отказываться». Так, поехали думать то же самое по третьему кругу... Стоп, машина!
Все, пусть Руслан мучается. Его проблемы.
– Ну, Руслан, о чем?
– Не знаю, – ответил Руслан. И даже оживился – ведь разговор сошел с неприятных рельсов. – Пойдем в дом.
Ого!
– Ну, пойдем.
И мы пошли. Взошли на второй этаж, миновали девушку-няньку, что усаживала в детский стульчик Тимофеечку, который ломался, как гороховый блин. Интересно, и что из него вырастет? Наверное, особо редкий капризный фрукт.
На диване в гостиной восседала гранд-маман. Я понимаю, что никакая она еще не гранд-маман, потому что это по-французски значит «бабушка». Но больно уж она была «гранд» – значительная такая женщина, полтора центнера с гектара, как называет таких моя бабулька, сама старушонка тощая до засушенности и мумифицированности, но зато быстрая и шустрая.
– Здрась-сь-сьте.
Я решила дать прощальную гастроль. Пусть знает, что мы, простые люди, тоже за свою честь о-го-го как постоять можем. Это вам не история про барыню, Му-Му и ее забитого Герасима. Я-то, Варвара Тобольцева, не Му-Му и уж точно не Герасим. А всех не перетопите!
Поэтому я и начала прикалываться, поэтому шаркнула ножкой и поздоровалась самым тупообразным способом.
– Варя, доброе утро, – очень даже миролюбиво заявила гранд-дама, Русланова мама. – Проходи, садись.
– Премного благодарны, – голосом подлизы прошелестела я, глупо кивнула, еще глупее хмыкнула (надеюсь, на лице у меня было выражение абсолютной дебильности). Но не сделала ни шагу.
– Ты проходи, Варвара, не стесняйся. – Мать Руслана поднялась с дивана и протянула ко мне руку. Для подобострастного поцелуя, что ли?
Я не сдвинулась с места. Пришлось ей подойти совсем близко. Маман взяла меня за руку и начала пытаться подтащить к столу. На котором, я заметила, было все приготовлено к попойке чаем.
– Давайте, ребята, выпьем чаю, – предложила гранд-мамаша и махнула Руслану, а тот помчался к столу и принялся отодвигать стулья.
Ладно, мы уселись.
– Ой, а я только что с помойки. Мусор таскала... – Я помахала в воздухе ладонями, шмыгнула носом – ну, совсем как дурочка-уборщица. Типа чтоб знали, кого за стол сажают, и не обольщались.
– Это не проблема.
И Русланчикова маман протянула мне коробку влажных салфеток.
Очень эффективные штуки, надо сказать. И удобные, и смерть микробам. Если не всем, то большинству точно...
Эх, все предусмотрено, все продумано.
Но ничего. Я вам, буржуям, еще насолю. Все только начинается.
Самое обидное, что нужной злости у меня сейчас не было. Обычно, если я разозлюсь, разволнуюсь, обижусь на какую-нибудь несправедливость, – у меня такой кураж разыгрывается! Я горы свернуть могу! А тут что-то никак. Нужной злости на угнетателей я никак в себе вызвать не могла. Задор куда-то делся. И я не стеснялась, нет! Я даже не боялась того, как со мной родители и бабка обойдутся, если недовольные дачники посреди лета съедут из нашего коттеджа. А ведь это будет ужас что...
Понеслась вкусная еда. Хотелось навалиться и сожрать все, что на столе было. Но я делала вид, что обожрамшись мы уже, барыня, – кое-как, с видимой неохотой кусала какой-то коржик, поковырялась в желе, дрожавшем в красивой одноразовой формочке, выкидывать которую – просто свинство, потому что она выглядела, хоть и пластиковая, а как хрустальная. Я жутко злилась на жильцов, когда приходилось такие красоты в мусоре находить. Но куда девать подобное имущество, тоже не знала. Не коллекционировать же?
– Варвара, пожалуйста, не сердись, что все так вышло, хорошо? – вдруг заявила маман.
И коржиком я все-таки подавилась. Но сделала вид, что нет. Наверное, мне это удалось.