– В чем дело? – Из-за его спины появилось озабоченное мамино лицо. Оно у нее всегда озабоченное. Непонятно почему.
– Я хотел объяснить, как открывается этот замок, – начал папа.
– Можно, я уже в квартиру зайду? – не выдержала я.
– Что?! – всполошилась мама, – зайдешь? А замок? А ключи? Тебе трудно выслушать отца?!
– Мне не трудно, – вздохнула я, потому что поняла: зря с ними связалась, сейчас начнется неизбежный семейный скандальчик с мамой в главной роли и со мной в роли козла отпущения, то есть козы...
В глубине коридора показалась испуганная бабушка. Она прислушалась, заохала и, по обыкновению, быстренько исчезла в своей комнате.
– Лера! О чем ты думаешь?! – взвилась мама. Она заводится сразу, с половины оборота. Ей много не надо. Повод может быть любой, даже самый ничтожный. Ба-бах! И мама уже кричит так, что звенят оконные стекла, бабушка хватается за сердце, кошка прячется под диван, папа нервно вышагивает по коридору, а виновата всегда я. Только я, и больше никто.
– Смотри на меня! – кричала мама. – Не отворачивайся! Что ты в пол уставилась? Ты видишь, мы полдня с этой дверью провозились! А тебе все равно, да?! Тебе наплевать?!
– Нет, – чуть слышно ответила я.
– Что?!
– Нет, не наплевать...
Они гремели ключами, скрежетали новой дверью, орали на меня, стараясь перекричать друг друга. А я все еще стояла на лестничной площадке, и лямки рюкзака резали мне плечи.
Бабушка выглянула в коридор и, дождавшись короткой паузы, попросила:
– Слава, Вика, зайдите в квартиру, не позорьтесь перед соседями.
Мама как раз набрала побольше воздуха в легкие, чтоб с новой силой обрушиться на меня, но напоминание о соседях мгновенно ее отрезвило. Она закрыла рот, поджала губы, схватила меня за локоть и втащила в квартиру. Папа закрыл дверь. Он бросил ключи на полку для обуви и молча ушел в комнату.
– Видишь! До чего ты всех довела?! Видишь! – снова закричала мама.
– Я никого не доводила.
– Не пререкайся с матерью!
Мне наконец удалось стянуть с себя набитый рюкзак. Я бросила его на пол и облегченно вздохнула.
– Ты почему вещи разбрасываешь?! – Мать всплеснула руками и даже подпрыгнула от возмущения.
– Мама, я не разбрасываю, просто он тяжелый и...
Мне хотелось помириться, чтоб все затихли и успокоились. Не тут-то было. Мама вдруг впилась в меня глазами и придвинулась поближе:
– Что? Что это такое?!
Я на всякий случай отступила назад и уперлась спиной в вешалку.
– Слава! – пронеслось по квартире.
Одновременно из разных комнат выглянули папа и бабушка.
– Ну что еще случилось? – сумрачно отозвался отец.
– Ты посмотри на нее! – Мама задыхалась от возмущения. Она резко подскочила ко мне, схватила за голову и развернула лицом к отцу.
– Не понимаю... – растерялся он.
– Да ведь она брови выщипала!
Папа нахмурился.
Я вывернулась из маминых рук и стала разуваться.
– Ты зачем это сделала? – Мать грозно надвинулась и остановилась передо мной. Руки скрещены на груди, глаза мечут молнии.
Я промолчала, только ниже опустила голову.
– Отвечай матери!
– Ни за чем, – я выпрямилась, посмотрела с вызовом. На сегодня с меня хватит! Достаточно железной двери.
– Ах ты, бессовестная! – Мама задохнулась и, уже не помня себя, подняла руку.
– Вика! – воскликнула бабушка.
Мать покачнулась, опустила руку и, рыдая, убежала в комнату.
Все. На сегодня концерт окончен. До вечера она будет дуться, пить валерьянку и страдать так, чтоб все видели. Завтра мы помиримся, а через день поссоримся снова.
Бабушка поманила меня пальцем, я тихонько скользнула к ней в комнату.
Я их люблю. Конечно, как же иначе. Как можно не любить своих родителей? Я люблю нервную, озабоченную маму – со всеми ее страхами, придирками и требованиями; и папу, который вечно настаивает, чтоб его непременно выслушивали до конца; и хлопотливую бабушку, присматривающую за мной, когда мамы нет рядом.
Я готова за них жизнь отдать! Но жить с ними невыносимо! И с каждым днем все невыносимее.
Бабушка еще ничего. Она меня частенько «покрывает», по словам моей мамы. Хотя что покрывать-то? До четырнадцати лет я ходила в школу только в сопровождении кого-нибудь из взрослых. Потом просто взбунтовалась, с мамой случилась истерика, но своего я добилась. Теперь хожу одна. И ладно еще, если бы школа была далеко, так ведь нет, под самым боком, можно сказать, во дворе нашего дома. Но все остальное время я должна быть на глазах.
Так как мама работает, то она не может все время держать меня под контролем. Остается бабушка. Она должна отчитываться перед мамой обо всех моих перемещениях, о том, когда я прихожу из школы, контролировать, чтоб я нигде не задерживалась, а если задержалась, то я непременно должна позвонить и сообщить, где и с кем.
Я стараюсь не подводить бабушку. Да и ходить мне особенно некуда. Моих подруг мама на дух не переносит, говорит, что все они идиотки. Как так может быть, чтоб все были идиотками? Из-за мамы ко мне никто не ходит, а меня ни к кому не пускают. Раньше я дружила с одной девочкой из нашего класса. Она нравилась маме, потому что у нее была «приличная семья» и сама она тоже была «хорошей девочкой». Но потом мы с ней разошлись. Мы не ссорились. Просто ей в отличие от меня родители разрешали гулять с друзьями, ходить в кино, общаться с мальчиками. Яркая, даже красивая, она постоянно находилась в окружении поклонников. На ее фоне я словно ушла в глубокую тень. Все, что она предлагала сделать, мне было недоступно. Так постепенно мы и перестали дружить. То есть мы продолжали общаться в школе, но чаще всего наше общение сводилось к простому «привет-привет». А совсем недавно я неожиданно сблизилась с другой девочкой – Аней. Она старше меня, и если бы мама узнала о ней, то ни в коем случае не одобрила бы такой дружбы. Так что Аню приходилось скрывать от всех, даже от бабушки, чтоб она не проговорилась. Аня жила в нашем доме, училась в колледже и уже подрабатывала. Маму страшно раздражают Анины родители. Она частенько говорит о том, что «от девочки толку не будет в такой семье», «яблочко от яблони...», и все в том же духе. Анина мама называется «предпринимателем» и работает на рынке. Отец тоже где-то работает, и еще: его часто видят пьяным. В свои неполные семнадцать лет Аня в основном предоставлена самой себе. При этом их семья считается обеспеченной. Ане купили компьютер, она всегда модно и дорого одевается. Как и ее мать. У них есть иномарка. Я не знаю, что больше всего раздражает мою маму: рынок, пьянство отца или иномарка. Наверное, все вместе. В разговоре с бабушкой мама называет родителей Ани жлобами, куркулями, алкоголиками. Понятно: при таком отношении я даже не могу заикнуться, что знакома с Аней.
Но иногда мне удается поболтать с ней. Чаще всего – днем, когда ни ее, ни моих родителей нет дома. Я отпрашиваюсь у бабушки на часок и бегу к своей единственной приятельнице. О чем мы говорим? Да в основном я взахлеб жалуюсь на родителей, а она слушает и сочувствует.
При этом я страшно рискую. Меня могут разоблачить в любой момент. Поэтому, когда я прибегаю к Ане, в дверь сразу не звоню, а прислушиваюсь, не идет ли кто-нибудь из соседей по лестнице. Когда выхожу от нее, смотрю в глазок.
Аня не обижается. Она все понимает.
Нас сложно назвать подругами. У каждой своя жизнь, к тому же у Ани не так уж много свободного времени, и все-таки, если б не она, мне было бы совсем невыносимо.
В компьютерах я совершенно не разбираюсь. У некоторых моих одноклассников они есть дома, другие постоянно зависают в интернет-кафе. На что у меня никогда нет денег. А если бы я попросила, мама ни за что не дала бы. Потому что «там непонятно кто собирается». К тому же, по твердому убеждению мамы, компьютерные игры наносят страшный вред психике.
Конечно, в школе нам преподают информатику, и мы занимаемся раз в неделю в компьютерном классе, где на всех всего пять машин. Так что в основном мои знания о компьютерах были чисто теоретическими.