Но коль скоро подобное заявляется официальным представителем (сотруд­ником ОВЦС) Московского патриархата, то почему бы Ватикану и не заняться пресловутым прозелитизмом на, оказывается, еще не тронутой (или уже покинутой) христианством территории? А зампред ГД по делам общественных объединений и религиозных организаций Александр Чуев представил общественности законопроект, в котором, в перечне традиционных для России исповеданий, православие “выведено (!) за рамки христианства"... для придания ему особого статуса! И что за легкость делаемых походя столь ответственных — вернее, безответственных — заявлений, которую трудно объяснить иначе, нежели весьма определенным образом направленной политической страстностью! Страстностью, которую, как видим, у иных не утолило даже и крушение ненавистного СССР.

В годы же, предшествовавшие этому крушению, подобная страстность у многих достигала силы аффекта: стоит напомнить, например, восторженные описания польских костелов и личности только что избранного Иоанна Павла II покойным В. П. Астафьевым. Еще бы! Новый папа, в отличие от ближайших своих предшественников, тотчас же и со всей прямотой обозначил готовность поставить все возможности Ватикана на службу тому, что З. Бжезинский, на языке политологии, называл “преодолением Ялты и Потсдама”. По подсчетам, имевшим хождение в западной печати, новый папа* не менее 15 раз встречался с одержимым идеей сокрушения “империи зла” директором ЦРУ Уильямом Кейси. Так что широкие православные круги, поддержавшие эту борьбу, действовали с вполне открытыми глазами — уповая, видимо, на то, что наградой станет согласие Запада на возвращение России к своему дореволюционному образу и, возможно, даже к православной монархии, с особым статусом в ней Русской Православной Церкви. Иными словами, перед нами своеобразный церковный аналог той же “стратегии партнерства”, которая на общегосударственном уровне была выбрана для России новым ее руководством — с той же надеждой на политические, и не только, дивиденды, с тем же крахом иллюзий и с тем же упорным нежеланием признать какую-то исходную ошибочность избранного десять лет назад “нового курса”. С той лишь разницей, что специфика церковной жизни позволяла облекать эти иллюзии в одеяния мистических упований на благотворное вмешательство Провидения, которое удалит мрачные стороны нынешней действительности с такой же легкостью, с какой оно, согласно подобной историософии, сокрушило ненавистный “красный Вавилон”. И ликование, которое спустя годы все еще выражают по поводу этого крушения многие представители православного клира и православной общественности, не может не поражать. Это — свидетельство либо прочности до сих пор не изжитых иллюзий, либо уж такой ненависти ко всему советскому, при которой даже и катастрофическое ослабление России, утрата ею исторических территорий, разделение русского народа, толпы беженцев, эпидемия сверхсмертности, охватившая страну, и даже массовое растление малолетних не воспринимаются как чрезмерная плата за радость увидеть падение красного знамени. Так, например, считающаяся патриотической газета “Русь Державная” уже 1998 году (!) все еще ликовала: “Ведь на наших глазах произошло это последнее неожиданное “крушение Капернаума”, это замедленное, как в кино или как во сне, падение увенчанной красным флагом “Вавилонской башни”. Мы пережили это не по книжкам, а на себе. Владевшая полмиром (так в тексте. — К. М. ) Империя “Светлого Будущего” в какое-то историческое мгновение обратилась в ничто, обнажив под своими уродливыми обломками светлый измученный лик великого народа-крестоносителя, пусть даже в лице его “малого остатка”. И теперь этому “остатку”, конечно, легче поверить, что так же легко и быстро, словно по мановению невидимой дирижерской палочки, очень скоро может рассыпаться и обратиться в ничто и нынешняя владелица “нового мира” Империя “Светлого Настоящего”...”

Так где уж тут было задуматься об отдаленных последствиях столь странного своего партнерства с Ватиканом в деле сокрушения “Вавилона”! Вот ведь даже обличитель самых темных сторон католической экспансии на Восток, историк-эмигрант Н. Н. Воейков, автор хрестоматийно известной книги “Церковь, Русь и Рим”, подпал под обаяние основателя “Руссикума” и “Украинской семинарии им. Иосафата Кунцевича” папы Пия XI — главным образом по причине объявлен­ного последним крестового похода против СССР, начало которого бывший папский нунций в Варшаве, кардинал Ахилло Рати, приурочил, между прочим, ко дню рождения Юзефа Пилсудского — 19 марта 1930 года.

И даже более чем спорная личность Пия XII, в 1952 году обратившегося “ко всем народам России” (“Ad universos Russiae popules”) с посланием, по оценке самого Воейкова, явно прозелитического толка и посвятившего, в духе Фатимского обетования, “ее народы” Непорочному Сердцу Богоматери, а также — что еще более важно — связанного с мрачным делом усташского “окатоличивания” сербов в годы Второй мировой войны, — так вот, даже эта личность вызвала известную симпатию Воейкова своей нашумевшей акцией отлучения коммунистов от Церкви.

Наконец, в дипломатических отношениях с Ватиканом находился и Колчак: Рим готов был признать его верховным правителем России, а взамен на еще не занятых Советами территориях создавались новые католические структуры. Не говоря уже о том, что католические епархии существовали и в дореволюционной России (см. “НГ”, 27.02. 2002). Так что бестрагедийно — более того, в немалой своей части и с радостью — воспринявшие крушение СССР и духовенство, и православная общественность нынешней России, увидевшие в этом крушении долгожданное торжество “белых” над “красными”, собственно говоря, должны были быть готовы к тому, что свою долю дивидендов от этого торжества захочет получить и Ватикан, так много поспособствовавший сокрушению “империи зла”. Вряд ли можно было сомневаться также, что величина этой доли будет прямо определяться политической силой “новой России”, и неужели наши иерархи, десять лет поддерживая и одобряя пресловутые реформы*, могли иметь какие-либо иллюзии относительно того, что сила эта стремительно убывает, а не прибывает?

*   *   *

А что происходит с тем, кто теряет свою силу, убедительно продемонстрировала еще Византия. Всем — особенно после извинений, принесенных Иоанном Павлом II в ходе его визита в Грецию в мае 2001 года — более или менее известно об ударе, нанесенном ей “латинянами” во время четвертого крестового похода. Однако гораздо меньше знают и помнят о том, что уже в эпоху первого крестового похода его вожди говорили о необходимости “покончить с греками”; тот же вопрос поднимался и в ходе двух последующих. Так что если дело и затянулось, то отнюдь не по недостатку рвения, но лишь по причине недостаточной слабости империи ромеев. Вовсе не являющиеся апологетами ни Византии, ни православия, западные историки констатируют тем не менее: “По мере того, как папство усиливалось политически, оно становилось все более требовательным и нетерпимым. Оно могло истреблять целые народы под предлогом искоренения ереси: как могло оно терпеть пренебрежение схизматиков? В течение всего XII и в начале XIII в. оно относится к Византии с явным недоброжелательством”, все упорнее обкладывая ее блокадой, предуготовлявшей ее падение (“Эпоха крестовых походов”, под ред. Э. Лависса и А. Рембо. Смоленск, 2001, с. 612).

Решающий час наступил в 1204 году, и дальнейшее известно: “четвертый крестовый поход навсегда уничтожил блеск Константинополя”, святыни его были разграблены и поруганы, множество людей убито и с поношением брошено без погребения. Именно за эти ужасы принес покаяние папа почти восемь веков спустя. Сегодня, разумеется, говорить о новых “крестоносцах” нелепо, хотя некоторые православные публицисты и любят злоупотреблять этим словом. Однако само по себе стремление к продвижению на Восток (как, впрочем, и в других направлениях земного пространства) сохранилось и по определению не могло не сохраниться у Церкви, позиционирующей себя как вселенская. А от этой посылки Рим не отказывался никогда, с чем, в частности, связано и непризнание им принципа канонических территорий — ultima ratio Московской патриархии в ее нынешнем споре с Ватиканом. И первой же своей энциклике “Redemptor Hominis” (1979) новый понтифик дальновидно сформулировал принципиальный тезис: “Границ для Христа не существует”.