Например, нам говорили, что фрукты в Индии, если их не варят, должны двадцать минут вымачиваться в растворе какого-то красного дезинфицирующего мыла, а потом ошпариваться кипятком.

Кстати, той ночью, когда со всеми приключениями нас привезли из ашрама в Раникет, видимо, на нервной почве меня прихватила медвежья болезнь.

— В чем дело? — забеспокоился Лёня. — У тебя расстройство желудка??? Ты что — съела подношение Учителя?

— Реплика циника, — простонала я.

— Реплика медика, — отвечает Лёня.

За бордовыми портьерами нашего «Лунного» ресторана — балкон, прямо под ним лепится к скале китайская деревенька. В чистом виде клочок Китая, будто пересаженный на землю Индии, как говорят ботаники, с «дёрном».

Интересно, с каких они тут пор? Может, с древних времен, когда Китай принял из Арьядеши[12] драгоценный подарок — учение Будды. С тех пор всем китайцам, наверно, хотелось посмотреть, что за Индия такая.

Множество паломников начали путешествовать между Индией и Китаем. Но только единицы добирались до цели. Есть документ, в котором говорится, что в пути пропадали девяносто процентов странников, не убоявшихся долгой, тяжелой дороги, полной смертельных опасностей. Два года жизни они отдавали пути, это в одну сторону!

А ведь еще и обратно! Когда бесподобный Сюань Цзан отправлялся в странствие, император Танской династии подмешал в питье горсть земли и подал ему со словами: «Вы поступили бы хорошо, выпив эту чашу, ибо разве не сказано нам, что горсть родной земли стоит больше, чем десять тысяч цзиней иноземного золота?»

Причем на подходах к Индии они застревали в какой-нибудь индийской колонии, в Индонезии или на Суматре, чтобы до прибытия на родину Будды как следует изучить санскрит.

Это были выдающиеся люди, грандиозные личности, выполнявшие серьезную работу. Буддийский мастер Кумараджива (не менее легендарный индиец, чем дзэн-буддист Бодхидхарма), прибывший по суше в четвертом веке в Китай, наставлял своего ученика, монаха по имени Фа Сянь, тот во что бы то ни стало решил повидать Индию:

— Только не потрать всё свое время на религиозные постижения, а тщательно изучай жизнь и обычаи людей, тогда китайский народ сможет лучше понять индийский.

По суше путь от Китая проходил через пустыню Гоби, потом вдоль старых караванных путей — сквозь равнины и горы Центральной и Средней Азии, и, переправившись через северные проходы в Гималаях, ты, наконец, попадал в Индию.

Существовал и другой способ — морской, не менее опасный, зато более короткий: на корабле через Индокитай, Яву и Суматру, Малайю и Никобарские острова.

Бесподобный Сюань Цзан в седьмом веке прибыл в Индию по суше и так же отбыл спустя годы, оставив уникальные записки о приключениях и опасностях, которые он пережил.

Он исходил Индию вдоль и поперек, встречая повсюду почет и уважение. Любознательного китайца интересовало буквально всё: Ганга, Инд, Брахмапутра, Индийский океан, Аравийское море и Бенгальский залив, засуха, наводнения, бесчисленные сорта риса и роз, конопля, цветок лотоса, опиум, старинные книги, написанные на огромных сушеных древесных листьях; горные недра, хранящие несметные богатства — в том числе золото и соль; носороги, слоны, гепарды, исполинские крокодилы, живущие в Ганге и пожирающие все на своем пути, даже крокодилов других пород; культ обезьян, почитание змей, синие лисицы, огромные ящерицы, похожие на китайских драконов; магические танцы, музыкальные инстументы, подземные храмы, йоги, факиры, местная версия сотворения мира, преступления и наказания, бытовые пейзажи, еда индийцев, утварь, обряд венчания, наука о любви «Камасутра», безбрачие, многоженство, суеверия, касты, похоронный обряд, фантастические истории, культ Гаруды, лекарственные травы и сказочное дерево талипат колоссальных размеров.

«Дерево это достигает полного роста не ранее как через восемьдесят лет, — писал неутомимый китаец. — Тогда на его верхушке со страшным треском и шумом лопается огромный стручок, из которого появляется гигантский белоснежный цветок. Со временем цветок перерождается в циклопическую гроздь. И на протяжении полутора лет из нее сыплются на землю орехи. Оставив на земле семена, дерево медленно увядает и падает при натиске первого муссона».

Это был человек, которого коснулись вибрации великого мира. Никто никогда не видел его сбитым с толку или зараженным жадностью, гневом и человеческими привязанностями. Куда бы он ни шел, он приносил с собой целительную силу какой-то безграничной космической радости.

Высоколобая Индия одарила его почетными наградами, учеными званиями и степенями, он стал магистром права и проректором крупного индийского университета!..

Мата Бхарата[13] плакала, когда ей пришла пора провожать его в обратную дорогу. Зато весь Китай во главе с императором ликовал по случаю возвращения поистине бесценного сокровища нации живым и невредимым.

То уважение, которым он пользовался в обеих странах, привело, ни много, ни мало, к установлению политических связей между правительствами: Индия и Китай обменялись посольствами.

А Сюань Цзан, не откладывая в долгий ящик, даже не дав отстояться впечатлениям, засел за книгу об Индии, тотчас взялся переводить целый чемодан привезенных им рукописей. И все писал письма в Индию — просил прислать еще.

«Дорогой Сюань Цзан! — отвечал ему знакомый индийский ученый. — Шлём вам пару белых одеяний, чтобы показать: мы не забываем о вас. Путь долог, а потому не сетуйте на ничтожность подарка…Что касается сутр и шастр, которые могут понадобиться, просим вас немедленно прислать список…»

«Мой дорогой и внимательный друг! — писал ему Сюань Цзан. — Из числа сутр и шастр, которые удалось привезти с собой, я перевел уже тридцать томов. Со смирением вынужден уведомить вас, что, переправляясь через Инд, я потерял груз со священными текстами. Вот список этих текстов. Прошу вас прислать их мне, если будет такая возможность. Примите, пожалуйста, в подарок несколько мелких, незначительных предметов. Бесконечно преданный Вам — Сюань Цзан».

Балкон ресторана «Луна» плыл над китайской деревушкой, её дощатыми пагодами и чужеземной речью, словно корзина аэростата. Наверное, кто-то в те давние времена, с такими муками и трудами добравшись в Индию, не решился возвращаться в Поднебесную. Отсюда пошли, мне кажется, крошечные кусочки Китая, разбросанные по всему полуострову Индостан.

Так вот, на этом балконе в свободное от работы время усаживались на стулья из фанеры и часами сидели два наших старика-официанта. Что интересно, и того и другого деда звали Индра. Просто Индра, в честь многорукого тысячеглазого громовержца, бога богов небесной тверди. Два дяди Индры в дымчатых мягких пилотках глядели в полном молчании, как с гор в долину стекают облака. Если к ним выйдешь, они обернутся, посмотрят на тебя, не улыбнутся, не скажут ничего, только взглянут, но это уже много. Хоть три часа, хоть пять, будь уверен, и слова не проронят.

Лёня любил постоять-помолчать с ними на балконе. Позавтракает, выйдет из-за стола:

— Пойду, — скажет, — с мужиками покалякаю!

Нет, я никак не могла понять: ну, «панорама снежных Гималаев» — да, а где обещанные в проспекте «зеркальные озера и благоуханье горных трав»? (На «нетронутом животном мире» я уж не настаивала.)

Как-то мы предприняли попытку повидать «девственную природу» окрестностей Раникета и добраться до знаменитой на всю Горную Индию площадки для гольфа. Мы прочитали: и виды там неописуемые, и что-то еще такое, что со всей Индии приезжают и дивятся.