Мы вышли за город, идем, озираемся благодушно, вдруг видим: с одной стороны — колючая проволока, с другой — колючая проволока. Уже одно это нам не понравилось. Хотели свернуть, взять немного левее — солдат преграждает путь: «Нельзя!»

Сюда нельзя. Туда нельзя.

За каменным забором — площадь, и сотни людей в каких-то платках сидят, скрестив ноги, в шахматном порядке.

Я говорю:

— Сними их! Наверное, они медитируют!

А Лёня:

— Что-то мне не нравится, что все медитируют под палящим солнцем, а один ходит между ними с палкой. Наверное, надсмотрщик.

Тут и я тоже стала замечать, что это не такая уж благостная картина.

— С виду медитируют, а сами устав учат из-под палки. Военный устав! — сказал Лёня. И оказался недалек от истины.

Навстречу нам с гор спускалась кучка солдат.

— Good morning, mam! — они крикнули мне весело.

— Good morning, brave Indian soldiers![14] — я отвечаю им браво.

— А! Здесь на каждом шагу военные базы! — догадался Лёня.

Колючие ограждения стали забирать вверх, отступая в горы, и на обочине дороги появилось что-то типа девственной природы. Лёня расслабился, повеселел, шагает по траве, закинув голову к верхушкам гималайских сосен, вспугивая стайки серых куропаток (в деревнях любят слушать, как куропатки перекликаются на рассвете и на закате), поэтому не заметил свернувшуюся на опушке полутораметровую змею и чуть на нее не наступил! Вся бронзовая, с фиолетовыми пятнами, она лежала, свернувшись кольцами, грелась на солнце. Почуяв незадачливого Лёню, она с тихим шелестом заскользила под откос…

А Лёня:

— …Скорей! Сниму! Серёжке, сыну, покажу!!!

Схватил камеру и со страшным топотом бросился за ней — в траву по пояс. Законы джунглей, по которым мы последнее время жили, не позволяли мне орать. Поэтому я прошипела как можно убедительней:

— Дорогой! Может, тебе не стоит преследовать этого питона?

Мы долго шли по жаре. Я снова, в который раз, стерла ноги. У меня даже на пятках были водяные мозоли. Хотя я много могу пройти — ну, очень много! — а все-таки нет у меня навыка идти бесконечно.

Вообще у нас нет многих полезных навыков. Как моя мама в Москве отправилась в церковь, там идет служба, все то упадут на колени, то поднимутся, даже древние старушки… А мать моя, Люся, — поёт «Аллилуйя!», осеняет себя крестом очень жизнерадостно, и больше ничего. После службы к ней подошел священник, отец Александр, он у нее обычно принимает грехи. И говорит с укоризной:

— У вас совсем нет навыка стоять на коленях!..

О, я так устала, просто кошмар. Дорога явно делает крюк. Нам по ней идти и идти еще часа два с половиной. Смотрю, направо тропинка уходит в лес. Наверняка в нашу сторону — сокращает расстояние.

Я говорю:

— Давай срежем?

А на обочине, присев на корточки, отдыхает индийский крестьянин — «дехканин», как тут говорят. Рядом с ним лежит на земле мотыга.

Я — ему:

— Друг! Если мы пойдем по этой дорожке, приведет ли она к площадке для гольфа?

Он сказал:

— М-м-м… Да!

И мы свернули.

Тут нам встретилась женщина с корзиной на голове, а в корзине у нее — стог сена, вышиной с деревенский дом у нас в Уваровке! Она остановилась и спрашивает:

— ВЫ КУДА???

Я очень удивилась. Индийские женщины не имеют обыкновения приставать к незнакомым людям с вопросами или советами, что их очень красит.

А Лёня:

— Дак… Туда!

— Зачем? — она спросила.

— Погулять, — сказали мы.

Краем глаза я заметила, что эта женщина с корзиной и крестьянин с мотыгой в смятении глядят нам вслед.

Тропинка спускалась вниз и скрывалась в густом лесу. Туда почти не проникало солнце, ты сразу попадал из яркого солнечного света в прохладную лесную тень. Никто, казалось, не проходил по этой тайной тропе, и лес был дикий. Ни даже слабого дуновения ветерка! Ни один листок не пошевелится. Полная тишина.

И в этой тишине прямо перед нами возникла ящерица, похоже, игуана — с царским гребнем на голове, как дракон Комодо, крупная, с карельскую озерную щуку, жемчужная, с синим отливом спина, изумрудное брюшко, чешуйчатые лапы с перепонками, коготки, и так голова у нее достойно покоится на плечах — очень нежное и гордое создание.

Мы к ней стали тихонько подбираться, и она подпустила меня и Лёню довольно близко — я увидела, как мы отразились в глянце ее аспидно-черных глаз. А исчезла она плавно, будто уплыла от нас по воде.

Лично я испытывала ликование при виде лесной реки, зеленых волнистых холмов, овеянных былой славой, крутых утесов, камней, покрытых серо-зеленым мхом, и бесчисленных горных хребтов. Прямо дыхание перехватило от счастья, когда грациозный коричневый олень с легкой неторопливостью пересек нашу тропу.

Но Лёня, как начальник экспедиции, был, конечно, настороже.

— Слушай, — говорит он, — здесь вообще-то безопасно? Все дорогой идут, а мы лесом. Эта обстановка внушает тревогу. Особенно мне, уральцу: лес у нас на Урале считается враждебным человеку.

Или он вдруг спрашивал:

— Вон те, белые — чайки или кто? Может, это беркуты?

А там птицы кружат в тишине — над верхушками деревьев. Неведомые нам птицы белые — с весьма приличным размахом крыльев, классические орлы и жутковатые стервятники. Безо всякого преувеличения можно сказать, что над нами нависла туча птиц довольно внушительных размеров. Лёня говорит:

— Чегой-то орлы так низко парят? Орлы не нападут на нас?

— …И никого! — Лёня встревожился не на шутку. — Хоть бы грибник какой-нибудь прошел. Смотри: лес стоит — не колышется. Чувствуешь себя героем миров Роберта Шекли. Прилетел на другую планету — ничего не понятно, только ощущение опасности.

— Все ты, все ты!.. — он давай ругаться. — Вечно тебе хочется путь сократить. А его не надо сокращать! Он уж какой есть, такой весь и придется пройти — до каждого малейшего на твой непосвященный взгляд излишнего изгиба!..

Я предложила сделать привал. Но он не согласился.

— Тут надо сидеть на привале — спина к спине, чтобы видеть, откуда возникнет угроза. Но лучше все-таки отдыхать не в сердце джунглей, а на открытых местах: ляжешь на краю какой-нибудь полянки, — мечтательно говорит, — а там индийцы играют в гольф.

И вот наконец мы достигли края громадной долины, именуемой «площадкой для гольфа».

Я просто рухнула, не в силах больше сделать ни шага.

А Лёня кричит:

— Вставай! Вставай! Пойдем дальше! Смотри, все куда-то бегут — и взрослые, и дети… Наверняка тут есть что-то такое, что раз увидишь и не забудешь никогда! Всю жизнь потом будешь вспоминать!.. Как тогда — эти снежные горы!..

Жара, многие с зонтами, все действительно куда-то идут. Правда, в разных направлениях. Мы заметались: в одну потащились сторону, потом в другую, а это ж огромные расстояния! Опять забурились в лес, продираемся сквозь бурелом в надежде, что вот-вот, сейчас-сейчас… откроется неописуемый пейзаж — водоем или ущелье… То, что отныне и до конца будет нам сниться длинными московскими ночами.

Пересекая заросли боярышника и бамбука, мы обнаружили картонный щит. Там было написано, к счастью, по-английски (о, майн Готт, как говорила моя бабушка Мария, немка, а ведь могли бы написать на хинди!..):

— ОСТОРОЖНО! ТИГРЫ!!!

Ни слова не говоря, мы кинулись обратно.

— В чем тут секрет? — стал Лёня разгадывать тайну этой необъяснимой достопримечательности. — Ну, поляна для гольфа, спортивная площадка. И что?..

Я говорю:

— Да просто их радует открытое пространство!

— Что ты говоришь такое?!! — возмутился он. — Ты соображаешь, что ты говоришь??? Семь километров пилили, чуть не попали в лапы тигру, все ноги стерли — и вышли… на поляну! Я таких полян, знаешь, сколько навидался?

— Сэр! Сэр! — мы услышали. — Леди! Остановитесь!..

Оборачиваемся: за нами гонятся какие-то старшеклассники.