И поверх всего этого разрушения со всех сторон несся храп. Перепившись вином и водкой, наемники спали вповалку в опустошенных комнатах, вестибюлях и на лестницах. Пятна блевотины покрывали единственный еще не разрушенный во дворце предмет: мраморный пол.

По главной лестнице невозможно было пройти. Около двух десятков солдат, одетых в кольчуги, спали и икали на ступенях.

Зефирина направилась к лестнице для прислуги. Здесь дорога казалась свободной. Кроме двух отупевших от вина солдат, валявшихся на паркете, молодые женщины не видели никаких помех. Один пьянчуга приоткрыл заплывшие глаза, но тут же снова закрыл их, не проявив интереса к проплывшим мимо силуэтам.

Теперь Зефирине и ее спутницам оставалось лишь пересечь вестибюль и двор.

По знаку княгини беглянки спрятались в буфетной, в которой после этой орды не осталось ни единой корочки хлеба. Сквозь приоткрытую дверь Зефирина изучила обстановку. Человек двадцать наемников, развалившихся на том, что еще недавно было ковром, загораживали собой служебный выход. С другой стороны, у выхода на главное крыльцо, положение было не лучше: там едва державшиеся на ногах солдаты стояли, с позволения сказать, на карауле…

Зефирине было видно в щель, как двигались их алебарды. На шлемах отражались отблески костра, разожженного во дворе палаццо. Ей стало ясно, что надо решиться обойти тех спящих, что лежат у служебного выхода.

Вдруг заскулила собака. Это оказался неподжаренный Цезарь. Он узнал Зефирину, несмотря на ее наряд.

– Молчи, мой хороший, – едва слышно выдохнула Зефирина, радуясь, что собака жива.

Пора было решаться. Не могла же она вечно торчать в этой буфетной, иначе к утру все они проспятся и протрезвеют. Зефирина вышла из укрытия. В сопровождении служанок и Цезаря она обошла кучку храпящих и сопящих. Держа одну руку на рукоятке кинжала, она протянула вторую к дверной ручке. И тут на губах ее застыл крик. Сверху по лестнице спустился испанец и загородил собой выход.

Зефирина успела заметить его черные и свирепые глаза под нависшими бровями. Он был в кольчуге, закатанной над расстегнутой перевязью. Без сомнения, испанец направлялся справить нужду.

Дальше все произошло с невероятной быстротой. Он не ожидал столкнуться нос к ному с тремя крестьянками. Рука его легла на руку молодой женщины.

– Римлянин, можно позабавиться! – сказал он, еле ворочая языком.

Движимая инстинктом самосохранения, Зефирина высвободила руку из-под жилета и изо всех сил всадила кинжал в оголенный живот испанца. Он зашатался и поднес руку к боку. Зефирина воспользовалась этим моментом и отпихнула его. Не помня себя, она помчалась к ограде двора и выскочила на улицу. За ней бежали служанки и собака.

– Ловите их… Этот негодяй убил меня… Итальянец достал меня…

Собрав последние силы, испанец поднял своих товарищей. Как в кошмаре, Зефирина видела, что сидевшие у костра повскакали с мест. Вино, к счастью, сделало свое дело – двигались и соображали погромщики плохо. Все еще держа окровавленный кинжал в руке, Зефирина добежала до потайного хода, который был открыт. Позади себя она услышала страшный вопль. Это солдатня поймала одну из девушек.

– Черт побери, да это женщина!

Не желая знать, что случилось с несчастной, Зефирина продолжала бежать. Позади себя она слышала топот. Потом раздались выстрелы из аркебузы. Несколько пуль рикошетом отскочили от стен палаццо. Зефирина повернула направо, налево, прямо, снова направо… и снова налево, потом прямо. Она отдалялась от центра Рима. После долгого бега, от которого перехватило дыханье, она очутилась в большом саду, окруженном разрушенными стенами. Зефирина бросилась в провал в стене. Не зная, куда прыгает, она упала у развалин здания, чувствуя, как сильно закололо у нее в боку. Позади кто-то бежал. Это были Карлотта и Цезарь.

– Бедная моя сестричка… Что с нею теперь будет? – простонала девушка, падая рядом со своей хозяйкой Зефирина печально покачала головой. Она слишком хорошо знала, что должно случиться. Сначала дикари надругаются над Карлой, а потом, если несчастная еще будет жива, кто-нибудь из изуверов изрубит ее на куски.

Обхватив Карлотту руками, Зефирина прошептала:

– Мы уже ничем не можем помочь твоей сестре, Карлотта… Боже мой, как это ужасно… но оставаться здесь значит ждать, пока нас тоже изнасилуют и убьют Карлотта долго плакала на плече у Зефирины. Тем временем над развалинами начинал заниматься день. У статуи фарнезского быка Зефирине стало ясно, что они нашли себе убежище в термах Каракаллы.

Беглянок начал мучить голод. Бедный Цезарь тоже скулил, но Зефирина решила, что надо побыть в укрытии до наступления следующей ночи.

– Когда опять стемнеет, мы попробуем добраться до замка Святого Ангела, – сказала она вслух.

Сказала, чтобы успокоить свою спутницу, хотя смертельный страх не покидал ее ни на минуту.

Наверное, уже весь город захвачен. Где теперь Фульвио и Ренцо да Чери? Продолжают ли еще защищать папу?

– Где же она? – кричал Фульвио, явившись в крепость.

Никто не видел Зефирину. Паоло поехал той дорогой, по которой должна была отправиться, как он полагал, княгиня. Но не обнаружил никаких следов молодой женщины.

С запекшейся на лицах кровью, в разодранной одежде, Ренцо и Фульвио готовились к обороне. Расхаживая вдоль крепостной стены, Джулио Медичи, в кольчуге, шлеме и закатанном кверху платье, так что стали видны его сапоги со шпорами, громким голосом поносил врага, устроившего в городе пожар.

– А ну-ка, ребятки, давайте, поворачивайте ваши пушки на этих ублюдков… тысяча чертей! Я отлучу от церкви этого гнусного пса Карла V.

Те из защитников, кто еще был жив, буквально онемев от этих слов его святейшества, готовили к бою пушечные ядра, разжигали огонь, подогревали вар.

Множество простых людей и аристократов нашли себе убежище в старом замке, возвышавшемся над Римом.

– Где же она, монсеньор? Куда пропала, ради всего святого.

Это причитала мадемуазель Плюш, которая, расталкивая толпу перепуганных крестьян и обессилевших солдат, пробиралась к Фульвио, стоявшему на стене крепости.

Князь увел дуэнью в галерею с навесными бойницами и сказал:

– Не волнуйтесь… Она могла спрятаться в каком-нибудь доме или…

«Или воспользоваться происходящими событиями и сбежать», – подумал Фульвио. Но вслух добавил:

– Этой ночью я выйду из крепости и поищу ее.

– Вы, монсеньор? – прошепелявила плачущая Плюш.

– Я тоже пойду, – буркнул Паоло, которого уже перевязали.

– Даже не заикайся.

– Ну хоть раз в жизни монсеньор может меня послушать!

Их спор прервал Ренцо да Чери:

– Леопард, ради Бога, мне чертовски не хватает людей.

– Иду, – отозвался князь. – Кстати, как Мортимер перенес транспортировку? – спросил он Плюш, прежде чем уйти.

– Милорда де Монтроуза поместили в башню. А он, как только открыл глаза, потребовал себе аркебузу, чтобы сражаться.

– Замечательно, значит, он вне опасности… я сейчас приду его навестить.

Фульвио почувствовал огромное облегчение, узнав, что Мортимеру уже лучше.

Часам к пяти вечера имперские войска предприняли первую атаку на крепость. К счастью, они были плохо организованы, к тому же переоценили свои силы.

Возглавляемые Фульвио и Ренцо канониры и стрелки сбросили врага в Тибр. Немало их осталось лежать и на земле перед крепостью.

– Ур-ра Леопарду! Ур-ра нашему командиру Ренцо! Да здравствует папа! – взревели солдаты, оставшиеся верными папе.

– Они перестроят свои силы и завтра утром повторят атаку, – убежденно сказал Ренцо да Чери.

– Я покину тебя на ночь, друг мой, Ренцо. И если меня не будет на рассвете, это значит…

Фульвио сделал отчаянный жест рукой. Ренцо да Чери потащил князя к просвету между зубцами стены.

– Слушай и смотри.

И он протянул князю подзорную трубу. Из города неслись страшные крики, вопли женщин и детей. Сквозь увеличительное стекло Фульвио разглядывал Рим. Вокруг творилось что-то чудовищное. Церкви, дворцы, жилые дома подверглись грабежу и пожару. На другом берегу Тибра, на площадях были видны повешенные на столбах люди. Некоторых подвергли колесованию. Обезумевшие женщины метались, прижимая к груди детей.