— Когда человек что-нибудь задумает, дона, всегда все устраивается… А я кое-что задумал… Мой сын был хорошим человеком, он не собирался убивать полковника. Я тоже никогда не марал кровью этих рук, — и он показал свои руки, покрытые мозолями от долгих лет работы. — Но моего сына убили…
— И вы?.. — с ужасом произнесла женщина.
Старик повернулся спиной и медленно побрел прочь.
— И в самом деле убьет… — заметил какой-то худой человек.
Музыка снова зазвучала громче в ночном мраке, луна быстро поднималась по небу. Банкомет кивнул головой в знак согласия с замечанием худого пассажира и снова начал сдавать карты. Беременная женщина сжала руку Филомено и почти шопотом сказала:
— Мне страшно…
Гармоника смолкла. А луна все обливалась кровью.
7
В другой группе пассажиров главенствовал Жозе да Рибейра. Он вспоминал случаи из жизни в краю какао, историю за историей. Рассказывая, он то и дело сплевывал; он рад был возможности поговорить, рассказать этим людям то, что знал. Его слушали внимательно, как слушают человека, у которого можно узнать кое-что полезное.
— Я чуть было не раздумала ехать, — сказала невысокая женщина, кормившая грудью ребенка, — услышала, что в этих краях свирепствует лихорадка, от которой погибают даже обезьяны.
Жозе ухмыльнулся, все обернулись к нему. Он заговорил с видом знатока:
— Это правда, дона. Я сам видел столько людей, погибших от лихорадки, сильных людей, которых, казалось, не свалить и лошади. А за три дня лихорадки человек совершенно лишается сил.
— А это не оспа?
— Оспа здесь тоже часто встречается, но я не о ней говорю. Оспа тут бывает всякая, но чаще всего черная оспа, самая опасная. Ни разу я не видел, чтобы даже сильный человек, заболев черной оспой, выжил. Но я не о ней говорю, а о лихорадке; никто толком не знает, что это за лихорадка, как называется эта проклятая болезнь. Она приходит совершенно неожиданно, убивает человека, так что тот и глазом не успевает моргнуть.
— Господи, спаси и помилуй! — промолвила другая женщина.
Жозе сплюнул и продолжал свой рассказ:
— Тут как-то появился один доктор — с дипломом, образованный, такой молоденький, даже еще не брился, красавчик парень. Он объявил, что берется покончить с лихорадкой в Феррадасе. Однако лихорадка еще раньше покончила с ним: вся его красота пропала; это был самый отвратительный труп, который я когда-либо видел. Отвратительнее даже, чем труп Гарангау, которого зарезали в Макакосе; а ведь того всего искромсали — выкололи глаза, вырвали язык, вырезали кожу на груди.
— Зачем же все это с ним, бедненьким, сделали? — спросила женщина, кормившая грудью ребенка.
— Бедненьким? — Жозе да Рибейра рассмеялся, ему это показалось очень забавным. — Бедненьким? Да здесь, на юге, не было страшнее жагунсо, чем Висенте Гарангау. Он только за один день убил в Жупаране семь человек… Самый жестокий злодей, второго такого господь не создал…
На слушателей это произвело впечатление, но человек из Сеара насмешливо заметил:
— Семь — это любимое число лгуна, сеньор Жозе.
Жозе опять рассмеялся и закурил; он не рассердился на шутку.
— Ты ребенок, что ты видел в жизни? А у меня за спиной уже больше полвека, я исходил много земель, десять лет прожил здесь, в этих лесах. Служил солдатом в армии, нагляделся много горя. Но ничто в мире не может сравниться с ужасами, которые творятся здесь. Ты слышал что-нибудь о засадах?
— Еще бы! — воскликнул один из слушателей. — Говорят, там подстерегают друг друга за деревом, чтобы незаметно подстрелить.
— Да, это так. Некоторые негодяи до того дошли, что садятся в засаду, чтобы поспорить с приятелем на десять мильрейсов, с какой стороны будет подстрелена жертва. И первый, кто покажется на дороге, получает заряд свинца, чтобы решить исход пари. Об этом ты слышал?
Человека из Сеара охватила дрожь, какая-то женщина никак не могла поверить:
— Неужели только чтобы выиграть пари?
Жозе да Рибейра сплюнул и сказал:
— Я уже поездил по белу-свету, был солдатом, видел страшные вещи. Но такого, как здесь, нигде и никогда не видел… Это край не только отважных людей, это край легкого заработка. У кого меткий глаз, тому здесь лафа…
— А вы, что вы здесь делаете?
— Я приехал в эти края сержантом полиции, потом обзавелся маленькой плантацией, и она стала приносить мне гораздо больше, чем мои погоны, и вот теперь она меня кормит. Сейчас я ездил в Баию проветриться и купить кое-что необходимое.
— И возвращаешься в третьем классе, папаша? — пошутил парень из Сеара.
Тот снова усмехнулся и признался:
— Белые девчонки съели у меня все деньги, сынок. Единственная женщина у нас в лесу — тигрица… Так что, когда кто-нибудь из нас завидит в столице штата белую девку, у него голова идет кругом… Вот и меня сейчас так очистили, что я остался гол как сокол.
Никто, однако, не отозвался на его слова, потому что в этот момент подошел низкорослый человек в чилийской шляпе и с хлыстом в руке. Жозе обернулся и почтительно поклонился.
— Здравствуйте, сеньор Жука.
— Здравствуй, Зе да Рибейра. Как твоя плантация?
— Да я вот в отъезде уже почти месяц… В этом году, бог даст, вырублю еще леса…
Жука Бадаро кивнул головой на столпившихся пассажиров:
— Ты знаешь этих людей, Зе?
— Вот только сейчас познакомился, сеньор Жука. А в чем дело, позвольте спросить?
Жука вместо ответа подошел к людям поближе и спросил одного из них:
— Ты откуда?
— Из Сеара, хозяин. Из Крато…
— Погонщик?
— Нет, сеньор… У меня была маленькая плантация… — и, не ожидая дальнейших вопросов, пояснил: — засуха ее сгубила.
— Семейный? Одинокий?
— Жена есть, скоро должна родить…
— Хочешь у меня работать?
— Да, сеньор.
Так Жука Бадаро набирал людей; он завербовал банкомета, одного из его партнеров, человека из Сеара, юношу и Антонио Витора, не сводившего глаз с неба, усеянного тысячами звезд. Многим предлагавшим свои услуги Жука, однако, отказывал. Он хорошо разбирался в людях и без особого труда умел отличить тех, кто был пригоден для его фазенд, для завоевания леса, для обработки земли и для охраны возделанных плантаций.
8
Капитан Жоан Магальяэнс велел подать португальского вина. Коммивояжер был не прочь выпить, полковник Феррейринья отказался: на него плохо действовала качка.
— Сильный ветер… Если я выпью вина, меня тут же начнет выворачивать…
— Тогда, может быть, пива? Или коньяку?
Полковник не хотел ничего пить.
Жоан Магальяэнс рассказывал всякие небылицы о своей жизни в Рио: он представился как армейский капитан и богатый делец.
— У меня много домов… И, кроме того, страховых полисов…
Он быстро сочинил историю о наследстве, полученном от тетки-миллионерши, у которой не было детей. Упомянул, как бы невзначай, о видных политических деятелях того времени, якобы его друзьях. С этими людьми он был на «ты», выпивал с ними и играл в карты. Он заявил, что ушел из армии, подал в отставку и теперь путешествует по стране. Он едет из штата Рио-Гранде-до-Сул, намерен добраться до Амазонки. Прежде чем отправиться путешествовать за границу, он хочет хорошенько познакомиться с Бразилией, — не в пример тем, кто, заработав немного денег, тут же отправляется в Париж проматывать их с француженками… Полковник согласился с ним, заявив, что это весьма патриотично, и попутно поинтересовался: правда ли, что эти француженки, живущие в Рио, проделывают чорт знает что, или это только пустая болтовня развращенных людей? Ему рассказывали, что в Рио есть женщины такого рода… Жоан Магальяэнс подтвердил это и начал посвящать полковника в различные скабрезные подробности. Его подхватил коммивояжер, который тоже хотел показать свою осведомленность в этом вопросе (он ездил как-то в Рио, и эта поездка была самым значительным событием в его жизни). Полковник смаковал всю эту мерзость, но все же счел нужным заметить: