В этой официальной части праздника сторонники Орасио участия не принимали. Но сейчас все они, одетые в черные фраки, шагали по дороге в собор, откуда должна была выйти процессия Сан-Жорже, путь которой проходил по центральным улицам города.

Каноник Фрейтас всегда старался быть в стороне от политических распрей полковников. Он не ввязывался в них, ладил и с Бадаро и с Орасио, с префектом Ильеуса и с доктором Жессе. Организовывалась подписка на строительство женского монастырского пансиона, — подписной лист составлялся в двух экземплярах, с тем чтобы ни Синьо Бадаро, ни Орасио не пришлось подписываться вторым. И тот, и другой были удовлетворены, получив бумагу, на которой еще не было ни одной подписи, причем каждый из них думал, что подписывается первым. Эта ловкая политика приводила к тому, что власти и оппозиция были объединены вокруг церкви. Кроме того, каноник Фрейтас был достаточно либеральным, он никогда не возражал против того, что большинство видных полковников состояло в масонской ложе. Правда, он помогал Синьо Бадаро в борьбе, которую тот повел против масонов, избравших Орасио обер-мастером, но не выступал открыто, а всегда оставался в тени. Зато, не таясь, он боролся против культа англичан, против протестантской церкви.

Если жена Орасио оказывала покровительство празднику Санто-Антонио, длившемуся девять дней, то жена Жуки Бадаро и дона Ана покровительствовали празднику Сан-Жорже. Соперники изощрялись в богатстве фейерверка в те дни, когда их жены принимали участие в устройстве празднества. На празднике святой Пасхи каноник Фрейтас поручал одному из них мессу с пением, а другому — заботу об алтаре. Он играл, когда мог, на их соперничестве, а когда это было ему выгодно, старался примирить их.

Затянутые в черные фраки мужчины поджидали на соборной площади женщин, которые торопливо проходили в собор. Вот проследовала Эстер под руку с Орасио; она выглядела очень элегантно в одном из тех платьев, которые напоминали ей времена Баии. Виржилио увидел ее и поздоровался, сняв соломенную шляпу. Орасио помахал рукой, приветствуя его, Эстер кивнула головой.

Люди вокруг перешептывались с язвительными улыбками. Вскоре прошли Синьо и Жука Бадаро. Синьо вел под руку дону Ану. Жука пришел с женой. Наступил черед капитана Жоана Магальяэнса, который появился в сером фраке, выделявшемся на фоне черной одежды мужчин. Он снял цилиндр и склонился, приветствуя Бадаро. Дона Ана прикрыла лицо веером, Синьо дотронулся рукой до шляпы, Жука закричал:

— Ола, капитан!

— У них флирт… — сказала одна из девушек.

Жессе появился весь потный — он почти бежал по улице. Остановился на минуту поговорить с Виржилио и тут же умчался дальше. Важно и торжественно прошел Женаро. Он выступал размеренным шагом, уставившись в землю. Проследовал префект, прошли Манека Дантас и дона Аурисидия с детьми. Теодоро дас Бараунас был одет, как обычно. Только вместо бриджей защитного цвета, заправленных в сапоги, он надел белые, тщательно выглаженные брюки. На мизинце у него блистал огромный брильянт. Появилась и Марго, но она не вошла в церковь, а остановилась на углу площади, беседуя с Мануэлем де Оливейра. Женщины украдкой поглядывали на нее, отпуская замечания по поводу ее одежды и манер.

— Это новая любовница Жуки Бадаро… — сказал кто-то.

— Говорят, раньше она жила с доктором Виржилио…

— Теперь у него есть кое-что получше…

Послышался смех. Поодаль стояли люди с босыми ногами. Церковь была переполнена, народ занял площадь, разлился по улице. Из врат храма вышли каноник Фрейтас и два других священнослужителя. Они стали устанавливать порядок процессии. Впереди — носилки с маленькой статуей младенца Иисуса. Эти носилки несли дети, одетые в белое, четверо мальчиков из лучших семей города. Среди них был, в частности, сын Манеки Дантаса. Носилки двинулись по улице перед собором. За ними шел оркестр и шествовали одетые в форму ученики колледжей под присмотром своих педагогов. Когда они отошли немного, тронулись носилки со статуей девы Марии, уже значительно большего размера. Носилки эти несли девушки, и среди них была дона Ана Бадаро. Проходя мимо Жоана Магальяэнса, она посмотрела на него и улыбнулась. Капитан нашел, что она похожа на богородицу, которую несли на носилках, хотя у доны Аны был смуглый цвет кожи, а статуя была сделана из голубоватого фарфора. Оркестр и дети из колледжей прошли дальше, мужчины стояли на тротуарах со шляпами в руках. За носилками со статуей девы Марии выступали одетые в белое, с голубыми конгрегационными лентами на шее ученицы монастырского пансиона, а за ними шли дамы. Жена Жуки шествовала под руку с мужем, Эстер — с одной из своих подруг, супругой Манеки Дантаса доной Аурисидией, которая приходила в восторг от всего окружающего. После короткого интервала вынесли большие и богато убранные носилки со статуей Сан-Жорже. Святой был огромного размера, он восседал на своем коне, поражая дракона. Носилки несли за передние ручки Орасио и Синьо Бадаро, за задние — доктор Женаро и доктор Жессе, дружески беседовавшие между собой. Орасио и Синьо даже не взглянули друг на друга, они шли в ногу, серьезные, устремив взор вперед. На всех четверых поверх черных фраков были надеты красные мантии.

Позади шествовал каноник Фрейтас с двумя падре по бокам. И за ними — все видные люди города: префект, полицейский инспектор, судья, следователь, несколько адвокатов и врачей, агрономы, полковники и торговцы. Шли Манека Дантас и Феррейринья, Теодоро и доктор Руи. И в заключение двинулась толпа — богомольные старухи, женщины из простонародья, рыбаки, подметальщики улиц, беднота. Женщины несли в руках ботинки, они выполняли обет, данный святому.

Заиграл оркестр, процессия продолжала степенно и медленно двигаться дальше.

Виржилио и капитан Жоан Магальяэнс почти одновременно сошли с тротуара, на котором они стояли, и примкнули к процессии; они оказались совсем рядом со статуей богородицы. Жука Бадаро и Виржилио холодно поздоровались, капитан, подойдя, стал угощать их только что купленными леденцами. У доны Аны чуть покачнулись носилки, когда она обернулась, услышав голос капитана. Некоторые потихоньку засмеялись.

Вокруг Марго собралась группа зевак, глазевших на процессию. Когда мимо проследовали носилки Сан-Жорже, рядом с которыми в ногу шли Синьо Бадаро и Орасио, кто-то заметил:

— Прямо глазам не веришь!.. Полковник Орасио и Синьо Бадаро вместе, рядышком. И доктор Жессе с доктором Женаро… Это просто чудо.

Мануэл де Оливейра на мгновение забыл, что он редактор газеты Бадаро, и произнес:

— Каждый из них возносит Сан-Жорже молитвы, чтобы святой помог ему убить другого… Они молятся и угрожают…

Марго рассмеялась, остальные тоже. И все присоединились к процессии, которая, как необыкновенная змея, медленно ползла по узким улицам Ильеуса. В воздухе взрывались ракеты.

Откуда в безлунной ночи доносятся звуки гитары? Это грустная песня, тоскливая мелодия, в ней поется о смерти. Синьо Бадаро никогда особенно не вслушивался в печальную мелодию и слова песен, распевавшихся в краю какао работниками — неграми, мулатами и белыми. Но сейчас, проезжая по дороге на своем вороном коне, он почувствовал, что эта музыка проникает ему в душу, и, сам не зная почему, вспомнил фигурки на картине, украшающей залу в его усадьбе. Музыка доносилась, наверное, с плантации, из какой-нибудь хижины, затерявшейся среди деревьев какао. Пел мужчина. Синьо не понимал, чего ради негры по ночам часами тренькают на гитаре, когда у них и без того так мало времени для сна. Но музыка доносилась до него на каждом повороте дороги, иногда она была еле слышна, а то вдруг усиливалась, словно играли где-то совсем близко.