9 апреля А. И. Бибиков внезапно умер. По официальной версии — от горячки, по слухам — от яда.
13 мая княжна Елизавета Владимирская выехала из Оберштайна в Венецию, имея в виду попасть в Турцию.
Екатерина II — А. И. Бибикову.
15 марта 1774 г.
Александр Ильич! Письма ваши от 2 марта до рук моих дошли, на которые ответствовать имею, что с сожалением вижу, что злодеи обширно распространились, и весьма опасаюсь, чтоб они не пробрались в Сибирь, также и в Екатеринбургское ведомство. Дела не суще меня веселят… Друга вашего Потемкина весь город определяет быть подполковником в полку Преображенском. Весь город часто лжет, но сей раз весь город я во лжи не оставлю. И вероятие есть, что тому так быть. Но спросишь, какая мне нужда писать к тебе сие? На что ответствую: для забавы. Есть ли б здесь был, не сказала бы. Но прежде, нежели получите сие письмо, дело уже сделано будет. Так не замай же, я первая сама скажу…
Кипела волнениями Оренбургская степь. Готово было откликнуться на каждое восстание Поволжье. Но не лучше обстояло дело и с Сибирью. Глухая окраина, она подчас давала гораздо более острый отклик в Европе, чем события в центральных губерниях. Слишком долго копились там силы недовольных. А недавний бунт Беневского говорил и о возможной организованности, и о четких целях, и о достаточном знании средств, какими эти цели можно было достигнуть.
Венгерский барон Мориц Анадор де Бенев служил в польской конфедерации, был захвачен русскими войсками и сослан на Камчатку в 1769 году. Одновременно в Охотск были сосланы артиллерии полковник Яков Батурин, пытавшийся в 1749 году, в бытность двора в Москве, возвести на престол Петра III, гвардии поручик Панов, армейский капитан Степанов. Вместе с такими же сосланными участниками других антиправительственных заговоров, местными купцами, промышленниками и населением они 25 апреля 1771 года подняли восстание, захватили галиот в гавани Чевакинской, водрузили на нем знамя Павла I и назвались «собранною компаниею для имени его величества Павла Петровича», подписав письменную присягу в верности ему. 12 мая присяга была послана в Сенат, а галиот ушел в плавание к европейским берегам через Курильские острова, Японию, Китай, Мадагаскар вплоть до Франции.
Рапорт иркутского губернатора о случившемся был прислан в Петербург только в начале января 1772 года, когда уже все стало известно через европейские источники. Дипломатическими каналами всякая возможность поддержки восставших в Западной Европе была исключена. Вместе с тем, чтобы по возможности избежать дальнейшей огласки, правительство Екатерины II предложило всем находившимся на галиоте вернуться в Россию на условиях полной амнистии. Одновременно усиленно начали распространяться слухи об агентурной роли де Бенева, который якобы выполнял задания французского правительства.
Все так Но Европа узнала и чем была Сибирь, какими настроениями она жила, скольких несогласных и недовольных имела, казалось, благоденствовавшая монархия великой Екатерины.
[У башкир] злость и жестокосердие с такой яростью вкоренились, что редко живой в полон отдавался, а которые и были захвачены, то некоторые вынимали ножи из карманов и резали людей, их ловивших.
Из донесения полковника Михельсона
После поражений ранней весной 1774 года Емельян Пугачев решил отступить на Яик По мере продвижения его армия пополняется новыми частями. В мае повстанцы занимают ряд крепостей по Верхне-Яицкой линии и начинают движение на Казань. 23 июня Пугачев переправился через Каму и занял большое пространство по камским берегам, Ижевский и Боткинский заводы и 9 июля подошел к Казани. Численность армии повстанцев возросла до 20 000 человек
16 июня 1774 года княжна Елизавета Владимирская в сопровождении Кароля Радзивилла, французских и польских офицеров выехала из Венеции в направлении Турции. 3 июля она прибыла в Рагузу
С 13 по 18 июля продолжался бой между пугачевцами и подошедшими к Казани правительственными войсками. 18 июля Пугачев, потеряв полностью артиллерию и много человек убитыми и ранеными, переправился через Волгу и вышел на Московскую дорогу. Правительством были приняты меры к экстренной обороне Нижнего Новгорода и Москвы. В этих условиях спешно был заключен мир с Турцией.
Екатерина II — А. Г. Орлову. Ораниенбаум. 28 июля 1774 г.
…Вчерашний день здесь у меня ужинал весь дипломатический корпус, и любо было смотреть, какие были рожи на друзей и недрузей; а прямо рады были только датской да английской.
Жажда славы — не она ли оказалась самым большим жизненным просчетом братьев Орловых? Лавры полководцев готовы были увенчать их головы, и как отказаться от должности главнокомандующего русским флотом в турецкой войне, которую получил Алексей? Он никогда не был на флоте, ничего не понимал в морских делах и, начав службу шестнадцати лет солдатом Преображенского полка, без образования, даже без твердых навыков в грамоте, до тех пор ничем ни на военном, ни на каком другом поприще не успел отличиться. Но тем самым Алексею и Федору Орловым с 1770 года приходилось обретаться далеко от Петербурга. Значит, с отъездом Григория на Фокшанский конгресс Екатерина и вовсе получала долгожданную свободу действий. Надо знать ее характер, чтобы быть уверенным: такой возможности эта маленькая женщина с железной волей не могла упустить.
Но в 1774 году положение с Алексеем Орловым было крайне сложным. Он продолжал оставаться далеко от русских берегов, и притом с большим флотом. До его возвращения Екатерина II не намеревалась подавать и виду, что что-то в их отношениях, ее бесконечном доверии могло измениться. Напротив — сердечный тон, доверие во всех (во всех ли?) государственных осложнениях и хлопотах и напряженное ожидание: вернется — не вернется, подчинится или взбунтуется? Решительности, отваги, безрассудства, наконец, Алексею Орлову, непосредственному, как утверждала молва, убийце Петра III, занимать не приходилось. Любить не умел, жалеть не учился, преданности не знал. В этом Екатерина никогда не сомневалась.
Екатерина II — барону Штакельбергу, русскому министру в Польше …Я видела в Ораниенбауме весь дипломатический корпус, и заметила искреннюю радость в одном английском и датском министре; в австрийском и прусском менее. Гишпания ужасалась; Франция, печальная, безмолвная, ходила одна, сложа руки; Швеция не может ни спать, ни есть. Впрочем, мы были скромны и не сказали им ни единого слова о мире; да и какая нужда говорить об нем? Он сам за себя говорит…
Не получив возможности из-за давления правительственных войск двинуться на Москву, Пугачев стремительным маршем в 1200 километров направился к Дону. 20 июля части повстанцев заняли Курмыш, 27 июля — Саранск, 1 августа — Пензу. К этому времени армия Пугачева снова насчитывала около 15 000 человек. 6 августа повстанцы заняли Саратов, 11-го того же месяца — Камышин.
18 августа 1774 года княжна Елизавета отправила письмо командующему русским флотом на Средиземном море А. Г. Орлову. В письме находилось воззвание к русским морякам.
21 августа Пугачев подошел к Царицыну. Стоявшие в городе казаки отказались примкнуть к нему. Узнав о приближении правительственных войск, Пугачев на следующий день направился к Черному Яру, чтобы пройти к Яицкаму городку и расположиться там на зиму.
24 августа 1774 года княжна Елизавета Владимирская написала письма турецкому султану и его первому визирю. Копию письма визирю княжна Елизавета просила переслать Пугачеву и оказать ему всяческую поддержку.
А. Г. Орлов — Екатерине II. 27 сентября 1774 г.
…Желательно, чтоб искоренен был Пугачев, и лучше б того, чтоб пойман был живой, чтоб изыскать чрез него сущую правду. Я все еще в подозрении, не замешались ли тут французы, о чем я в бытность мою докладывал, а теперь меня еще больше подтверждает полученное мною письмо от неизвестного лица; есть ли этакая на свете или нет — того не знаю, а буде есть и хочет не принадлежащего себе, то б я навязал камень ей на шею да в воду.
