– А во сколько вы уезжаете с площади Согласия?

– Кажется, в шесть часов вечера, – неуверенно сказала Надежда.

– Ну хорошо, счастливого пути! Вы – прелестные дамы.

Николя поцеловал им руки. И помахал на прощанье белоснежной бейсболкой, на которой золотыми нитями был вышит морской якорь.

Анна Петровна с Надеждой Алексеевной вернулись в гостиницу около полуночи. Достали пакет красного вина, купленного за полтора евро в супермаркете на Елисейских полях, и решили «выпить еще немного винца». Хоть и пригубили уже по стаканчику за ужином. Они уселись на крошечный балкончик в своем номере, и Анна Петровна сразу взяла инициативу в свои руки.

– Надя, вы позволите мне так вас называть? – по-доброму спросила она.

– Да, конечно. Я не решалась сама вам это предложить. Согласитесь, без отчеств гораздо удобнее общаться друг с другом, – сухо ответила она.

Надя немного напряглась, подумав, что они сейчас начнут либо обсуждать Николя, либо продолжат тему экстрасенсов. «Хотя чего обсуждать Николя! Это смешно. Подумаешь, познакомились в кафе с милым французом, и провели с ним несколько часов. Бесспорно, это мило. Но не более того».

– Привычка. Не обижайтесь. Вы сами много лет работаете в школе. Поэтому знаете, по имени мы редко называем друг друга. – Затем Анна сделала небольшую паузу. Провела рукой по лицу, будто снимая усталость. И сняла очки.

– Надя, я знаю, что вся школа никак не успокоится насчет моего сына. Откуда он взялся, если я никогда не была замужем, и живу совсем одна? – Анна налила в бокал вина, и сделала большой глоток.

– Поверьте, я не из тех, кого страшно интересует чужая личная жизнь. Это исключительно ваше дело, – деликатно сказала Надежда.

Она была буквально ошарашена тем, что сейчас услышала. «Почему Анна Петровна стала об этом говорить? И вообще, к чему этот разговор?»

– Нет, я знаю, что вся школа недолюбливает меня. Конечно, я бываю склочной, стервозной… В общем, не отрицаю этого. Не отрицаю. Но. Петечка не приемный ребенок. Это мой сын. Только мой сын. Вы понимаете? – Она пристально посмотрела на Надежду.

– Боже, о том, что он может быть приемным, поверьте, никто даже и не думал! Всех исключительно интересует вопрос: «Кто его отец?» Потому что вас никто никогда не видел с мужчиной. Город-то у нас маленький. Сами понимаете. – Она смутилась. – Ну, если уж вы хотите «начистоту». Хотя, я не понимаю, почему вы оправдываетесь… – Надежда даже смутилась, сказав это Анне.

– Я не оправдываюсь. Я пытаюсь объяснить. И понимаю, что у нас трудно что-либо скрыть. Но мне это удалось.

– Что, простите? – Надя искренне пока не понимала, что та имеет в виду.

– Ну подумайте, Надя. Подумайте. Если Петя не приемный ребенок. Если меня никто не видел в компании с мужчинами. Значит…

– Вы нашли донора? Вы сделали ЭКО? – Надя наконец догадалась. – И что в этом ужасного? Почему вас это так расстраивает. Мы – современные женщины. На дворе двадцать первый век. Кому какое до этого дело? – возмутилась она. – Боже, неужели вы думаете, что эта информация подорвет вашу репутацию? Я не понимаю, что вас тревожит?

Иногда Надежда была резковата в своих высказываниях. Где-то даже безапелляционной. Отчасти, потому что ко всему в этой жизни относилась не очень серьезно, и всегда считала себя правой. А будучи «отчаянной оптимисткой», никогда не переживала подолгу, и умела испытывать радость от жизни, несмотря ни на что. Она редко оборачивалась назад, а ее любимым девизом был: «Все самое лучшее – впереди!» Она также считала, что все в этой жизни можно получить. Главное – поставить цель, и идти к ней напролом. А неудачи и проблемы – это удел глупых людей. Анна Петровна в этом смысле была полной Надиной противоположностью. Она была типичным пессимистом. Вернее сказать, «отчаянным пессимистом».

– Нет, Надя, вы не понимаете, что меня тревожит. – Анна грустно посмотрела на нее. – Дело не в том, что я скрываю от всех факт ЭКО. А то, что… – Она снова сделала глоток вина. – То, что у меня никогда не было мужчины. Ну, не считая скоротечного романа в институте. Вы не понимаете. Это так стыдно, когда ты одинока. Получается, я какая-то не такая.

– Боже, какая глупость! Что здесь постыдного? Вы самостоятельная, современная женщина. Ну, не встретили пока своего мужчину. Вы еще очень молодая? Вам же нет и сорока.

– Мне 39.

– А мне 49. Исполнилось 17 марта. И ничего. У меня и детей нет.

– И вы не страдаете от одиночества? – Анна с сочувствием посмотрела на Надежду.

– А что страдать. У меня нет времени на страдания, – бодро ответила та. – Летом, например, я на велосипеде по парку катаюсь.

– Но вы же ходили к экстрасенсам. – Анна наконец вернулась к «больной» для Надежды теме. – Вы же хотели изменить ситуацию? Значит?..

– Ничего это не значит. Моя подруга Соня сбила меня с толку. Венец безбрачия. Венец безбрачия. И я, старая дура, пошла его снимать. Поддалась, если честно, мимолетному спаду настроения из-за климакса. И теперь мне чудовищно стыдно за этот поступок. Но откуда вы знаете об этом? – наконец спросила она, сгорая от любопытства.

– Если уж мы начали говорить «начистоту», хорошо, я вам сейчас кое-что расскажу. – Анна допила бокал, и налила себе еще. – Только это останется между нами.

– Вы меня обижаете.

– Нет. Ни в коем случае. Просто. Всякое может быть. Знаете, я страшно себя виню за то, что тогда, простите за жаргон, брякнула относительно Танечки, нашей учительницы географии. У меня было плохое настроение. А тут ее свадьба. Трудно мне, понимаете? Я очень страдаю от одиночества. Годы идут, и я понимаю, что мои шансы убывают с катастрофической скоростью. Мне не следовало говорить, что Таня ходила к Фадам. Но я абсолютно точно знаю, что именно благодаря им она вышла замуж.

Надя внимательно слушала Анну, дожидаясь, когда та наконец «выдаст» свои источники информации.

– Ни о каком привороте речь не идет. Нет, – она повертела головой в разные стороны. – Нет, Таня – очень добрая и честная девушка. Она никогда бы на такое не пошла. С ней работал Роман. Я сама до сих пор не понимаю, как они это делают. Но многие женщины после общения с ними действительно устраивают свою судьбу.

Теперь и Надя допила вино, подлив себе еще полстакана.

– Я – близкая подруга Ольги. Вы должны ее знать. Она – секретарь Фадов, – твердым голосом, сказала Анна.

Тут Надя наконец выдохнула полной грудью. «Ну, теперь ясно, откуда дует ветер!»

– Вы не подумайте ничего плохого, – продолжила Анна. – И Ольга, и Алексей с Ромой всегда соблюдают конфиденциальность. Просто в случае с вами и Татьяной произошла следующая история. Ольга случайно стала свидетельницей разговора экстрасенсов, когда они обсуждали «учительскую тему». Мол, к ним «зачастили» педагоги всех возрастов. Ольга узнала ваши имена, а потом спросила у меня, не из моей ли школы эти женщины. Она подробно описала и вас, и Татьяну. Так я и узнала, что вы обе были у Фадов. А поскольку записываясь по телефону на прием, вы говорите о проблеме, которую хотели бы решить, я знала и причину ваших визитов к экстрасенсам. Не обижайтесь ни на меня, ни на Ольгу. Хотя, я действительно зря сказала в школе, что Таня ходила к ним. Очень зря. Поверьте, я страшно себя за это корю.

– Но почему?.. – Надя хотела задать вопрос, который напрашивался сам собой. Но Анна ее перебила.

– Вы хотите знать, почему я не обратилась к Алексею с Ромой, если знаю Ольгу? – Анна встала и пошла в номер. – Одну минуту. Я хочу покурить.

– Вы курите? – с изумлением спросила Надя. – Я никогда не видела вас курящей.

«Столько откровений за полчаса – это уже слишком! Видимо Париж как-то способствует процессу раскрытия души», – подумала она, провожая взглядом «англичанку» в гостиничный номер.

– Я очень редко курю, – крикнула та из номера. Затем вернулась на балкон с узкой черной пачкой. – Курю только, когда сильно нервничаю. Ну, и если попадаю в какую-нибудь сложную ситуацию. – Она закурила черную тоненькую дамскую сигарету. – Почему я сама не пошла к ним? Дело в том, что я не готова смириться с тем, что у меня есть. А это – главное условие для разрешения любой ситуации. Понимаете?