При этом он, борясь с земным тяготением, успел схватить Снежану за пояс джинсов и лишь затем начал окончательно и бесповоротно падать.

Снежана вскрикнула и громко матюгнулась. Однако малорослик не ослабил хватку. Спустя секунду Снежана вместе со своим барным стулом рухнула на пол рядом с ним. Падение сопровождалось жизнеутверждающим раскатистым грохотом.

Финн, который лишь на минуту отвлекся от Снежаны, конечно, помог несчастной дуре подняться. Однако же он истолковал ситуацию в том духе, что честь его возлюбленной задета дружком Зеленого, притом пьяным в дым!

Финн с плохо сыгранным достоинством поставил на барную стойку свой стакан с B-52, медленно встал со своей табуреточки и, словно бы только ждал повода, принялся метелить несчастного идиота, корчащегося на полу, с яростью, ситуацией нисколько не подразумеваемой. Стало ясно, что это надолго — Финн был молод и неутомим.

«По поводу шкета можно тоже не беспокоиться», — пронеслось в моей голове.

Тем временем третий товарищ Зеленого начал что-то подозревать.

Он напрыгнул на меня сзади и повис на моей многострадальной сталкерской шее.

Я не мог поверить! Этот наглец пытался душить меня своими кривыми грязными пальцами!

Он впился в мой кадык и одновременно с этим принялся орать что-то оскорбительное. Наверное, так у них, в группировке «Свобода», учат обращаться с заслуженными ветеранами Зоны. А может, он пытался меня деморализовать, насмотревшись обучающих рукопашному бою видеокурсов вроде «Стань авторитетом в своем рабочем поселке»?

Надо сказать, освобождение от этого захвата я проходил еще в средней школе, когда посещал бесплатную секцию самбо. Ее вел отставной спецназовец Игнатий Иванович Когтев, человек, сделанный из кремня и стали…

Мысленно послав Когтеву лучик благодарности, я что было мочи лягнул дебила в пах. А когда тот взвыл и ослабил хватку, я вывернулся, отскочил, обернулся, бросился на него и, боднув негодяя головой в лицо, свалил с ног.

Когда же противник оказался на полу, тут уже я отмудохал его по первое число, чтоб другим неповадно было…

Прижав руки к груди в молитвенном жесте, Ильза смотрела на эту экзекуцию из самого темного и дальнего угла туалетного коридора.

По сиянию ее прекрасных глаз я понял: принцесса всецело на моей стороне!

Наконец противник униженно запросил пощады. И я, удовлетворенный полученной сатисфакцией, милосердно отступил. Еще не хватало убить кого-нибудь в Баре! Замаешься потом лавэ ребятам из «Долга» заносить.

Пожалуй, этот несчастный малолетка, имени которого я даже не удосужился узнать, получил не только за неосмотрительный щипок Зеленого. Но и за хамство Молотка, и за наезды Баранова. В общем, огреб за всю свою родную «Свободу» оптом.

Надо сказать, в те минуты мне было абсолютно плевать на то, чего мне и моему клану может стоить эта драка. Я ощущал какую-то переполняющую все мое естество абсолютную свободу.

И абсолютную правоту.

Пока я муссировал в уме тему «Комбат и обуревший от наглости клан „Свобода“», в общем зале началось то, чего я совсем не ожидал, — драка.

И не просто драка, а настоящая Драка — с большой буквы.

Такое я видел всего один раз. И то в кино. Кино было про жизнь в пустынном штате Техас времен Дикого Запада.

Тот эпизод — назовем его «Разборка в салуне», — где смешались в кучу кони, люди, фермеры, индейцы, ковбойцы, сутенеры, официанты и стражи порядка во главе с усатым шерифом, я запомнил навсегда. И уж конечно, не думал не гадал, что нечто подобное мне доведется увидеть и наяву. Чтобы так массово и так безоглядно…

Как видно, неразрешимые вежливостью и иронией противоречия накопились не только в наших с ребятами из клана «Свобода» биографиях.

Как видно, каждому второму в Баре было за что вмазать по сусалам ближнему своему.

Как видно, алкоголя в тот вечер было выпито слишком много и сам он был слишком, что ли, злокачественным…

С громким боевым кличем бродяги «Долга» сцепились с оставшимися за своим столиком пацанами «Свободы».

Бац! — и кто-то зажал ладонью расквашенную губу.

Бац! — и кто-то сложился пополам, потому что, когда бьют в живот, это всегда очень больно.

Мать моя женщина! Кабул и Цыпа, уже изрядно косые, отважно бросились в самоубийственном угаре на тех самых бандосов (или лиц, подозреваемых в бандитизме)!

А здесь у нас что? И кто?

Черный Сталкер свидетель! Среди наемников тоже вспыхнуло пламя пьяной разборки — они сцепились между собой! Трое на трое!

«Забавно, — подумал я, — что это только для случайного взгляда со стороны другие кланы — нечто единое и неделимое, намертво скрепленное общими целями и интересами, а на самом же деле все они снедаемы страстями и уязвимы для внутренних противоречий даже в большей степени, нежели для внешних опасностей».

Даже группа иностранных туристов под водительством старика Шляпы не осталась в стороне от всеобщего боевого безумия. Двое шустрых жилистых мужичков лет сорока пяти прижали к стеночке двух других мужичков, чуть помладше, в клетчатых рубашках и черных бейсболках с одинаковыми надписям «I love NY».

— Fuck you! — неслось из-за столика с туристами.

— Fuck you, you fucking fuck! — отвечали оттуда же.

Американская тетушка-феминистка растянула в фарфоровой улыбке свою загорелую морщинистую физиономию. Ее глаза сияли торжеством. Наконец-то она живет так, как надо! На гребне волны! У бездны мрачной на краю! Среди ополоумевших от ярости самцов! Это так возбуждает, подруги!

Лишь ученые оставались трезвыми среди всеобщего опьянения. Словно ничего не происходит, они сидели за своим угловым столом, трескали чебуреки, прихлебывали текилу и беседовали о своем, о нобелевском.

— Так вот я тогда напряжение пси-поля возле того разлома померил… И намерил целых пятьдесят грофов!

— Хорош заливать!

— На что поспорим?

— На твой горный велосипед!

— Идет!

— Тогда довожу до твоего сведения, Григорий, что ты проиграл свой замечательный горный велосипед. Потому что мой ПДА все логи тех измерений благополучно засейвил. Вот, погляди-ка!

…Примерно в таком духе, да.

А вокруг них летали стулья.

Лопались шрапнельными бомбами бутылки и пивные кружки.

Стонали и ругались матом, вздыхали и попискивали дерущиеся люди.

Разлетались в мелкое крошево сервировочные блюда.

Выворачивали внутренности в нежданном рвотном позыве изможденные пьянством тела.

Трещали по швам брюки.

И так далее…

Драться мне расхотелось так же внезапно, как и захотелось.

Вот будто просто взяли — и где-то глубоко внутри меня вырубили напряжение.

Я вдруг стал кроткий, как ягненок. И миролюбивый, как буддийский монах в оранжевой хламиде.

Я нашел взглядом Ивана и Тополя — все это время они сидели за нашим столиком, потребляли недопотребленное и, уподобляясь ученым, делали вид, что все пучком и происходящее их не касается.

Я помахал им рукой — мол, пробирайтесь к выходу, бродяги.

Иван, конечно, смысла моих пантомим не разобрал. А вот понятливый Тополь — очень даже.

Улучив момент, когда между барной стойкой, под которой спрятался благоразумный Неразлучник, и общим залом Бара, теперь более походящим на спортзал, где проходят спарринги по рукопашному бою, образовалось нечто вроде безопасного коридора, они поставили свои кружки на стол и метнулись к нам с Ильзой.

Забыл сказать, что после того, как ее обидчики были уничтожены морально и физически, принцесса Лихтенштейнская, пользуясь тем, что нас никто не видит в узком и темном туалетном аппендиксе, чмокнула меня в небритую сталкерскую щеку. Это был первый поцелуй венценосной особы в моей нелегкой жизни.

— Ну как вы? Живы? — спросил Иван. Похоже, он не на шутку перетрухнул.

Спрашивал он, конечно, не столько у меня, сколько у Ильзы, но я сделал вид, что об этом не подозреваю. И что тронут его заботой.

— Да живы… — отвечал я, потирая указательным пальцем ушибленную скулу. — Полечил тут троих из «Свободы»… Чтобы учились вести себя с приличными женщинами, — пояснил я.